Читать интересную книгу Жермини Ласерте. Братья Земганно. Актриса Фостен - Эдмон Гонкур

В 1864 году после продолжительной болезни умерла служанка Гонкуров Роза Маленгр. Она была очень предана братьям, и они искренне горевали о ней. Ее постепенное угасание и смерть вызвали взволнованные записи в гонкуровском «Дневнике». После смерти Розы выяснилось, что она вела двойную жизнь: у нее было множество любовных похождений, она втайне предавалась разврату и пьянству. История Розы дала толчок замыслу романа «Жермини Ласерте». Но на этот раз подлинный, взятый из жизни факт был художественно преображен авторами, домышлен и поднят до значительного обобщения. Благодаря этому более глубоким смыслом наполнились описания, в которых были особенно сильны Гонкуры, и книга в целом стала крупным литературным явлением. В предисловии, носящем характер литературного манифеста, Гонкуры декларировали свои взгляды на задачи современного романа. Повторив вслед за Бальзаком, что роман должен быть «историей современных нравов», они провозгласили необходимость сближения его с наукой. Свою книгу, которую они назвали «суровой и чистой», представляющей собой «клинический анализ Любви», Гонкуры противопоставили книгам «утешительным и болеутоляющим». Они заявили, что считают уместным и своевременным ввести в литературу «низшие классы», привлечь внимание к их горестям и бедствиям. Свое обращение к низам общества, к уродствам жизни они мотивировали гуманистическими соображениями и рассматривали предпринятое ими вторжение в эту новую для литературы область как вызов «баловням судьбы». Впоследствии Эдмон де Гонкур не раз отмечал в «Дневнике», что они с братом создали книгу, которая явилась образцом для того, что позднее стали называть «натурализмом», «письмом с натуры», «школой человеческого документа». Эта претензия имела основания. Действительно, в «Жермини Ласерте» была соблюдена «документальная» достоверность — и не только в сюжете: Гонкуры изучали «на месте» среду, описанную в романе, часами бродили по окраинам Парижа, посещали кафешантаны, народные балы, «меблирашки», молочные лавки, кладбищенские углы, где хоронили бедняков, наблюдали типы и тут же заносили в тетрадку живые впечатления от увиденного. Развращенный до мозга костей хлыщ Жюпийон и его лавочница-мамаша, цинично эксплуатирующие Жермини, проститутка Адель, маляр Готрюш списаны с натуры, хотя за этими образами и не стоят определенные лица. Для образа хозяйки Жермини, мадемуазель де Варандейль, прототипом послужила тетка Гонкуров, мадемуазель де Курмон. В характере самой Жермини воспроизведены многие черты Розы. Большую роль в романе играет патологическая физиология. Именно Гонкуры впервые в литературе признали за физиологией значение одного из важнейших регуляторов человеческого поведения. Эта идея была в дальнейшем развита «натуралистической школой»; «физиологическое» объяснение поступков личности натуралисты считали подлинно научным, — это заблуждение они заимствовали у позитивистской философии, которая не делала различия между естественной и социальной средой и рассматривала человека как существо по преимуществу биологическое. Молодой Золя в восторженной статье, посвященной «Жермини Ласерте», писал: «Единственный серьезный упрек, который можно было бы бросить роману «Жермини Ласерте», состоит в утверждении, что это — роман медицинский, повествующий о любопытном случае истерии. Но я не думаю, чтобы авторы хоть на мгновение пожалели о том, что уделили такое большое место физиологическим наблюдениям. Конечно, их героиня — больная, ее гложут два недуга — сердечный и телесный. Авторы изучили одновременно тот и другой, так в чем же тут беда, скажите на милость! Разве роман не есть изображение жизни и разве тело настолько презренно, что о нем и говорить не стоит? Оно играет немалую роль в делах этого мира и, право же, заслуживает некоторого внимания, — особенно когда оно ведет душу к погибели, когда оно является причиной целой драмы».

Через три года после появления романа Гонкуров, в 1867 году, Золя публикует свой роман «Тереза Ракен», построенный исключительно на физиологической основе. В нем угрызения совести супругов-убийц рассматриваются лишь как «продукт» патологического состояния нервной системы. Позже, в серии романов «Ругон-Маккары», Золя, продолжая придавать серьезное значение физиологическому началу в человеке, переносит центр тяжести на факторы социальные, да и сама физиология предстает как изменчивая в зависимости от воздействия среды. Благодаря этому Золя смог в «Ругон-Маккарах» подняться до вершин реализма, показать существенные черты буржуазного общества и сурово осудить его. Гонкуры не сумели сделать этого с такой же силой в «Жермини Ласерте» в значительной степени потому, что чрезмерно сосредоточили внимание на патологической физиологии, но все же их роман наполнен социальным содержанием и по основной тенденции для своего времени прогрессивен. Уже одно то, что произведение это безрадостно и мрачно, что оно показывает Париж отнюдь не с парадной стороны, выставляет на свет грязь его темных углов, его «дна», было дерзким вызовом буржуазной «благопристойности». Недаром консервативная пресса обрушилась на роман, клеймя его авторов за «пристрастие к гнусностям», за «извращенное воображение», за «бесстыдство» в изображении пороков.

Несчастная, опускающаяся все ниже и ниже Жермини, конечно, больная, но самый ее недуг развивается под влиянием горьких унижений, он представляет собой страшное искривление первоначально чистой, благородной натуры в результате искалеченной жизни, оплеванной любви, попранного материнства. Простые, естественные потребности женского сердца не могут найти себе удовлетворения в среде, изъеденной пороками капиталистического города, одержимой низменными эгоистическими страстями. Никому нет дела до того, что происходит в душе такого неприметного существа, как Жермини, до ее человеческого достоинства. Даже добрая мадемуазель де Варандейль ценит Жермини лишь как исправную служанку и не подозревает, что в ней могут бушевать неистовые чувства, что и она способна испытывать мучительные нравственные страдания. Сломленная Жермини деградирует морально и физически, ее настигает жалкий конец на больничной койке; погребенная в общей могиле без креста, она не оставляет никакого следа своего пребывания на земле.

Горестная судьба Жермини, «маленького человека», задушенного бесчеловечным обществом, говорила о неблагополучии в социальной жизни. Роман наносил удар по казенному оптимизму, будоражил общественную совесть.

Композиционно роман крепко слажен, все его элементы уравновешены. Он строится как последовательный рассказ о все более низком — ступень за ступенью — падении Жермини. Описания в нем тесно связаны с развитием сюжета, и оттого выигрывает их действенность. В описаниях внешнего мира Гонкуры не только точны, но и поэтичны. Они замечательно владеют искусством живописной нюансировки цветов, передачи движения, изменчивых состояний. Картина бала в «Черном шаре» — превосходная тому иллюстрация. Гонкуры всегда выражали неприязнь к дагерротипным изображениям и к восковым фигурам. Их описания — не мертвые инвентарные перечисления, а схваченная на лету, запечатленная в своей текучести живая действительность; они приобретают особую выразительность, насыщаются поэзией благодаря оригинальным сравнениям, необычным эпитетам. «Редкий эпитет — марка для писателя», — заметили Гонкуры в своем «Дневнике». Добиваясь живости, теплоты изображения, фиксируя переходные, мимолетные состояния, Гонкуры кладут начало тому направлению в литературе, которое не оформилось как особая школа, но отчетливо проявилось к концу века и, ввиду общности художественных принципов со школой импрессионизма в живописи, получило в литературной критике то же название. Гонкуры сделали только некоторые шаги по пути к импрессионизму, вначале более робко, потом смелее. Со временем в их стиле стало появляться все больше отвлеченных существительных, образованных ими самими от прилагательных, в чем выразился характерный для импрессионизма предпочтительный интерес к впечатлениям от качеств предметов, — скорее, чем к самим предметам как таковым. Гонкуры гордились своим слогом, называли его «артистическим письмом», видели в нем главное средство художественного воспроизведения объективного мира и свое отличие от серого бытописательства некоторых современных романистов, которые, называя себя реалистами, пренебрегали художественной формой. О слоге Гонкуров очень выразительно и точно высказался в цитированной статье Золя: «Сама литературная манера авторов, их стиль тяготеет к крайностям — в нем выражается то, что можно назвать духовным и физическим сверхвозбуждением. Этот стиль представляет собою смесь откровенной натуральности и изысканности, изящества и грубости, — он напоминает страстную, сбивчивую речь больного». Гонкуры не были сторонниками такой филигранной отделки фразы, какая характерна для Флобера. Схватывание впечатлений на лету, непосредственное воспроизведение «кусков жизни» во всей их случайности и неупорядоченности, требовали разомкнутой, противоречиво составленной фразы, «нервного» синтаксиса и самой разнообразной лексики. Гонкуры вводили в свои произведения жаргонные словечки, профессиональные термины, характерные для той или иной социальной среды, вульгаризмы и словесные обороты, взятые из просторечья. Они щеголяли знанием специфического языка сцены, цирка, цыганского табора, парижских бульваров; ловили только начинающие входить в обиход непривычные слова, которые обозначали новые, возникавшие на глазах у писателей явления жизни. Романы братьев пестрят такими колоритными терминами, которые они зрительно выделяли курсивом.