Читать интересную книгу Дело № 1. Приговорить нельзя оправдать - Антон Паладин

«Данный мобильный телефон не был обнаружен и у Невезухина, тогда где же этот мобильник?» – обратил внимание Пилатов.

– Результатом судебно-медицинской экспертизы.

– Результатом судебно-биологической экспертизы, которая показала, что на лезвии ножа, найденного на месте происшествия, имеются потожировые следы и следы крови, по групповой принадлежности совпадающие с группой крови обвиняемого.

– Показаниями свидетелей Лёлькина Абрама Моисеевича и Болькяна Ашота Ованесовича, которые были приглашены в качестве понятых при освидетельствовании задержанного Невезухина И. В.

– Протоколом обыска квартиры, где проживал обвиняемый Невезухин И. В.

– Результатами трассологической экспертизы, согласно которым недалеко от трупа убитого обнаружены следы обуви, соответствующие подошвам обуви, в которую был обут обвиняемый в момент задержания.

– Свидетельством о разрешении на торговлю алкоголем в кафе-баре «Радуга»…

Пилатов снова не выдержал и выругался вслух: он ещё мог с трудом понять упоминание об обыске в квартире обвиняемого, при котором ничего не нашли, но что может доказывать в этом деле «разрешение на торговлю алкоголем» в баре?!

Судья пролистал ещё несколько страниц, но на них не нашёл ничего существенного, кроме фамилий непонятных свидетелей и списка каких-то малозначимых документов.

– Ой, а Вы уже здесь, уважаемый Пантелеймон Пилипович? – спросила незаметно вошедшая в кабинет пожилая судья Лариса Матвеевна Маслова.

– Ах, это Вы?! Драгоценнейшая Лариса Матвевна! – оторвавшись от документов, поздоровался с коллегой Пилатов.

– Гляжу, Вы всё стращаетесь изучением дел острожных, Пантелеймон Пилипович? – спросила Маслова, снимая весеннее пальто.

– Да уж, стращаемся-с, драгоценнейшая Лариса Матвевна!

Маслова обожала творчество Достоевского, и на старости лет (а ей исполнилось уже шестьдесят четыре года) предпочитала изъясняться исключительно на языке классиков русской литературы позапрошлого века. Пилатов из уважения к возрасту подыгрывал причудам старушки.

– Ох, не бережете Вы себя, милейший! Так ведь и с инфарктом Микарда на пенсию уйдете…

– Миокарда, любезнейшая Лариса Матвевна! – с улыбкой судья поправил старушку. – А что делать-то прикажете-с, коли такое в державе творится?

– Да, воля Ваша, Вы всенепременно правы! Вот, скажите пожалуйста-с, случай намедни представился! Дело вчера слушали ужасное…

– Что за дело? – с интересом спросил судья.

– Ой, и не спрашивайте! Страшное дело – негодяй один невинную девицу снасиловал! Мы с госпожой из прокуратуры аж расплакались в кабинетах после заседания, так нас рассказ потерпевшей поразил! Ох, бедняжечка, как же можно было так издеваться над несчастным дитятком!

– Развращение малолетних? – уточнил Пантелеймон Пилипович.

– Нет, Боже упаси, этого ещё не хватало! Однако девочке всего-то двадцать с лишком лет давеча исполнилось… Такая молодая, а уже инвалидность, ох…

– Так сильно избили?

– Нет, нет! Там всё хуже, гораздо хуже!

– Так что же?

– У бедняжки тяжелейшая психологическая травма – после случившегося ходить не может. Да, да, последствия шока! Представляете, в коляске на суд привезли-с!

– Так что же всё-таки случилось? – продолжал допытываться Пилатов.

– Ой, а как бедненькая плакала, так растрогала нас своим повествованием, что я аж решение сразу вынести не смогла! Десять лет строгого режима, и то, пожалуй, мало для такого негодника! Вот представьте себе, любезнейший Пантелеймон Пилипович, она стояла себе на автобусной остановке… а этот негодяй, нет, ну Вы только подумайте – она ведь гуляла с ним пару раз в парке до этого случая… а этот негодяй увидел её там одну и возгорел нечестивым желанием! Завёл в кусты и вынул… Ой, как же это сказать, срам-то какой! – Маслова наклонилось к Пилатову и тихо шепнула:

– В общем, склонил он её к оральному лобызанию! Представляете! – старушка отодвинулась от судьи и уставилась на него с намерением насладиться возникающим на его лице выражением ужаса. Однако увидев, что вместо охов, вздохов и широко открытых глаз лицо судьи выражает глубокую сосредоточенность и задумчивость, Маслова решила, что её речь не произвела должного эффекта, и напомнила Пилатову о трагических последствиях инцидента:

– Бедняжка, у неё до сих пор такой шок, что она ходить не может-с… Она ж после того случая неделю из дому не выходила, в постели лежала, мучилась! А вот теперь совсем ходить перестала, у неё и справка есть!

– Справка? – переспросил Пилатов.

– Да, справка! Врачи пишут, что у девочки «стресс»!

– А что подсудимый – сознался? – уточнил судья.

– Ой, да какое там! Негодяй ещё тот! Говорит, что она сама… Да я эту тварь дрожащую, что возомнила, якобы право имеет, и слушать не желаю! Нет, ну Вы представляете себе, уважаемый Пантелеймон Пилипович – он заявляет, что ни к чему бедняжку не принуждал, и что она сама попросилась… а потом говорит… нет, ну как он может такое про бедняжку говорить-то, Вы бы её видели, это ж ангел, спустившийся с небес, это ж невинная овечка… а этот негодник про неё… что она сама захотела в рот… ой! – осеклась Маслова и покраснела от того, что едва не сказала вслух страшное слово. – И вот, он заявляет, что она потом с него деньги потребовала, а он и не дал, а она на него, мол, заявление и подала! – задыхаясь от волнения, продолжала старушка. – И как же ему ещё наглости хватает заявлять такое?!

– Ну а что же эксперты? Свидетели есть? – уточнил Пилатов.

– Ой, да какие ж там эксперты? Бедняжка тогда так разволновалась, что месяц в депрессии лежала, лишь потом нашла в себе силы на подлеца этого, на тварь дрожащую, заявить в милицию!

– Да уж, подлец человек! – кивнул Пилатов, а про себя закончил цитату из произведения излюбленного писателя своей собеседницы: «…и подлец тот, кто его подлецом называет!»

– Ох, Достоевский! – ахнула и причмокнула губами Маслова. – Великий гуманист! Как же Вы правы, любезнейший Пантелеймон Пилипович. – Однако хорошо, что прокуратура под свой контроль дело взяла! Милиция ведь два раза отказные по делу давала… А прокурорша, милейшая женщина, между прочим, прониклась несчастьем бедной девочки!

– Скорее прониклась возможной долей дохода с парня! – пробормотал себе под нос Пилатов, но так, чтобы Маслова его не услышала, и, немного подумав, спросил вслух:

– А, кстати, кто же сей благородный государственный обвинитель?

– Так ведь Елизавета Пална, и никто иначе-с! Милейшая, к слову сказать, женщина, широчайшей души человек! – всплеснула руками Маслова.

– Да-да, действительно широчайшей! – ответил Пилатов, мысленно улыбаясь комплименту Масловой в сторону её подруги: судья прекрасно помнил крупногабаритную служительницу древнеримской богини Юстиции со злыми, черными почти крысиными глазками. Он не раз встречал Елизавету Павловну на рассматриваемых им делах в качестве государственного обвинителя и помнил, как обозлена эта очень-очень полная женщина, страдающая от катастрофического дефицита как обаяния, так и внимания со стороны сильной половины человечества. За это она, по видимому, и вымещала свою злость и обиду на мужчинах, попавших волею судьбы или злого рока на скамью подсудимых.

– Широчайшей! – ещё раз кивнула Маслова. – И всегда на праздники поздравит, и о здоровье справится, дай Бог ей долгих лет жизни!

– Но, всё-таки, разве Вам не кажется, что посадить человека на основании одних лишь слов «потерпевшей» неправильно! А если она парня оговорила?

Конец ознакомительного фрагмента.