Читать интересную книгу Записки палеонтолога. По следам предков - Николай Верещагин

Наиболее продуктивными по содержанию костей грызунов и рыб неизменно оказывались пляжи, словно присыпанные белой крошкой из обломков раковинок дрейсен — Dreissensia polymorpha. На горизонтальных площадках и площадочках таких пляжей по отмывкам крупнозернистого песка обычно встречались челюсти крупных плейстоценовых сусликов, желтых пеструшек, тушканчиков, пищух — сеноставок. Как попадали остатки этих типичных сухолюбов-степняков во влажную луговую пойму? Ответ на это мы получали почти на каждом километре извивающейся реки. По ее долине с юга на север и с севера на юг много тысячелетий подряд шел пролет хищных птиц: луней, канюков, подорликов, орлов. Большинство из них, проголодавшись по дороге, летало охотиться в степь и полупустыню, но на ночевку и отдых устраивалось на крупных деревьях, окаймляющих пойменные старицы и озера. Здесь, проснувшись утром, птицы выплевывали непереваренные комки шерсти и косточки грызунов, так называемые погадки, которые, падая в воду или на землю, замывались на протяжении тысячелетий в наносах реки. Вот эти-то косточки, приобретя за тысячелетия в пойменных отложениях благородный плейстоценовый загар, и отмывались теперь струями современного Урала вместе с мелкой щебенкой и обломками ракушек. Громов, восседая с орнитологическим дневником на передней банке «Сайги», увидев очередной припудренный ракушкой пляж, начинал нетерпеливо набивать мозоли на глутеусах, предвкушая богатые сборы палеонтологической мелочи. На этой почве у нас возникали и пререкания, так как, страхуя себя от возможных случайностей и задержек, а особливо поломок винта и мотора, я предлагал вести выборочное обследование таких пляжей. Времени у нас было в обрез. Поэтому, игнорируя досадливые вздохи напарника, я иногда прибавлял газку, придерживая лодку посередине фарватера.

Поселок Индер на левом берегу оказался уже в совсем безлесной полупустыне и был уныл со своими серыми постройками и скудными причалами. Для нас его достоинство заключалось лишь в том, что здесь удалось без бюрократической возни пополнить по открытому листу наши запасы бензина и моторного масла.

Через день мы приблизились к невысокому яру на правом берегу. В отвесной стенке серых суглинков виднелись какие-то желтоватые включения, темные прямоугольники выемок — бывших подвалов, раскрашенные глазурованные изразцы, кирпичи, кости и правильные светло-желтые кругляши. При ближайшем рассмотрении оказалось, что последние — всего-навсего темечки человеческих черепов. Их было много там, где стенка, подмываемая рекой, обваливалась заново. Все это были жалкие остатки замытых дождями и размываемых теперь рекой развалин глинобитных строений столицы ногайского хана. Столица та называлась Сараиль-Джадита, т. е. Новый Сарай (рис. 3).

По историческим сведениям, этот Сарай, или Сарайчик, был богат награбленным добром, скотом и рабами. Здесь были роскошные бани, дворцы и гаремы военачальников, но в 1580 г. большой отряд казаков, воспользовавшись уходом основного войска, разрушил городишко, уложив в схватке несколько тысяч человек. На противоположном левом, отмелом берегу, среди перемытых и переотложенных остатков помоек — костей коров, баранов и лошадей, тут и там валялись потемневшие широкоскулые черепные коробки со следами сабельных ударов.

Мы с уважением рассматривали эти свидетельства человеческих распрей и вспышек ярости. Впрочем, палеонтологов трогает и изумляет только время да изменчивость жизненных форм под влиянием меняющейся среды в бесконечной поступи планеты (рис. 4).

Рис. 3. В стенке обрыва тут и там белели темечки черепов. Фото автора, 1950.

Между тем приближался октябрь, и ночи становились все холоднее. Вода похолодала настолько, что наше купанье прекратилось. Чувствовалось влияние огромных арало-каспийских пустынь с востока. Дождей по-прежнему не было, и стояла ровная, сухая, солнечная и лунная погода, так что ставить палатку на ночь нам не было нужды. Мы просто расстилали спальные мешки на брезенте, покрывающем пружинистую кучу свеженарезанных тальниковых ветвей. Приготовление такого ложа было ежевечерней священной обязанностью Громова, и за это я как капитан судна присудил ему степень матроса 1-й степени и ... постельничьего.

За три ходовых дня до Гурьева на нас еще засветло неожиданно напали какие-то невероятно агрессивные комары. Река текла здесь в низких безлесных берегах, и до горизонта всюду расстилалась слабобугристая полупустыня с песчаным овсом и сизыми полынями. Костеносных пляжей больше уже не встречалось — мы были в зоне послеледниковых трансгрессий моря, и страницы жизни мамонтовой фауны были погребены здесь под его наносами.

Комары, очевидно, были затащены столь далеко в пустыню сильной моряной из каспийских камышей и теперь буквально цеплялись за каждый жалкий кустик прибрежного тальника и степного бурьяна. К вечеру второго дня они стали просто невыносимы. Таких злобных тварей из этой публики встречать еще не приходилось, а мы не имели никаких средств защиты. Как на грех, безуспешно разыскивая местечко повеселее, мы проплыли слишком долго и остановились на ночлег уже в темноте на какой-то совершенно голой отмели. Поздно спохватившись, мы решили соорудить общий полог из куска марли. Отбиваясь от атакующих кровопийц, мы примерились к кромкам полотнищ и приступили к шитью. Нитки вдевались в иголки относительно легко на просвет полной лупы, но шов делался на ощупь. Громкие и тихие ругательства перемежались со шлепками. Минут через десять мы сошлись в одной точке — и над пустыней разнеслись новые проклятия, теперь уже взаимные: вместо широкого полотнища получился пропеллер, так как оказалось, что каждый сшивал противолежащие кромки. В отчаянии мы забрались с головой в свои спальные мешки, затянув их сколько было сил, но двукрылые остервенели настолько, что проникали по складкам через три чехла подобно блохам и ухитрялись впиваться даже в ноги.

Как и чего ради пытались кормиться столь поздно осенью эти субтильные создания, было совсем неясно, и мы до сих пор не получили на это членораздельного ответа от прикладных энтомологов.

На двадцать пятый день путешествия ранним солнечным утром, измученные комарами, но гордые от выполнения маршрута, мы въезжали в Гурьев на своем перегруженном костеносце. Задернованные берега возвышались здесь всего на полтора метра над водой. Из окна окраинного домика высунулся заспанный полураздетый хозяин и деловито стал сучить что-то руками. Внезапно из воды выскочил желто-серебристый сазан килограмма на четыре весом и упруго запрыгал по траве. Через несколько секунд он скрылся в темпом провале окна. Мы восхитились вначале такому простому способу самоснабжения и успеху утренней рыбалки, но вернее всего, что рыба, предназначенная для утреннего завтрака, сидела с вечера на кукане, дожидаясь своего жалкого конца на шипящей сковородке.

Рис. 4. На отмели левого берега лежали черепа древних вояк со следами сабельных ударов. Фото автора, 1950.

Дня через три мы продали по дешевке нашу верную «Сайгу» местным авиаторам. Упаковавшись и сдав коллекции, мотор и снаряжение в багаж водным путем, мы с боем отвоевали у команды футболистов два места на маленький самолетик до Астрахани. Первый палеонтологический разрез через зоны степи и полупустыни был с успехом выполнен.

Обработка палеонтологических коллекций и привязка добытых данных к современным ландшафтным зонам рассказали нам о сдвигах границ прикаспийских пустынь, полупустынь и степей на протяжении нескольких последних десятков тысячелетий. Собранные материалы послужили основой для дальнейшей работы. Видовой состав и соотношение костей крупных видов зверей мамонтовой фауны, косточек различных грызунов, например полевок — пожирателей сочной травы — и засухоустойчивых зерноедов: тушканчиков, песчанок, отчетливо показывали поэтапное оживление и опустынивание равнин Прикаспия, освобождавшихся из-под морских вод в послеледниковую эпоху. Представилась даже возможность палеонтологического обоснования истории возникновения в северном Прикаспии устойчивого очага чумных эпизоотий, главными носителями которых были суслики и песчанки.

Собранные нами обломки неолитической керамики с ямочным орнаментом, изящные микролитические наконечники стрел и ножевидные кремневые пластинки свидетельствовали также о яркой вспышке человеческой культуры в эпоху расселения каких-то племен по северному Прикаспию несколько тысячелетий тому назад. В коллекционных лотках лежали как бы новые странички далекой истории животного мира и древнего народа степных пространств юго-востока великой Русской равнины.

Загадки «хижин» из костей мамонтов

Дома из бутылок, из консервных банок, бочек из-под бензина и других подручных материалов уже не изумляют нас ни эксцентричностью, ни оригинальностью исполнений. Труднее представить себе хижину из черепов мамонтов.