Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А может это, ну, посвященный высших степеней?
– Я бы почувствовал посвященного. Волхвы такое чувствуют. О, я тут остаюсь. Прошу вас зайти ко мне домой и передать моим дочерям следующее. Раз в сутки, утром, пусть приносят сюда воду и еду. Да, пару одеял, спички, фонарик, мою специальную мандалу и мои специальные четки пусть тоже принесут. Носки шерстяные. Ну пока все. Идите немедленно. Вам может быть нанесен вред. Непосвященным вообще не стоит подходить к дольмену ближе трехсот метров. Все. Идите, ничего слышать не хочу. И видеть.
И волхв вытолкнул Вячеслава из узла невидимых миру энергий, задернул брезентовый полог и замер под каменным сводом в позе утроенной чуткости. Вячеслав не успел намекнуть Девясилу, что грибы неплохо бы поделить. Собирали-то вместе, а складывали-то в одну рубашку. А еще, он не успел обратить внимание посвященного на процарапанный в камне над лежбищем православный восьмиконечный крестик.
Утешился этруск по дороге домой на полянке с огромными боровиками. Вячеслав не знал грибов, но это были именно боровики – большие, крепкие и очень съедобные. По примеру Девясила он снял рубашку, застегнул на все пуговицы и завязал узлом у воротника. Наполнив этрусский мешок, Вячеслав вышел из леса.
Волхвушек он застал не одних. Они поили травяным чаем гостя – огромного мужика совершенно не этрусского вида. Мужик Вячеславу обрадовался и представился верховным князем-правителем всех этрусков северного полушария Богуславом Мравинским.
– Мы, Мравинские три тысячи лет уже традиционно князи-правители. В роду у нас всегда по мужской линии один сын Богуслав, и один долг – служить благу Этрусии.
– Князь нам картошки принес, – произнесла зеленая с искорками.
– Настоятельно рекомендую всем этрусским семьям покопаться в заброшенных огородах. Мы с сыном нашли картошку и чеснок. Картошка мелкая. Наверное, выродилась. Необходимо создать посевной фонд!
– А у вас что? Грибы! Какие красивые.
И зеленая с искорками отобрав грибы у вновь пришедшего рассыпала их на столе.
– Девочки, перебирать! Мыть и чистить. Будем варить суп. А вас как зовут?
– Вячеслав…
– Какое красивое имя. А нас Маша, Даша и Тамара.
– Спасибо. У меня поручение от вашего отца.
И Вячеслав рассказал о дольмене, и о пожеланиях волхва.
Мравинский был счастлив.
– Теперь в Этрусии есть свой отшельник! Власть светская и власть духовная. Возрождение! Настоятельно рекомендую всем этрускам нести сюда от своих столов, что кто может, а девушки будут навещать нашего оракула и передавать нам его откровения!
– Да, конечно, но я все-таки пойду. Там дома жена и дети одни. До свидания. Рад знакомству.
Грибы было жалко. Даже не грибы, как предмет, а общей, семейной радости по поводу необычной еды. Однако величие Этрусии, каким-то неуловимым образом, зависит от щедрой раздачи всего всем, и прямо противостоит любой, даже самой невинной, алчности. Вячеслав о величии много не знал, но всякий раз, как и теперь, нес домой острое ощущение чистой совести.
.12
Без осознания Бога, как реальной, везде и всегда присутствующей, неравнодушной, любящей Личности, нет и неравнодушного ко всему и всегда любящего человека. Вообще, нет любви, как принципа, если Бога нет.
Общее благо не ради любви, а ради удобств – бессмыслица, которой засеяны сейчас многие и многие головы, избравшие свободной волей себе в удел брюшко, членчик, и мозговую тщу. Жаль, что удел сей в могиле сгниет у каждого в свой срок, но у всех неизбежно.
Чудом необходимо признать неосознанно любящих, тех, кто живет по Евангелию, а о Евангелии и не слышали. Что заставляет неверующего поступать против собственных выгод? Говорят, генетическая память, то есть верующие предки. А еще, говорят, совесть, то есть глас Божий.
Агния плакала. Рыбы, которых принесли дети, сверкали и пахли травой. Сковородку нашли, но не было масла. Ничего, она испечет их на костре. Муж смотрел так, что невозможно было не плакать. Дети галдели и носились по двору так, что невозможно было не плакать. Закат над долиной был такой, что невозможно. Агния плакала от любви.
Черный джин построил кровати и заменил фанерками разбитые стекла. Он действительно ничего не взял взамен, даже хозяйкино «огромное спасибо» попросил отдать кому-нибудь другому. Сказал, что придет утром и исчез.
Ра и Лю пытались объяснить маме что-то про кислород, что-то про вывернутых наизнанку рыбок, что-то про белую мякоть в зеленых орехах и о горьких ореховых червяках, и о скользких камнях под водопадом, и еще о многом невероятно важном. Закат же мешался с дымом костра и во всем была простая, как удар сердца, как красное яблоко, правда.
.13
Дорога – часть речи зависящая от ударения. А на Руси сейчас и дороги лучше, и дураков меньше. Повывела дураков эпоха дикого рынка. Одно из самых прекрасных туземных качеств – доверчивость, что среди белых долихоцефалов только у русских до последнего сохранялась, канула в сказку.
В языке лишнего нет. Без до-верия, и вера не придет. Потому дураком доверчивого только бессовестный назовет. Не надо бы дикому рынку на Руси русских калечить. Не полезно цивилизованным людям в дикостях участвовать.
Красная «копейка» с холодильником на крыше шла по трассе «М4» Москва – Краснодар – Новороссийск. На подходе к станице Павловской, что у развилки на Владикавказ, на дорогу вышел страус. Страус был большой, а голова его была маленькая. Он напал на красного ревущего зверя, что бежал быстро, но был ниже, а значит слабее.
Страус умер, а копейку вынесло за обочину и положило на бок. Когда Рудомаха очнулся, он лежал возле мертвой птицы. Два натуральных армянина тихо спорили на неизвестном языке. Один, что повыше, опирался на длинную палку с петлей на конце. Рудомаха сел и застонал.
– Жив, дорогой! Не плачь, сейчас трактор будет, сейчас все будет!
– Молчи, Вагран. Уважаемый, как ты себя чувствуешь?
– Голова болит…
– Конечно, болит! Такая авария страшная, дорогой! Сейчас к доктору поедем! Все вылечим!
– Молчи, Вагран. Уважаемый, как тебя зовут?
– Андрей Юрьевич Рудомаха, следователь… Бывший.
– Как бывший? Кто тебя бывшим сделал?! У меня племянник в Ростове, в прокуратуре! Мы тебя главным следователем сделаем, дорогой!
– Молчи, Вагран. Андрей Юрьевич, сейчас трактор приедет, твою машину на колеса поставит, скотину эту на него погрузим и я тебя к врачу отвезу. Тут недалеко ехать.
– Спасибо. Откуда здесь страус?
– Это армянский страус, дорогой! Смотри какое перо! А ляжки, ляжки! Только у нас такие страусы!
– Молчи, Вагран. С фермы сбежал. Ферма здесь страусиная недалеко. Мы, с Ваграном – погоня. Хорошо, что успели дорезать теплого – мясо не пропало.
– Мясо, дорогой, пальчики оближешь! Для тебя шашлык из страуса сейчас буду делать! Такой шашлык! Такое вино! Что доктор, Вагран тебя на ноги поставит, на двадцать лет больше жить будешь!
– Молчи, Вагран. Встать сможешь, Андрей Юрьевич? Вон трактор уже идет. Ты куда ехал, расскажи.
.14
Люди считают себя источниками мнений и идей, но всегда являются только носителями заложенного извне. Не генерирует человек ничего из себя, только выбирает для себя. Именно тот или иной выбор говорит о величии или о ничтожестве каждого конкретного человека.
Девясил замерз. Рваное одеяло не грело, а дрова собирать было уже темно. Посвященные высших степеней на связь не вышли. Были звуки, но волхв сильно подозревал, что это звуки леса. Река шумела. Девясил знал, что боровики можно есть сырыми, и съел два гриба. Без соли было не вкусно.
Простые стихии затаились и не выказывали себя, а неведомое приближалось. Волхв осязал шорох судьбы. Наваливалось извне нечто непреодолимое, неотвратимое. Такое, что если не сможешь отвернуться, не одолеешь. А как тут отвернешься, если оно уже входит. И ты заперт в каменной волхоловке.
Нечто вошло в форме черного человека в остроконечной шапочке. Черный человек повел носом и пронзил горящими глазами дрожащего в углу Девясила:
– Мерзнешь бес? В аду теплее? Так и сгинь, – и монах осенил угол троеперстным крестом.
– Не сгинул? Значит Богом попущено тебе, меня этой ночью смущать, свинорыльце?
– Ом! Мани! Падме! Хум!
– Как тебя зовут, мне без разницы.
Монах встал на колени перед процарапанным в камне над ложем восьмиконечным крестиком.
– Не лобзание Тебе приношу, яко Иуда, но как разбойник исповедую Тя. Помяни мя Господи во царствии Твоем.
И монах со своего самодельного жизненного креста стал каяться распятому людьми Богу. Он плакал, бился головой о землю и признавался в таких грехах, что у Девясила волосы на голове дыбом вставали. Волхв пребывал на грани обморока. Черный человек оказался омерзительным чудовищем из антимира.
- Гимны забытых созданий - Вета Янева - Русская современная проза
- История одной семьи - Римма Выговская - Русская современная проза
- Жили или не жили. Старые сказки на новый лад (для взрослых) - Наталья Волохина - Русская современная проза