Читать интересную книгу Гаврила Скворцов - Сергей Семенов

В одно воскресенье, в конце августа, Гаврила после обеда пошел в лес, чтобы поразмяться и чтобы поосвежить мозги, как думал он. В лесу он прошлялся очень долго. Там было так хорошо! Год был не грибной, и ему там не попалось ни одной души. Трава была давно скошена, и нога ступала свободно по мшистым площадкам. По вершинам деревьев шел легкий шум от ветра. Листья, начавшие кое-где краснеть и желтеть, обрывались и, медленно крутясь, тихо падали на землю. Щебетали дрозды, шуршали ящерицы. Гаврила и не заметил, как прошел день. Стало свежеть, по деревьям пробивались уже совсем косые лучи солнышка. Парень отправился домой. Он шел не спеша, и когда пришел в деревню, совсем завечерело. Скотину пригнали домой, и на середину улицы высыпала уже толпа девушек. Девушки о чем-то громко рассуждали. Гаврилу взяло любопытство, и он подошел к ним, напустил на себя веселость и крикнул:

– - Что за шум, а драки нет?

– - Бить некого, -- бойко ответила ему одна.

– - Вот их собрать всех да отколошматить, -- проговорила другая.

– - За что такое? -- спросил Гаврила.

– - За старо, за ново, за два года вперед, что не по совести делаете: хороводы водить да плясать -- к нам, а как невесту сватать, то в чужую деревню!

– - Плевать, -- сказала еще одна девушка, -- пущай их поездят, лучше нас не приведут.

– - Кто же такой за невестой ездил?

– - Приятель твой, Арсений. А ты и не знаешь?

– - Почем же я знаю? Спасибо, что сказала.

– - Ну, вот! А в селе энту новенькую знаешь? Вот сироту-то?

– - Аксинью? -- спросил Гаврила и почувствовал, как в груди у него точно похолодело.

– - Вот, вот! Ее сосватал и зарушники взял.

– - Вот одним человеком в деревне прибудет!

– - Лиха беда начало, а то, може, за одним-то другой да третий. И уж повеличаем мы!

Гаврилу точно ударили по голове обухом, и он стоял, не зная, ни что ему делать, ни что говорить. В глазах у него забегали красные круги, и ему думалось, что под ним земля вертится. Постояв с минуту около девушек, он воспользовался первым удобным случаем и ушел от них. Он пришел в избу, лег на коник.

"Что они сделали! -- думал он про стариков. -- Оттянули! Упустил я девку! Да как же это так?"

И парень чувствовал, что сердце у него разрывается на части и в голове все идет кругом.

"Нет, я сам виноват, чего я ждал? Надо бы приставать к ним, вынуждать их, чего на них было глядеть? И теперь бы не у Арсения, а у меня были зарушники. Нешто меня сравняли бы с Арсеньем?"

Арсений был маленький, невзрачный, недалекий умом. И по дому у них хуже жили. Отца у Арсения не было давно, а была только мать-старуха да девка-невеста. Они тоже жили без нужды, но все-таки у них далеко не то, что у Скворцовых.

И как этого тихоню только толкнуло к ней посвататься? И нанесло же его! Если пойти наперебой, то как же это сделать?.. Ах, если бы у него не такие были старики! Они ни за что не пойдут на скандал. Они теперь обрадуются этому. Господи, какой он несчастный!

На душе Гаврилы так было нехорошо, что он готов был застонать от внутренней боли. Он перевернулся и опять стал думать.

"Так что же делать? Что же делать?"

И у него стали зарождаться в голове совсем безумные планы. То он надумал пойти к Арсению и объявить ему, что он не допустит жениться его на этой девушке, то ему представилось, что ему нужно прямо заявиться к Аксинье и ей высказать все. Но это недолго умещалось у него в голове, ему пришло на ум: а что, как Аксинья совсем к нему так равнодушна, что и слушать его речей не будет, -- тогда каково ему будет?

В избу вошла старуха. Она рыла картофель к утру. Гаврила поднялся ей навстречу и проговорил:

– - Что вы со мною наделали? Девку-то просватали!

– - К кому?

– - К Сушкиным.

– - Ну, вот и слава богу, -- спокойным голосом сказала старуха. -- Тут она и к месту, а нам она не невеста.

– - Конечно, вам кукла нарядная лучше человека! -- сквозь слезы воскликнул Гаврила. -- Век вы доживаете, а не понимаете, что нужно понимать!

И он не мог уже больше говорить от подступивших рыданий, а взял с коника одежину, накинул ее на голову, вышел из избы и прошел в сад к себе в шалашик.

V III

Свадьба Арсения, как и всякая свадьба в серенькой деревенской жизни, внесла оживление. Застоявшаяся жизнь всколыхнулась. Началось движение, толки, разговоры. Всякая мелочь вызывала такой интерес, который для человека из другой среды показался бы непонятным. Прежде бегали глядеть платки, какими невеста обнесла жениха и его родных в рукобитье, потом провожали жениха с гостинцами. Когда же наступило время свадьбы, то у двора Сушкиных столпилась вся деревня. Девушки величали гостей, бабы глазели во все глаза на происходившее; мужики пришли за обычной четвертушкой водки и пивом и, распивши их, помогали справлять поезд: вплетали ленточки в гривы лошадей, улаживали пристяжи, помогали надевать хомуты. Кто служил делом, кто словом. Тут же толпились ребята, и только Гаврилы никто не видал за все время. Он как-то сторонился от всей этой суетности и ни разу не подходил к двору Сушкиных. Арсений, справляясь с гостинцами, пришел звать его с собою. Гаврилу сначала очень соблазнило это приглашение: "Поехать, поглядеть на нее, перемолвиться словом, сказать ей, что он чувствует". Но эта мысль только мелькнула в его голове, и он сейчас же вслед за этим подумал: "Зачем? К чему? Что из этого выйдет? Только свое сердце терзать?" И он решительно отказался от поездки, как его ни упрашивал Арсений.

И только на другой день свадьбы, когда раскрыли молодых, он не вытерпел и пошел взглянуть на них. Изба была набита народом. В ней было душно и темно. Он только втиснулся в задние ряды, но ему и из толпы удалось увидать молодых. Они сидели за столом. Со всех сторон их окружали гости. Гости все точно бесновались: кричали, пели и пили вино и пиво, требовали подсластить. Молодые казались всем не простыми, обыкновенными людьми, а гораздо значительней. Что-то поднимало их в глазах всех. Такими они показались и Гавриле. Арсений, обыкновенно тихонький, не шустрый паренек, теперь казался молодцеватей, в глазах его сверкал какой-то огонек, все лицо сияло торжеством и счастием. Аксинья же прямо заставила сжаться сердце Гаврилы тяжелой болью и тоской. Как она была мила в этом новом платье и голубом кашемировом платке! Она сидела с опущенными глазами, выражение лица ее было сконфуженное, но все-таки она выглядывала как будто расцветшею. Она теперь казалась ему милее, чем когда бы то ни было. Какое чувство зависти поднялось в его груди к счастию Арсения! В нем все закипело, заволновалось, к глазам подступили слезы. Он повернулся, вышел из избы, ушел домой, но и дома поднявшееся в нем чувство все бурлило и омрачало ему белый свет.

На первых порах, чтобы заглушить все в своем сердце, Гаврила надумал самому пойти по следам Арсения: поехать и посватать какую-нибудь девушку, жениться и жить, как заживется. Тогда, может быть, скорей забудется все, что теперь разрывает ему сердце. Но, думая дальше, Гаврила понял, что это будет безрассудно. Нужно придумать что-нибудь другое, что помогло бы затянуть душевную рану. Не лучше ли ему теперь на время уйти из деревни, скрыться от всего, ну, хотя поехать в Москву? Этот исход показался ему самым лучшим. "Поживу там, испробую новой жизни, погляжу, как другие люди живут; там, може, скорее горе забуду".

I X

Осень кончалась. У Скворцовых был уже перемолочен хлеб, и все прибрано на свое место.

Раз как-то вечером все рано собрались в избе. Мужикам было делать нечего, и только старуха что-то хлопотала около суденки. Гаврила взглянул на сидевшего в простенке отца и, опускаясь сам на другую лавку по конец стола, проговорил:

– - Я вот что надумал, батюшка: хочу пачпорт взять да отправиться на годик в Москву пожить.

У Ильи дрогнули мускулы на щеках. Он точно испугался этих слов. Изумленно взглянул на красивое, с прямыми, твердо очерченными чертами лицо сына и, слегка заминаясь сначала, проговорил:

– - С чего это ты выдумал-то?

– - А с того и выдумал, -- уже более твердо проговорил Гаврила, -- что это для меня самое подходящее.

– - Подходящее это тому, у кого хлеба не хватает, а у нас, слава богу, всего вдосталь! -- опять проговорил старик.

– - И хлеб есть, и оброк заплачен, и обуться-одеться есть во что, чего тебе еще надо? -- вмешалась в разговор старуха, бросая свое дело и оборачиваясь к сыну.

– - Я знаю, что все это есть, да дела мне на зиму нет, -- по-прежнему проговорил Гаврила, -- а в бабки играть с ребятишками уж стыдно.

– - Зачем в бабки играть, -- скотину будешь убирать, и то занятье, а нам бы с матерью спокой; а то теперь ну-ка кто захворает из нас, что будем делать?

– - Скотину пока ты уберешь, а трудно захвораете, мне весть дадите, я приеду тогда.

– - Ну, где уж приехать! В людях не своя воля, не отпустят, -- проговорила старуха и, пригорюнившись, села на лавку у среднего окна.

Старик помялся с минуту, собираясь с духом, чтобы высказать то, что он хотел сказать, и проговорил: