Читать интересную книгу В обличье вепря - Лоуренс Норфолк

Вскоре после Кэ де ля Рапэ поезд выскакивал из темного тоннеля и — словно запускал сам себя в открытый космос. Тусклый вагонный свет в единый миг смывался потоком солнечных лучей, поезд выгибался влево и тут же вправо, как будто в парке аттракционов. Сол развернулся на сиденье, чтобы взглянуть на воду, в десяти — двадцати метрах внизу, пока колеса выстукивали стальные конструкции моста.

Повернувшись назад, он увидел, что краснолицый обмахиваться перестал. Лицо у него побледнело. Но это была всего лишь одна из сотни других мелких деталей. Следующая станция была — Аустерлиц. Народ, как всегда, начал потихоньку протискиваться к дверям, вежливо вжимая каждый свое тело в наиболее удобную позицию. Людям нужно было успеть на электрички до Дурдана или Сен-Мартен д'Этан — или на поезда до Клермон-Феррана или даже до самой Тулузы. Пятница, вечер.

Рабочему надоело разглядывать собственные башмаки, и он, по-прежнему опасаясь, что люди подумают, будто он пялится на грудь этой девушки (действительно ли Солу всего лишь показалось, что она специально развернула их в сторону рабочего?), выбрал пьяного в качестве очередного объекта внимания. Но смотреть на пьяного и не обращать при этом внимания на краснолицего, который сидел рядом с ним, было невозможно. Смотришь на одного, смотри и на другого. Когда река осталась позади, Сол увидел, как молодой человек повернулся вокруг своей оси и опустил голову, глядя, как завороженный, на пол. Девушка никак на это не отреагировала, но Солу стало интересно, что же могло спровоцировать столь странный маневр.

Что-то тут было не так. Краснолицый перестал быть краснолицым и сильно побледнел. Потом его словно свело конвульсией. Он резко подался вперед, так, словно пытался подняться на ноги, и стряхнул с себя голову пьяного. И тут же, на глазах у Сола, рухнул обратно на сиденье, придавив пьяному голову плечом. Он сидел совершенно прямо, не обращая внимания на эту странную помеху у себя за спиной, и постепенно с лица его исчезали последние следы румянца. Теперь лицо его стало пепельно-серым. Женщина, сидящая напротив, это заметила, но, судя по всему, помощь предлагать не спешила. Пожилая пара обменялась взглядами — и оба тут же опустили глаза. Из тех людей, которые собрались выходить, некоторые наверняка обратили на бизнесмена внимание, но поезд уже въезжал на станцию. Уже через несколько секунд они смогут отжать ручки, двери раскроются, выпустят их наружу и тем освободят от всех и всяческих обязательств. Девушка смотрела в противоположную от Сола сторону; он так и не понял, видела она, что происходит с сидящим рядом с ней человеком, или нет. Тот внезапно схватился за живот, и на сей раз лицо его отчетливо исказила гримаса боли. Его пьяный сосед сочувственно покачался из стороны в сторону. Сол, не привлекая к себе внимания, наблюдал за тем, как линии взглядов тех людей, что находились ближе всего, плетут замысловатую воздушную сеть. Они смотрели в окна, читали рекламные объявления, что-то искали у себя в карманах. Пожалуйста, исчезни, не лезь нам на глаза, умоляли они больного. Голова пьяного ударила его в плечо; и тут же весь вагон с готовностью проникся надеждой, что от удара пьяный проснется, окажется близким знакомым больного человека и, понятное дело, примет на себя всю ответственность за его состояние. Каковое должно было ухудшиться радикально, чтобы хоть кто-нибудь и впрямь решился прийти человеку на помощь. Сол чувствовал, как в вагоне понемногу начинает набухать состояние тревожного — и любопытного — ожидания. Женщина, которая сидела напротив, пристально смотрела на стоящих возле дверей пассажиров. Она явно ждала, что кто-то из них возьмет на себя инициативу. Но поезд уже начал замедлять ход, размытые пятна за окнами превратились в лица людей, ждущих остановки поезда. Пожилая чета, казалось, с головой ушла в истовую — про себя — молитву. Может быть, они ждали, что вмешается девушка (Солу очень хотелось увидеть ее лицо), или рабочий, или даже — он сам. Но никто не двигался с места. Сол подумал, что, вероятнее всего, у бизнесмена случился сердечный приступ.

Потом завизжали тормоза, поезд остановился и, как только пассажиры ринулись наружу, больной попытался встать.

Он подтянулся, ухватившись за ближний к двери поручень, а потом наполовину вывернулся, наполовину вывалился на перрон. Внезапно потеряв опору, пьяный рухнул на пол. Сол встал и выбежал на платформу.

Но больной уже рухнул между обитателями пригородов, столпившимися возле дверей, и те, призванные к действию столь решительным образом, сомкнулись вокруг него, взывая ко врачам, станционному персоналу и полиции. Потом, столь же внезапно, они отпрянули назад. Мужчину вырвало. Он стоял на четвереньках, и изо рта у него ниточкой свисала слюна. Кто-то протянул ему салфетку. Подбежал служащий и начал помогать ему подняться на ноги, одновременно призывая собравшихся отойти подальше, потому что поезд сейчас отправится. Бизнесмен что-то бормотал, пытался не то извиниться, не то объясниться, и ему явно хотелось только одного — уйти отсюда куда подальше.

Еще бы ему не хотелось, прикидывал — уже потом, задним числом — Сол. Тогда же он обратил внимание только на то, что пьяный по-прежнему лежал на полу вагона. Служащий, который, видимо, и должен был вытащить его на платформу, ушел вместе с больным. Входящим в вагон пассажирам только и оставалось, что перешагивать через простертую на полу фигуру. Мужчина в синем комбинезоне нагнулся было, чтобы разбудить его, потрепав по плечу, но остановился он как раз на самом проходе, и те, кто напирал сзади, вынудили его пройти дальше в салон. Двери захлопнулись.

Сол стоял чуть в стороне от места происшествия и смотрел, как поезд набирает ход. И тут вдруг до него дошло — то, что он должен был понять еще тогда, когда «пьяный» упал на пол, или, может быть, еще раньше, когда ему показалось, что тот рассмеялся во сне.

Но и больной, и пьяный принадлежали к числу тех людей, на чьи социально ориентированные сигналы не принято обращать внимание. Отказ в сочувствии был следствием допущенного ими нарушения публично принятых норм поведения. «Больной» это понял, именно на это он и сделал ставку. «Пьяный» был выше общественного понимания. Поезд сообщил часть своей собственной динамики телу, чья голова лежала на плече у больного. Сол уже понял, что «больной» осознал ситуацию гораздо раньше остальных, может быть даже, что и с самого начала. Но решил на время подавить приступ тошноты и, невзирая ни на что, продолжить свой путь. Вероятнее всего, он прикинул, что, в конце концов, «пьяный», чье присутствие ему приходилось терпеть и чье тело навалилось на его собственное, на мертвого пока не похож.

Сол так и не узнал, что в конце концов встревожило оставшихся в вагоне пассажиров. Сигналы, подаваемые мертвым, подумал он позже, ускользают от общественного внимания ничуть не хуже сигналов, подаваемых пьяным. Едва ли не в тот же самый момент, как поезд тронулся с места, хорошо одетая женщина посмотрела вниз, туда, где, уже невидимый Солу, лежал пьяный. И выражение у нее на лице переменилось моментально: раздражение, потом недоумение и тут же, следом, осознание. Она поднялась с сиденья, рот ее пару раз открылся и закрылся. Пожилой мужчина ладонью прикрыл жене глаза. Остальные просто сидели и смотрели. Окна неслись мимо, как кадры отснятого фильма, действие нарастало. Сол видел, как молодой рабочий сделал стремительный шаг в сторону, он явно пытался до чего-то дотянуться. До девушки, решил он, до чего и до кого же еще. Но она уже давно успела перейти в дальнюю часть вагона. Как так вышло, что ни он сам, ни рабочий не обратили на это внимания? Поезд набирал скорость. А вот и она, небрежно оперлась на противоположную дверь. И — никакого внимания трупу, лежащему у ее ног. Она смотрела на Сола.

И он понял. Понял, что пыталась отыскать картина с транспаранта на захламленной и запущенной скотобойне его воспоминаний. Ветер стих. Человек, стоящий на помосте, поймал наконец сбежавшую от него веревку и туго натянул угол полотнища. Сол развернулся и пошел по набережной. Вскоре показался мост Мирабо, за которым уже виден был его дом. Света в окнах не было.

Еще с неделю или около того после происшествия он подбирал со скамеек в парках и с автобусных сидений растрепанные газеты и просматривал те полосы, на которых люди кусают собак, а разлученные в раннем детстве сироты оказываются заблокированными в застрявшем лифте. Какому-то человеку из Клиши предъявлено обвинение в том, что он держал свиней в квартире пятиэтажного дома; сын почтальона обнаружил «несколько комнат, забитых» неотправленными письмами, в доме своего покойного отца, а труппа лилипутов из восточногерманского цирка, отправившегося в турне по европейским городам-побратимам, сбежала в полном составе в Брауншвейге, прямо посреди представления. И — ни единого пьяного бизнесмена, который умер бы во сне в метро в прошлую пятницу, ни единого трупа, который прокатился бы из конца в конец через весь Париж, при том что попутчики всю дорогу либо игнорировали его, либо попросту не замечали. Интересно, что было со всеми этими пассажирами после того, как поезд отошел от Аустерлицкого вокзала, думал Сол. Ему казалось, что они исчезли, уехали по железнодорожной ветке, по которой поезда ходят только в один конец — в страну, где ничего и никогда не происходит. Куда ведут эти рельсы? Зашипели отпущенные тормоза, застучали сочленения между вагонами — по всей длине поезда. Когда вагон поравнялся с ним, он поднял голову.