Читать интересную книгу Матрица - Валерий Смирнов

– Что вы думаете, Малыш, о современной эстраде?

– Я вообще-то небольшой специалист, с детства увлекался джазом. Теперь вижу, ошибался. Эпоха джаза прошла, теперь на эстраде вокально-инструментальные ансамбли. Характеризуются прежде всего обедненной полифоничностью. Исчезли духовые инструменты практически, скрипичная группа, фортепиано, остались струнные, ударные, может где-то саксофон. Все это привело к обедненной музыке, вокалу. В ресторане «Алма-Ата», где мы сидели, был хороший джаз в десять инструментов, два певца – мужчина и женщина. Теперь шесть инструментов и одна певица. Скоро и этого не будет. Я сам играю в ресторане – четыре инструмента и, наверно, скоро разгонят.

– А почему?

– Джаз, во-первых, дело дорогое, а во-вторых, нужны новые композиции, а их нет. А на старом материале далеко не уедешь.

– А вокал, что вы скажете о вокале?

– Самодеятельность голимая. Ни у кого не работают легкие, нет правильного дыхания. Вокалист тянет горлом, рвет связки- это значит голос не поставлен. А голос тебе может поставить только профессор в консерватории. Вокалист на эстраде поет с придыханием. Вы слыхали когда-нибудь, чтобы тенор в опере или оперетте пел с придыханием? А этим можно.

– Короче, вы за классику.

– Да, классика мне нравится.

– А вот современные голоса, какие вам нравятся?

Малыш задумывается:

– Только с точки зрения джазового музыканта – Андрей Миронов и Людмила Гурченко. Первый фокстрот-тенор, а вторая джазовое сопрано. Вы слыхали о Европейской программе – это бальные танцы. Два фокстрота, два вальса и танго. Так вот, петь эту программу может только фокстрот. Это такой тенор, у которого есть акцент, по которому его можно узнать из сотни других теноров. Лучше всего родиться с таким акцентом. У Миронова как раз такой акцент. У него и голос не поставлен, и поет с придыханием, и мимо микрофона, а акцент изумительный. Все неправильно, а все вместе великолепно. Его даже оперетта заметила. Поет партию с таким голосом – «Небесные ласточки». А про Гурченко и говорить нечего. С ее голосом только зеленые мелодии.

Знал бы Малыш зачем его пытает Валет.

Это случилось на первой неделе. Валет проснулся ночью от странных звуков: кто-то тихонько плакал. Разумеется, это был Малыш.

– В чем дело, – встревожился Валет.

– Руки, – весь в слезах отвечал тот. Выяснилось – потянул связки на лопате. Валет поднял правый отсек.

Прораб, сынок, быстренько в рощу, нарви лопухов, да побольше листы, Валет включи газ, приготовь кипяток, – скомандовал Чиф. – Не плачь, Малыш, вылечим тебя. День, два – все пройдет.

Мягкими лапами он обмотал руки Малыша распаренными лопухами, плотно забинтовав их. Малыша, на пока, определили на кухню. Этот случай странным образом сблизил Валета с Малышом.

В воскресенье завели выходной. В субботу трудились до двух. После пяти убирались. Чиф переодевался в чистое и уходил на центральную, у него там появилась зазноба.

Не хочешь со мной, сынок. И для тебя бабенка найдется.

– Тяги нету, – бурчал Прораб.

– Тогда останешься за старшего. Всем отдыхать.

И грачи разваливались на диванах. Валялись без движения, набирались новых сил. Блаженное ничегонеделание. Чиф появлялся в воскресение вечером, подтягивал к себе Прораба и обои утыкались в график. Май мелькнул – не заметили.

Картина восьмая

Следующее событие произошло уже в июне. У грачей уже стояла одна коробка, возводили другую В один из дней показалась кавалькада автобусов. Три автобуса были разукрашены воздушными шарами, бумажными гирляндами, в окнах мальчишки, девчонки. С песнями и плясками они проехали мимо грачей и завернули за холм. Студенты – догадались грачи. Тут же за ними рванули грузовики со стройматериалами, появилась строительная техника. Там что-то заухало, заскрежетало. И очень скоро лагерь посетила первая студенческая депутация. Прямо с холма, загребая песок ногами, спускалось несколько парней в куртках ССО, впереди шел комиссар. Низенький, плюгавый, бесцветный, но в погонах – две большие звезды.

– Привет грачам! – вскинул он руки. – Давайте знакомиться. Мы ваши соседи.

Все расслабились, Чиф сел на ящик, закурил, комиссар присел рядом.

– Сколько вас?

– Восемьдесят человек.

– Надолго?

– До октября месяца. Административный корпус будем строить.

– Не развалится он после вас? – насмешливо спросил Чиф.

Комиссар захохотал.

– Что у вас с водой, у нас нет воды.

– Техническая вон, полный бак. Там кубов двести, а питьевую вам должны привозить.

– Нам техническая нужна.

– Берите. Водовоз у вас есть?

– Дадут. А что вы строите, сколько вас?

– А вот все перед тобой. А строим мы коттеджи для начальства. Место козырное – роща, свой глубинный насос, своя скважина.

– Глянуть можно?

Студенты прошли по площадке, глянули во все дыры.

– Повезло вам, грачины. Тут роща, а мы на солнцепеке.

Обращение «грачины» очень не понравилось всем. Вырисовывался облик комиссара – нагловатого хамского типа. Студенты ушли так же через холм, загребая ногами песок.

– Видал я таких, – сплюнул Прораб. – Перестарок. Такие на курсах по десять лет держатся. Все комиссарят, деньги делают, объедают братву.

К студентам заладили комиссии, там действительно что-то развертывалось, но грачам одно неудовольствие. Водовозка непрерывно у них торчала, да и комиссии стали заворачивать к ним. Но, как бы там ни было, а стройка шла.

Картина восемь:

Это было уже в июле. Был воскресный день – день отдыха. И Прораб решил сходить на речку, исследовать ее. Он заготовил удочку, решил половить рыбку. Часиков в десять он уже был на речке. Речка была с быстрым течением, но были и затоны. Он нашел один такой и закинул удочку. Поначалу не клевало. Прораб искал глубину, нашел и потянуло. Первый подлещик, второй. Он весело закидывал удочку. На его беду та же самая мысль пришла в голову студентам. Двое крепеньких парней шло по берегу, непрерывно закидывая удочки. Конечно, они наткнулись на Прораба.

– Эй, ребята,= встретил их Прораб. – Вы бы спустились ниже, там тоже затоны есть.

– Нам и здесь неплохо. – язвительно заметил один и закинул удочку. Второй плюхнул рядом. Как на зло, Прораб подсек еще одну рыбешку. Пока он отстегивал ее, наглецы встали на его место.

– Пацаны, это по хамски.

– Вали отсюда, грачина.

– Что ты сказал?

– Что слыхал, – пацан под восемьдесят килограмм скалил зубы.

Короткий удар в печень и он на земле. Второй бросился на нашего героя, тот просто подставил бедро и второй улетел в воду. Пыхтя от злости, Прораб сломал их удочки, порвал лески и, подхватив свой улов, ушел. В лагерь он пришел шипя, как раскаленный утюг. Далее прошел на кухню и принялся чистить рыбу. На обед была уха. К вечеру прибыл Чиф. Он сидел на ящике и занимался самым мирным трудом на свете – подшивал иглой с суровой ниткой тапочки домашние, которые у всех развалились, потому что были китайскими. Вечерело и вот с холма опять депутация, во главе комиссар.

– Вот этот, вот ваш – вытянул он руку- избил наших двоих!

Чиф удивленно поднял глаза.

– Сынок, Прораб, ну-ка иди сюда. Объясняй.

Прораб еще не отошел от горячки. С пылом, жаром он начал говорить, сопровождая текст, размахивая руками.

– А почему я ему должен верить? – взвился комиссар.

– А потому что я ему верю, – ответствовал Чиф. – Парнишка немножко знает джиу-джитсу, но человек он порядочный, приличный человек. И сам по себе он не мог напасть на двух человек. А почему ты их с собой не привел, сейчас бы и разобрались. Что за манера. Он здесь, а твоих нету. Они что, в лежачем состоянии. Может сходить, проверить?

– Не стоит, – сплюнул сквозь зубы комиссар. Но мы предупреждаем…

Тут уже завело Чифа:

– Слышь ты, комиссар. Ты научись себя прилично вести. Приходя в гости, надо говорить «здравствуйте». Тебя учили этому, или ты на помойке воспитывался?

Толпа недовольно загудела.

– И угрожать – последнее дело. Ты понял меня? А теперь пошел вон! – И Чиф встал во весь свой могучий рост.

Депутация удалилась, ругаясь и отплевываясь, так же через холм.

– Молодец, сынок. Ты правильно поступил. Себя не опозорил и нас тоже. Но на глаза им не попадайся. – подытожил Чиф.

Картина девятая

В лагере появился телевизор маленький цветной – баскарма прислал. Прораб установил его в тени вагончика. Был Воскресный день, вечер и все сидели перед телевизором, смотрели фильм – «Мистер Икс». Валет сидел позади всех. Самая лирическая сцена – дуэт Этьена и Теодоры на озере, в лодке. И тут Валета прихватило, он схватил себя за горло, приглушая звуки, несшиеся из груди. Страстно захотелось встать, расправиться во весь рост и запеть во все легкие. Он давно уже заметил в себе эту страсть и знал, что у него тенор и тенор лирический. Он таил в себе это чувство, но оно прорывалось на волю само собой. Он тяжело задышал и отошел за вагончик, спрятался. Фильм закончился. Следом пошло «Очевидное, невероятное». Речь держал Капица, говорили про теорему Ферма, потом пошел фильм – Кайдановский в роли Люцифера и математик. Математик загадал ему эту теорему. Чем дело кончилось известно, но тут возмутился Прораб – не может быть, чтобы такая личность не знала решение этой задачи. Он был так же неграмотен как Люцифер из фильма. Он сбегал за вагончик и записал мелом прямо на нем формулировку: