Насколько плохо я поступаю?
А это решится в ближайшие минуты….
Около выхода меня уже ждали. Не пятеро. Шестеро. Шестеро закутанных в теплую одежду стариков с оружием. На меня свои рогатины направлять не стали, напротив — радостно загомонили, хлопнули по плечам, поторопили к еще чуток расширенной щели. Оставив нарты, я послушно протиснулся на ту сторону, оказавшись в снежной пещере, где меня встретил сам Панасий, стоящий чуть впереди еще четверых жителей бункера. Панасий тоже улыбался, но вот его глаза за линзами защитных очков… они были откровенно опечаленными.
— Как рад твоему возвращению, Охотник.
— З-зам-мерз — выдохнул я и поспешно вцепился в протянутую кружку с кофе.
— Еще бы! Столько пробыть там! Знаю твое упорство… но может спустимся? Поешь в нормальных условиях, обогреешься…
— Ага — буднично кивнул я, хлебая горячий кофе и ничего не чувствуя.
В глазах Панасия мелькнуло откровенное облегчение, и он тут же указал рукой на шкив с веревкой:
— Я за тобой.
Допив кофе — мне это потом аукнется — я ткнул пальцем в термос и получил его без всяких возражений. Еще через пару минут я уже скользил вдоль стены, спускаясь к приветственно светящейся стеклянной колесницы. Стоило мне коснуться ледяного пола, как карабины услужливо отстегнули, меня бережно подхватили под локти и повлекли к дрезине. Кто-то незнакомый за спиной успокаивающе произнес:
— Твои вещи уже спускают, Охотник.
Быстро они…
Вслух я не сказал ничего, продолжая играть роль уставшего, замершего и ничего не соображающего. Когда в машину забросили мои пожитки, я никак не отреагировал. И из своей роли я не выходил всю дорогу, медленно отогреваясь, жуя застывшими губами мясо, жуя печенья и конфеты, запивая все кофе. Я не ел. Я заправлялся горючкой для следующих действий и боялся только одного — лишь бы не провалиться в сон. Так устал и замерз, что даже кофе не поможет…
Сопровождающие меня молчали — их было четверо — но все улыбались, протягивали еще и еще угощение. Я улыбался в ответ и ни о чем не спрашивал, зная, что так и так мне все сообщат. Так и случилось, как только я вновь оказался в «купе», где спал прошлой ночью.
— Тут такое дело… — тяжело вздохнул сутулый старик в слишком большом для него свитере — Мы глубоко благодарны тебе, Охотник… но дальше там мы… мы в общем сами… дело в том, что…
— А? — я взглянул на него так сонно, что тот все понял и с великим облегчением всплеснув руками, указал на кровать.
— Отдыхай. Потом поговорим…
— Потом — вяло кивнул я, опускаясь на кровать — Потом…
Жестком отказавшись от помощи в раздевании, еще одним красноречивым движением я выразил свое следующее желание и понятливый луковианец ушел, обронив, что через минут пять подадут горячий суп и чай. Я не ответил, сидя на краю кровати и осоловело глядя в пол.
— Дальше мы сами — пробормотал я с кривой усмешкой, как только убедился, что остался один.
Поднявшись, едва не охнув от боли в коленях, я подхватил с кровати сверток с личными вещами, бросил его на стоящие у стены нарты и ровным шагом пошел по узкому нисходящему коридору.
Каковы мои шансы?
Понятия не имею. Но здесь задерживаться я не стану — меня не факт утаивания гнал прочь, а инстинкт самосохранения. Я только что обнаружил телепортационное устройство. Скоро его найдут луковианцы. И сообщат в «головной офис», не забыв упомянуть, что один чужак в курсе этого великого открытия. Как поступают с нежелательными свидетелями? Меня может даже не убьют. Но просидеть всю жизнь под домашним арестом у ласковых луковианцев — ласковых ли? — я не собирался.
Пройдя через «теплицу» и «трупную прихожую», я натолкнулся на группу из трех стариков, что удивленно потеснились. Мягко улыбнувшись им, протащил мимо нарты, свернул, толкнул дверь и… вывалился в дышащую морозом темень, что тут же швырнула мне в лицо горсть колкого снега.
Избегая эмоций, буквально давя их, я натянул снегоступы и двинулся вниз, взяв курс на пещеру, где спрятал вездеход. Я несу у груди бурю… настоящую бурю… и важно сделать все правильно… и быстро…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Быстрее… быстрее…
Глава 8
Я человек обстоятельный. Я человек обстоятельный…
Снова всплыла у меня в голове эта мысль.
А может утверждение?
Или это надежда, что пытается укрепить мою пошатнувшуюся уверенность в том, что я человек обстоятельный, а не панически убегающий воришка?
Нет… это просто мантра, что вспыхивает и гаснет в моем до предела усталом и одновременно перевозбужденном разуме. Я слишком долго не спал, слишком много времени провел в промороженном могильнике, слишком много было выпито кофе и слишком много сладкого съедено. Вот и закономерный результат — я нахожусь в каком-то пограничном состоянии и вижу все исключительно в черно-белых цветах. Никаких других цветов и даже оттенков.
Белый снег. Черная ночь. Белые пальцы. Черные рычаги. Белое дыхание. И черный шепот Столпа…
Потряхивая головой, нещадно кусая себя за губы, сидя за рычагами управления вездехода, всматриваясь в круговерть метели, я шел практически вслепую. Меня спасала карта, где были отмечены столь характерные и крупные объекты, которые можно было различить даже в вечном здешнем сумраке.
По правую сторону от меня за стеклами кокпита мерцала громада Столпа, чей шепот звучал в моей голове в такт метельному завыванию. Шепот был настойчив. Шепот изо всех сил старался достучаться до меня, уйти с периферии сознания и занять почетное центральное место. И сегодня этот тихий устрашающий голосок был как нельзя близок к своей цели. Я устал так сильно, что почти не мог сопротивляться. А сопротивление тут одно — надо просто глубоко задуматься над чем-то таким, что действительно поглотит все твое внимание, вытеснив на задворки усталость, боль, испуг или же такое вот ментальное воздействие.
Обычно у меня это получалось. Но сейчас, пока меня потряхивало за рычагами вездехода, пока я боролся с подкатывающей тошнотой, морщась от странных болезненных всполохов где-то у дна глазных яблок, я мог делать только одно — нудно повторять какую-нибудь мантру.
Я человек обстоятельный…
Я человек обстоятельный…
Ощущение, будто я не спал двое суток, все это время поглощая огромные дозы энергетика… А теперь добрался до кровати, лег, закрыл глаза, но… не тут-то было — заснуть уже не получается. Перенапряженная ЦНС взбунтовалась, трясясь в нейролихорадке… Зато можно смотреть порождаемое собственными глазами — или мозгом? — яркое световое шоу, пытаясь найти в бесформенных белых пятнах что-то знакомое и одновременно безумное вроде раздавленной птицы заглатывающей человека… Как раз такое вот только что вроде и увидел — в левом глазу…
Глухо рассмеявшись, я опять встряхнул головой и… испытал огромное облегчение. Перевозбуждение прошло. Его отголоски еще остались, меня по-прежнему потрясывало, но главное — я наконец-то взял над собой контроль точно так же, как взял в руки рычаги вездехода. Я снова управляю собой. Жаль, что давящая как стальная балка усталость никуда не делась, но чуток отступила, когда я поклялся сам себе, что обязательно устрою себе долгий пассивный отдых. Хотя усталость — не проблема. Я умею справляться даже с самой тяжелой усталостью. Лишь бы не провалиться внезапно в сон — в подобном состоянии организм вполне в состоянии выкинуть такой вот фортель и я обмякну в кресле сам того не поняв…
Сделав глоток воды, я сверился с картой и перешел на повышенный скоростной режим. Следующее, что я сделал так это разделся до свитера, бросив спертый «предохранитель» на сиденье рядом и накрыв его одеждой. Секунду подумав, вытащил его и положил сверху — чтобы постоянно видеть. Пусть он занимает мой разум, а не черный холодный шепот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Запихнув в рот пластинку вяленого медвежьего мяса, я медленно начал жевать, борясь с тошнотой и желанием выплюнуть его. Справившись с этим, я заставил себя сделать кое-что еще — и очень важное.