— Анджела, Анджела, — сказала Кэми. — Мы можем жить прошлым или можем двигаться в будущее!
— Я могу спрятать твое тело среди груды этих коробок. И никто никогда его здесь не найдет. — Анджела сделала жест рукой новенькому, чтобы тот уходил. — Не возражаешь?
Он взглянул на Кэми, которая одарила его победной улыбкой. Так все обычно и происходило с парнями, которым Анджела давала отставку: они обращали свое внимание на Кэми. Что не всегда было на руку Кэми. Анджела являлась в их дуэте обладательницей экзотической красоты, что было нечестно, учитывая, что это у Кэми была бабушка японка. Волосы Кэми были темными, но темно-каштановыми, а не такими, как у Анджелы, черными, как вороново крыло. Чертами лица Кэми неуловимо отличалась от своих одноклассников, и золотистой кожей, но вот предательские веснушки на носу все портили. У экзотических красавиц нет веснушек.
Линберн улыбнулся ей в ответ. Кэми нравилась его улыбка, почти так же сильно, как его фотоаппарат.
— Серьезно, — сказала Анджела. — Теперь проваливай.
У любой грубости, которую способен вынести человек, есть предел. Кэми схватила Анджелу за руку и потащила с дивана.
— Извини, мы тут отлучимся на секундочку, — сказала она Линберну. — Нам с коллегой нужно посоветоваться в нашем офисе. — И с этими словами, она запихнула Анджелу в пустой шкаф для канцелярии и захлопнула за ними двери.
Оказавшись в темноте, Анджела спросила:
— Почему я в шкафу?
— На повестке дня для обсуждения только два важных пункта, — сказала Кэми. — Во-первых, для успеха нашей газете требуется фотограф.
— А во-вторых?
— Он бы отлично украсил собой наш штаб, — сказала Кэми. — Ты должна признать, что он хорош собой, и мне нужен фотограф, так я могу оставить его, пожалуйста, о, пожалуйста?
Анджела вздохнула. В шкафу вздох, как порыв ветра.
— Кэми, ты же знаешь, я ненавижу, когда вокруг меня все время ошиваются парни. Они не перестают пялиться и докучать мне, и смотреть на меня печальными-препечальными щенячьими глазками до тех пор, пока у меня не появится желание просто им двинуть, прямо как щенку.
— Значит, у тебя есть некие проблемы с щенками, — заметила Кэми.
Дверца шкафа неожиданно распахнулась.
Это был новенький, обрамленный ярким светом.
— Извините, что помешал, — сказал он. — Но я слышу все, что вы говорите.
— Ой, — сказала Кэми.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я понимаю намеки. Особенно, если намек сопровождается фразой… — Он очень похоже изобразил жест Анджелы, которым она его выставляла за дверь. — А теперь проваливай.
Анджела посмотрела на него почти ласково.
— У нас были вместе и хорошие времена, не так ли? Я всегда буду о них помнить. После твоего ухода.
Парень слегка наморщил лоб.
— Также, может, вы и не заметили, но это шкаф.
— Признаю, что у нашего личного кабинета габариты довольно скромные, — сказала ему Кэми. — Но, он нам нравится и таким. Только то, что мы редакторы, не значит, что у нас должны быть особые привилегии. Мы не снобы. — Она выбралась из шкафа, и новенький протянул ей руку. Рука ей была не нужна, но она все равно ее приняла.
Он снова улыбнулся.
— Меня зовут Эш Линберн.
Кэми в ответ просияла.
— Так я и думала. У нас появляется не много новичков в городе. Расскажи мне все о себе, и, позволь, я возьму ручку, чтобы все записать. А я сказала, что ты принят?
— В этом вся Кэми, — сказала Анджела.
Даже, несмотря на то, что Кэми знала, что Анджела говорит это любя, ее подруга говорила это в присутствии человека, на которого Кэми хотела произвести впечатление. Она помедлила, а затем мысленно потянулась к Джареду, и ее неуверенность, словно смыло волной утешения, которую она получила в ответ.
— Верно, — весело сказала Кэми. — Я прирожденный репортер. Но, сам понимаешь, когда старинное семейство возвращается в свой родовой особняк — все, кто приходят к моей маме, только и болтают об этом.
Она посмотрела на Эша.
— Моя мама работает в «У Клэр», — сказала она. — Пекарня утром, ресторан вечером. Лучшая еда в Разочарованном доле. Мы возьмем тебя туда, когда у нас будет на выходных проходить встреча сотрудников.
— Жду с нетерпением, — сказал Эш. Он все еще держал ее руку в своей.
Они крепко пожали друг другу руки, затем Кэми выдернула свою и подошла к столу: ей нужно было взять блокнот.
— Я — Кэми Глэсс, — сказала она, как только взяла ручку и блокнот. Она махнула в сторону Анджелы. — А эта женщина из «комитета радушия» — Анджела Монтгомери. Поздравляю! Ты теперь часть команды. Твоим первым заданием будет, выйти на лестницу и сделать несколько фотографий Анджелы на ступеньках, хлопающей себя по заднице.
Анджела сказала:
— Я собираюсь обратно в шкаф.
В итоге, они все оказались на лестнице. Кэми с трудом удалось притащить Анджелу и заставить остаться, чтобы взять у Эша интервью. Эш несколько раз сбегал вверх-вниз по лестнице, пытаясь сделать лучший снимок Анджелы (хотя не было не единого шанса сфотографировать Анджелу плохо, с ее струящимися волосами, пронзительными глазами и вечной раздражительностью), и отвечал на все вопросы Кэми любезно и уклончиво: «Где Линберны побывали? О, да везде. Где ему понравилось больше всего? Гм, здесь».
— Итак, теперь, когда вы вернулись, как думаешь, вы останетесь? — Кэми посмотрела на Эша сверху вниз, ручка застыла над блокнотом.
Эш опустил фотоаппарат и поднял на нее взгляд. Его волосы казались облаком света вокруг головы, благодаря свету, затопившему коридор.
— Мы родом из Разочарованного дола, — ответил он и впервые не казался спокойным и беззаботным. Он говорил так, будто давал обещание, которое намерен исполнить. — Мы собираемся остаться здесь навсегда.
Кэми проснулась ночью ото сна, будучи в котором кем-то еще, а затем услышала крик в лесу. Она потянулась к Джареду.
Он тоже проснулся и ответил, утешая и любопытствуя одновременно.
«Мы собираемся посмотреть, что происходит?»
Как только тихий голос в ее голове спросил об этом, звук прекратился.
Кэми сказала себе, взять себя в руки: она позволяла себе только строго определенную степень сумасшествия. По лесу всегда снуют какие-то дети. Эти звуки были совершенно нормальными.
Через свою связь с Джаредом, она снова почувствовала тот холодок, что ощутила уже сегодня, который говорил о том, что Джаред был несчастен.
«Я проявлю бесстрашие в другой раз, — сказала она ему. — Мне просто снился ты. Как дела?»
Кэми потянулась через границы, что они возвели, которые требовались для того, чтобы они жили своими собственными жизнями и не выглядели слишком безумными. У нее были только кусочки и обрывки из того, о чем думал Джаред, особенно, начиная с прошлого лета. Она думала об этом, исходя из их совместного решения: Кэми пришла к выводу, что проще было вести себя, если считать его настоящим, и они оба играли по этим правилам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});