Читать интересную книгу Не измени себе - Валерий Брумель

216 сантиметров я преодолел с первого раза. Пик Джемс — со второй попытки. Патрик Фул — с третьей. Габидзе, увы, выбыл. Однако сектора он не покинул, остался наблюдать за мной.

Погода начала портиться. Зрители на трибунах заерзали, появились зонты и прозрачные плащ-накидки.

Пока в лидеры соревнований вышел я. По попыткам. За мной Ник Джемс, далее его соотечественник. На стадионе присутствовало множество наших туристов. Они беспрерывно подбадривали меня дружными выкриками и самодельными транспарантами:

«Отступать некуда — позади Москва!», «Буслаев — даешь рекорд!»

Разумеется, это поддерживало меня, однако ни о каком рекорде не могло быть и речи. Только бы вырвать победу. Хоть зубами.

И все же поддержка публики воодушевила меня 218 я вновь перелетел с первой попытки. Меня бросился целовать Габидзе. От радости он едва не плакал. Под гром аплодисментов я принимал его поздравления, но опасался, что радость наша пока преждевременна. За мной неотступно следовали два американца.

Габидзе трудно было обмануться: огромный соревновательный опыт, знание соперников, которые находились со мной в секторе, понимание их состояния, развитие долгого напряженного поединка — все это сразу помогло ему определить истинного победителя. То есть меня.

Он не ошибся.

Когда Ник Джемс перелетел 218 тоже с первого захода, у меня все равно оставался резерв — выигранная попытка на предыдущей высоте. Патрик Фул на 218 выбыл.

Установили 220 сантиметров. Я почувствовал, что не сделаю уже ни одного толкового прыжка. Вдобавок дождь усилился, значительно потемнело. Посматривая на Ника Джемса, я понял, что он тоже не возьмет этой высоты. Американец радовался своей личной победе: с третьего места в Риме он сумел перейти на второе, завоевать серебро. Ник Джемс был явно доволен и не желал больше бороться.

Странно, я неожиданно почувствовал себя обманщиком. Если бы американец знал, что отдает сейчас титул олимпийского чемпиона сопернику, который пребывает сейчас в своей самой наихудшей спортивной форме, он моментально бы собрался и «положил бы меня на обе лопатки».

Закончилось все так, как и следовало ожидать: ни я, ни Ник Джемс высоту не покорили. Мы подошли друг к другу, обменялись крепким рукопожатием.

Спустя некоторое время я стоял на высшей ступени олимпийского пьедестала почета, по обе стороны от меня высились два рослых американца: Ник Джемс на второй тумбе, Патрик Фул на третьей. Несмотря на разную высоту ступенек, наши головы находились на одном уровне.

И вдруг во мне шевельнулась мысль:

«А не пора ли? Вот он, самый удобный момент, когда можно уйти. Уйти непобежденным олимпийским чемпионом и шестикратным рекордсменом мира. Или нет?»

Я не успел себе ответить — над стадионом загремел Гимн Советского Союза.

КАЛИННИКОВ

Больные ко мне ехали со всех концов Союза: из Грузии, Прибалтики, Сибири, Молдавии. Один двенадцатилетний мальчик прикатил из Карелии, притом «зайцем». (У него был врожденный вывих тазобедренного сустава.

Страждущие поджидали меня всюду — у двери кабинета, в коридорах, на улице; даже на лестничной площадке у квартиры. Я постоянно видел их глаза, которые просили только об одном: «Помогите!»

Я наклонял голову, стараясь не смотреть на просителей, отвечал:

— Нет, не могу.

Вне очереди я положил лишь двенадцатилетнего мальчика.

Журналист одной из центральных газет, который побывал в нашей лаборатории, написал статью под названием «Что ответить отцу Толика Н.».

Вот она:

«На хирургическом совете докладывается история болезни шестилетнего Толика Н. Когда он родился, одна ножка была короче на 6 сантиметров, теперь — на 15. Мальчик, опираясь на отцовское плечо, Здоровой ножкой стоит на диване, больной, короткой, болтает в воздухе. Играет.

В Москве ему уже сделали пять операций. Как обычно поступают в таких случаях — брали кость и бедра и пересаживали, в ножку. Пять лет из шести мальчик не снимает гипсового панциря.

Метод доктора Калинникова может помочь такому больному. Все лечение займет всего пять месяцев. Калинников вынужден отказать отцу Толика:

— Поймите, вашего сына мы не можем госпитализировать, у нас очень мало коек.

Отец спокойно его выслушивает, говорит:

— Да, да, я знаю, очередь на десять лет. — И вдруг кричит: — Но в шестнадцать он перестанет быть калекой? Это хоть можно?

Подобных примеров можно привести немало. Вот цифры: за прошлый год в поликлинике у Калинникова было принято 4 678 человек. В очередь на госпитализацию было поставлено только 169. Это самые сложные, самые серьезные, не поддающиеся лечению другими методами случаи. Ждать этим 169 предстоит долго, очень долго.

Очередь не за автомобилями и не за мебельными гарнитурами — за собственными ногами и руками.

Отчего же это происходит?

С одной стороны, Минздрав РСФСР отмечает большое научное значение метода доктора Калинникова и рекомендует его к широкому внедрению в практику здравоохранения.

С другой — это же министерство соглашается с мнением Госплана о нецелесообразности строительства в Сургане крупного научного комплекса.

Пытаясь докопаться до причин, которые объяснили бы столь непоследовательное отношение к работам Калинникова, я обратился к ученым авторитетам. Мне сказали так: универсальных методов в медицине не существует. В одних случаях помогает аппарат Калинникова, в других существуют иные способы лечения.

Совершенно верно, универсальных методов нет. Вероятно, сотням и тысячам больных необходимо другое, некалинниковское лечение. Но я сейчас говорю о тех сотнях и тысячах, которым, по признанию самих медиков, лучше всего помогает аппарат Калинникова и которые этой помощи будут лишены еще долгие годы. Вот о чем я говорю. Пришлось услышать еще и такое: ваша газетная шумиха оказывает Калинникову плохую услугу. В Сургану едут люди, начитавшись ваших легкомысленных статей. Пожалейте их, прекратите раздувать нездоровый ажиотаж.

Согласен, многие сели в поезд, когда прочитали мои статьи о Калинникове. Но Сургана не модный курорт. Едут сюда те, кто с избытком настрадался в больницах, кому другое лечение не принесло, увы, облегчения. Журналисты, поверьте, только будут рады, когда о методе Калинникова не придется больше писать, когда из сенсации он превратится в повседневную практику.

Пока очевидно одно: в стенах проблемной лаборатории доктора Калинникова можно лечить лишь небольшое число больных, но развивать здесь перспективное в медицине направление абсолютно невозможно.

Вот поэтому и нельзя объяснить отцу шестилетнего Толика Н., почему его сын останется калекой еще долгие годы, хотя вылечить его недуг можно уже через пять месяцев!»

Именно так все и обстояло. Проблемная лаборатория продолжала арендовать часть помещения городской больницы, поликлиника наша ютилась в нескольких комнатушках школы-интерната, медико-конструкторское бюро занимало угол прачечной, а виварий располагался в морге.

Запланированное строительство нового корпуса на двести коек затягивалось. По самым оптимистическим подсчетам, оно могло быть завершено только через полтора-два года. Однако больше всего меня беспокоило другое: даже если в Сургане возведут самую огромную в стране больницу, она все равно не поместит всех тяжелобольных. Хоть тресни! Решить проблему можно было только одним способом: не больные должны были прибывать ко мне, а мой метод к ним. В их города, деревни и поселки. Только так!

Многие травматологи это уже понимали. От них, как и от больных, ко мне постоянно поступал поток писем:

«Уважаемый тов. Калинников!

Уже год, как мы организовали межрайонное травматологическое отделение на 40 коек. Районы у нас промышленные, травм очень много, а лечим мы их по старинке: или вытяжением, или вгоняем гвозди, или путем наложения пластинок. Мы надолго укладываем больных в гипс. Больно смотреть на дело рук своих, когда знаешь, что есть более совершенные методы и приемы лечения, а ты ими не владеешь. Мы много слышали о вашем аппарате, но почти не представляем, как им пользоваться. Познакомиться с основными принципами вашего аппарата нам тоже не удается. О нем почему-то крайне мало упоминается в наших медицинских журналах. На свой страх и риск мы попробовали одному пациенту наложить ваш аппарат на голень, но у нас не получилось компрессии. Пришлось от вашего метода отказаться, нам не хочется причинять больным лишние страдания своими неудачами. Нам нужны ваши советы, рекомендации и литература. А главное, нельзя ли нашим 2-З врачам пройти специализацию на базе вашей больницы? И на какой срок? Помогите нам!»

И таких просьб сотни…

Всем я отвечал одно и то же:

«Сообщаю, что специальных курсов усовершенствования врачей в нашей лаборатории нет: Желающих получить специализацию на рабочее место очень много, поэтому приезд иногородних врачей регулируется Минздравом: РСФСР, куда советую вам обратиться. С получением разрешения от Минздрава РСФСР будет решен вопрос о сроках приезда на специализацию вашего врача.