– Так как же иначе объяснить все эти его таланты?
– А что из им содеянного тебя больше всего удивило?
– Да хоть бы и схемы винтовок, – влез герцог. – Профессор Вышнеградский сообщил, что ничего подобного в мире еще не делается.
– Так и слава богу, Георг! Слава богу! Быть может, у нас в кои-то веки появится что-то стоящее. Или вы считаете, Герман Густавович не мог сам это придумать?
– Вышнеградский…
– Да поди ты со своим Вышнеградским… Спроси вон лучше нашего нового Сперанского, откуда ему выдумалось этакое-то? А? Что скажешь, Лерхе?
Все уставились на меня. Где-то в глубине дворца гулко били полночь напольные часы. Очень хотелось, чтобы великий князь Константин превратился в тыкву, а все остальные, кроме меня, – в крыс. Готов был даже оставить башмак на ступенях ради такого дела. Но что-то сказка не торопилась становиться былью. Царь оказался параноиком, герцог – скептиком, а генерал-адмирал – матерщинником. А я как был балбесом, так и остался.
– Кто же из охотников об оружии не думает? Чистил после боя «спенсерку», да и выдумал, – пожал плечами я. – А к границе меня его превосходительство генерал-лейтенант направил. Там и о торговле с Внешней Монголией задумался. Когда же выяснил, что иностранным купцам на нашу территорию никак попадать без паспортов невозможно, а таможенного поста там и не было никогда, о вольной торговой зоне задумался. – И, спохватившись, добавил: – Ваше императорское величество.
– И что? – присовокупив пару непечатных слов, засмеялся Константин. – Голова светлая, вот и смог. Что еще надо? Когда мастера сделают образцы тех ружей да попробуем, как получилось, так и удивляться станем. Сейчас-то что?
– Взрывчатка? – кивнул, соглашаясь с доводами царева брата, герцог.
– Ты, милостивый государь, адское зелье сам делал? Мои адмиралы до сих пор от слова «зипетрил» вздрагивают и крестятся. В старую баржу полпуда всего положили, а бревна в щепки разметало. Что головой трясешь, как мерин? Словами скажи.
– Нет, ваше императорское высочество. Я только в письме к профессору Зинину высказал идею, а делали они с Петрушевским. Вот папки и скрепки – это я сам.
– Папки и скрепки знаешь куда… Господа, неужто не видно? Он просто знает, кому что поручить, чтобы своего добиться. И бьюсь об заклад, от масонов у этого господина только идеи в голове. И отличные, скажу я вам, идеи! Так что вместо того, чтобы допросы ему тут устраивать, о прожектах бы порасспросили. Интересные, скажу я вам, дела предлагает! Забрал бы я его к себе, так ведь отказываться примется. В Сибирь свою обратно просится.
– Да неужто?! Что ж его там так держит? – вскинулся Николай Николаевич. – Многие дорого бы дали ради чина в столице…
– Что держит, Коля? Так деньги и держат! Весьма, я тебе скажу, большие деньги! Ты вот посмотри только, как он с твоим Асташевым дружен. Банк с ним в доле намерен открыть. А женится на дочери тайного советника Якобсона, еще и в приисках участие иметь станет. Путь на юг, к Китаю, поди, не одной лишь пользой Отечеству строит. И там что-то полезное видит. – Я даже вздрогнул, услышав характерное для штабс-капитана Принтца слово. Наверняка отчеты разведчика среди прочих бумаг тоже на столе императора имелись. – В скорой прибыльности чугунной дороги я, честно сказать, сомневаюсь, но это, полагаю, оттого, что в документах, поданных с прожектом, что-то недоговаривается. Так что я, пожалуй, рискну и подпишусь на некоторое число акций. Ты, Николай, я слышал, уже?
– Я?! Я – да. Уже, – смутился непонятно отчего младший брат.
– Ну вот. И как же он к чинам в столицу от такого-то дела оторвется? Я бы его и в ведомстве Рейтерна предпочел бы видеть, и в Государственном Совете место бы нашел. А то и у Граббе…
– Ну уж в Морское министерство-то куда?
Меня обсуждали так, словно я был породистой лошадью на аукционе. Приятно, конечно, когда признают твои таланты. Совсем неплохо иметь такого покровителя, как великий князь Константин. С его появлением в царском кабинете даже дышать стало как-то легче. Но отчего-то чувствовал я себя шахматной фигуркой, которую всесильный игрок меланхолично крутит между пальцами, прежде чем сделать ход.
– Да хоть бы и в кораблестроительный технический комитет. Этого Лерхе Господь наградил способностью видеть не только беду, но и способы ее преодолеть. Мы вот прибрежные плавучие батареи строим. А быть может, нужно что-то иное? Эй, Герман Густавович! О будущем флота российского вы не задумывались? – Константин притащил кресло, уселся точно напротив меня и закинул ногу на ногу. Приготовился, должно быть, к долгому разговору. И, наверное, от этого выглядел совершенно разочарованным, когда я молча пожал плечами. Флотом я никогда не интересовался. И еще мне очень не понравилось, как он выделил слово «будущее». – Так как же защитить наши протяженные берега? – еще раз попытался генерал-адмирал.
– Заминировать? – предположил я. – Забросать узкие места целыми полями мин с миноносок?
– Что за миноноски?
Ой мамочка! Опять я вылез, как гриб у тропинки. И ведь не отцепится теперь.
– Корабль, который перевозит мины, разве не так именуется, ваше императорское высочество?
– Гм… Так ведь долго это… Враг нас ждать не станет, пока мы глубины вымеряем да заряды на якоря поставим. Да еще каждую мину в отдельности и на шлюпках… А ежели волнение на море?
Пришлось снова пожимать плечами. Понятия не имею, как оно там все происходит.
– Может быть, заряды, как вагоны на рельсы поставить? Да и сбрасывать сзади…
– С юта?
– С юта, ваше императорское высочество?
– Задняя часть корабля называется ютом.
Гера тут же принялся объяснять, что это от голландского «hut» – зад, задняя часть. Только мне-то что с того? Пусть хоть хвостом называется, если им так удобно. Я ж разве против?
– Мины… Торпеды… Я ничего в этом не смыслю, ваше императорское высочество.
– Торпеды?
– Самодвижущиеся мины… Или я что-то путаю? Я действительно хотел бы вернуться в Томск. Разве я не заслужил такой вашей, ваше императорское величество, милости?
– А наследник? – устало выговорил император, успев, впрочем, сверкнуть в мою сторону глазами, – вопросы прозвучали упреками. – О нем-то, о его… нездоровье вы как из своей Сибири выведали?
Константин, столь же высокий и длинноногий, как и его царственный брат, вскочил, сделал два шага и склонился к уху Александра.
– Никса? – удивленно вскинул брови царь, выслушав особое мнение своего энергичного младшего родственника.
– И твой фрондер считает нашего Германа человеком Николая, – тихонько добавил князь. – Так что, Саша, оставь ты его. Ничего он тебе о том не скажет. Лгать опять станет и изворачиваться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});