Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Парни, вы живы?!
– Нет, померли, тебя увидев, – прорычал Олег.
* * *
Любезная официантка принесла еще по две кружки пива.
– Я не знаю, что про себя рассказывать. Боюсь, тоскливо вам будет от моей правды, – с напряжением выдавил из себя Женька.
– А ты за нас не бойся, – успокоил Майонез.
– Ну, тогда слушайте. Только знайте: одно ваше слово, и меня в порошок сотрут. Желающие найдутся. Сразу после училища я попал служить в спецназ ГРУ.
– Вместе с Витькой Савельевым и Шуриком Тимохиным? – уточнил Олег.
– Да. Только их уже лет пятнадцать как нет. Витька погиб в Сирии, Шурик в Ираке. Оба, кстати, на моих глазах.
– Давайте помянем ребят, – предложил Мишка.
– И других тоже, – добавил Олег.
Молча выпили, и Фрол продолжил.
– Я немного засиделся в капитанах. Да и постоянные командировки «старшим, куда пошлют» надоели. Отсиживался как-то в части после очередной поездки в горячую точку, с женой (Ольгу помните?) ругался, а тут приехал кадровик из Москвы. Набирал кандидатов на поступление в Академию Советской армии.
– Да, – поддержал Олег, – я об этой академии слышал. Правда, что в ней разведчиков готовят?
– Готовили, – поправил Фрол. Что с ней стало после развала Союза, не знаю и знать не хочу. Так вот. Пригласил меня этот кадровик на беседу. Личное дело мое изучил до мелочей. Думаю, знал даже кем была моя прабабушка до семнадцатого года. Беседы вел дурацкие: то о живописи рассуждал, то об армейских уставах. В общем, бред какой-то нес. А потом сказал, что в принципе я ему симпатичен, что отзывы обо мне хорошие и есть смысл подумать о поступлении в академию. Экзамены, говорит, сдавать не надо. Только собеседования пройти. Меня это устраивало. Да и обстановку хотелось сменить.
В академии все было как-то странно. Помню свое первое «собеседование». В обычном кабинете сидел простоватый мужик лет пятидесяти. Я вошел и доложил ему, не зная звания: «Капитан Фролов на собеседование прибыл». Он покрутил по сторонам головой, словно искал кого-то, а потом вдруг сказал:
– Слушай, капитан, у меня ботинки грязные. Почисти, будь другом. – Хотел я ему врезать за это, но сдержался. Говорю:
– Обязательно, но не сегодня. На сегодня у меня другие планы.
– Какие планы? – удивился мужик.
– Да вот думаю в вашу академию поступить.
– А зачем тебе? – поинтересовался он.
– Зарплата хорошая, да и интересно, наверное.
– Откуда знаешь про зарплату?
– Интуиция подсказывает.
– А что еще она тебе подсказывает?
– Она мне подсказывает не все сразу, а по мере накопления вопросов, – еле сдерживаясь, сказал я.
– Вот это очень хорошо, – одобрил мужик.
Было еще несколько собеседований. На одном спросили:
– Что бы вы хотели сдавать, если бы у нас в академии были вступительные экзамены?
– Рукопашный бой, стрельбу, английский язык, – брякнул я, не думая…
В тот же день, когда я гулял по Москве, со мной заговорила симпатичная американка. Язык я еще с Суворовского училища любил. А когда по спецкомандировкам болтался, то с местными ребятами мы только на нем и спикали. Она, эта американка, была веселая и глупая. Мы посидели в кафе, пообнимались немножко. Потом я пошел ее провожать. Она жила где-то в районе Сивцева Вражка. Там к нам прицепились четверо великовозрастных балбесов, и я с удовольствием повыпендривался перед леди своей рукопашкой. В награду она впустила меня переночевать в свою шикарную квартиру в Денежном переулке, которую для нее снимала ее фирма.
Утром я опять был в академии. Флегматичный куратор сказал:
– Вам осталось сдать зачет по стрельбе. Но эта дисциплина для нашего дела не особо важна. Мы ее заменили на «связи с общественностью», которую вы, кстати, вчера тоже сдали. Приемную комиссию порадовало то, что даже на пике любви вы свой восторг выражали по-английски.
Так я стал слушателем Академии Советской армии. Учили меня три года. Особое внимание – иностранным языкам и психологической устойчивости. Вместо дипломной работы – «вхождение в легенду» и две стажировки в стране будущего пребывания. Помню, английский язык преподавала одна дама, хохотушка-подполковник. Она рассказывала, что муж у нее майор, и от обиды, что жена старше по званию, здорово пил. После занятий с ней, я мог разговаривать на трех «выговорах» английского, но особое внимание уделялось нью-йоркскому.
После окончания академии я больше года проболтался в ЮАР. Туда приехал «словацким бизнесменом», а оттуда прыжками через три европейские страны за море-океан независимым экспертом по вооружению международной общественной организации, имевшей все, включая свою штаб-квартиру в Швейцарии. Не без помощи нашей службы стал делать приличную карьеру. Женился на американке с тремя детьми (так посоветовал Центр), но остался подданным скромного, но уважаемого европейского государства. За годы, проведенные ТАМ, почти забыл, кто я есть на самом деле. Моя работа была жуткой поденщиной: непрерывная аналитическая работа на своих и псевдоаналитическая на ЦРУ, которое меня вербануло через год после приезда в Штаты. Правда, вербовка эта была «основной главой» моей «дипломной работы» еще в академии. Расчеты моих учителей превзошли их же ожидания. Я как-то очень плавно вписался в развитие проекта ВВС США «Тимбервинд», предусматривавшего создание ракеты с ядерной двигательной установкой. Идея красивая, заманчивая, сулившая фантастический прорыв в военном деле и в новых технологиях в целом. Наши эксперты раньше американских сообразили, что идея эта совершенно дебильная, что перспектив ее реализации нет. Мне же как «независимому эксперту» и агенту ЦРУ нужно было с умным видом нахваливать проект и делать под эти похвалы свои «независимые» расчеты. Я и делал. А когда американцам стало ясно, что на ветер брошено несколько миллиардов долларов и упущены годы для развития по-настоящему толковых проектов, я уже сидел в Москве и готовился к экскурсии в Кремль для получения звезды Героя России.
– Ну, и как, дали? – восторженно заулыбался Мишка Майонез.
– Под задницу коленом дали. У нас в верхах в то время начался очередной роман с «другом Биллом» и в интересах высокой дипломатии меня срочно отправили на пенсию в пять тысяч рублей, но с сертификатом в зубах на получение однокомнатной квартиры в Питере.
– Ни хрена себе щедроты! – пробурчал Олег. – Ты, значит, им миллиарды «зеленых» сэкономил, а они тебе – в харю, прости, Господи, – пять тысяч деревянных в месяц и холупу в Купчине?!
– Ну, почему же в Купчине? В Шушарах, брат, в Шушарах!
– Ребята, – выдохнул Майонез, – так это же получается, что Родина нас не любит! А ведь мы за нее – все что могли.
– Увянь, Мишка. Нам пенсии не родина, а уродины дают. Те, что у кормушки сидят, – возразил Фрол. – Мы служили, потому что с детства эту работу выбрали. И нравилось, и не нравилось. За родину служили, конечно, но ведь мы и делать-то больше ничего не умеем…
Мишка Майонез кивнул девушке за стойкой, и через минуту новая партия полных пивных кружек кучевыми облаками поплыла по широкому столу. Отец Олег приосанился, перекрестился и парой добрых глотков отпил из кружки больше половины. Помолчав, сказал:
Теперь забавно, а тогда в боевой обстановке было обидно. Меня ведь тоже к Герою, правда, еще Союза, представляли, но не подошел. По разнарядке нужен был майор, а я тогда еще был капитаном. Нужен был комбат, а я служил лишь ротным. Нужно было, что б имел два ордена, а у меня – перебор – было три.
– А группа крови и цвет глаз их не интересовали? – поучаствовал в разговоре Фрол.
– Не смешно. У кадровиков и прочих начальников были свои критерии. Да и сейчас, наверное, ничего не изменилось.
– Ну, вы, мужики, даете! – завозмущался Майонез. – Орденов, как грязи на сандалях, а еще фыркаете. А меня вот, году в восьмидесятом, к какому-то значку комсомольскому представили. Был какой-то почетный знак ЦК ВЛКСМ. Я, гордый такой, уже дырку на кителе просверлил, а знак этот – фигаг и какому-то мелкому кадровику отдали. Сказали, он достойней – с людьми работает, а у тебя, говорят, не люди, а склад «чугунных болванок». Вот если бы мои «нелюди» – бойцы моего взвода по пьянке или по халатности тот склад подпалили, – хоть в Питере, хоть в какой-нибудь Лаперанте – без спичек прикуривать можно было бы.
– Да ладно, Мишаня, не заводись! –
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Вакцина от злокачественной дружбы - Марина Яблочкова - Поэзия / Психология / Русская классическая проза
- Після дощу - К’яра Меццалама - Русская классическая проза