Читать интересную книгу Коломяжский ипподром - Владимир Сашонко

Стемнело... Только яркая полоса зашедшего солнца на горизонте бросала свой отблеск на легкие облачка, розовевшие на фоне темно-синего неба.

Главнокомандующий продолжал ходить.

Собравшиеся – а было их человек сорок – всё так же почтительно молчали, стоя в стороне.

Попов раздумывал над тем, с чего ему начать очередную корреспонденцию, как написать о Куропаткине.

Воздух стал свежеть, возвещая о приближении ночи. Горы теряли свои яркие краски, и контуры их чернели на фоне быстро бледневшего неба.

Наконец главнокомандующий остановился, и все двинулись за ним в большую палатку, где уже был накрыт стол, и адъютанты внимательно следили за протоколом – кому и где сидеть в соответствии с предназначенным ему местом.

Долго стоявшую почтительно-торжественную тишину нарушил гомон оживленных голосов.

– Прошу садиться, господа! – пригласил хозяин.

Заскрипели, задвигались стулья. Палатка наполнилась разноязыким говором. Присутствие корреспондента никого не смущало: он был превосходным и остроумным собеседником, симпатичным «мистером Поупоу», как называли его англичане, с которым было о чем поговорить. Круг интересов и познаний «мистера Поупоу» отличался большой широтой, а языковых барьеров для него не существовало.

3

В середине июля, после первых сражений с японцами, русские войска располагались двумя группами. Южная группа Маньчжурской армии, к югу от станции Дашичао, находилась под непосредственным руководством Куропаткина. Все войска, расположенные против армии Куроки, нацелившейся из района Фанызяпудзе – Танадзы на Ляоян и значительно приблизившейся к нему, составляли Восточную группу.

Обе стороны готовились к генеральному сражению.

Русские войска на всех направлениях возводили укрепления, в том числе и на подступах к Ляояну, где ожидались главные события. Шла перегруппировка войск для «постепенного наступления против Куроки». Бои носили локальный характер.

Пробыв несколько дней в Дашичао, Попов избрал затем своим основным местопребыванием Ляоян, откуда удобнее было выезжать на оба фронта: по железной дороге – на Южный и конным порядком – на Восточный. Кроме того, в Ляоян постоянно поступала оперативная информация из войск, там имелась надежная телеграфная связь с Петербургом и Москвой.

Николай Евграфович ежедневно отправлял в «Русь» информации по телеграфу, иногда даже две и три за день. Они печатались на первой полосе крупным шрифтом, наряду с официальными сводками из штаба главнокомандующего и сообщениями других корреспондентов газеты с театра военных действий: П. Орловца (П. П. Дудорова), В. Козлова, М. Черниховского, М. Глинки, фон Иессена, Г. Эрастова. Почтой он высылал развернутые корреспонденции, доходившие до Петербурга приблизительно через месяц. Они публиковались на внутренних полосах газеты под рубрикой «Письма корреспондента». Письмо первое, второе и так далее.

«Приехал в Ляоян, чтобы направиться на восточный фронт...» – телеграфировал Попов 8 июля.

«Сегодня вернулся из восточного отряда, – сообщал он шесть дней спустя. – Там все спокойно. Японцы расположены против нас. Мы стоим в выжидательном положении».

И сразу же устремился в Дашичао, где военные действия неожиданно активизировались. Японцы пытались прорваться на одном из участков к северу и предприняли штыковую атаку.

Николай Евграфович подоспел вовремя. Он видел собственными глазами, как захлебнулась эта атака, когда в ответ на нее русские также ударили в штыки. Обе стороны понесли тяжелые потери, но прорвать нашу позицию японцам не удалось.

Попова, как истинно военного корреспондента, интересовали, однако, не только героика, не только ход и исход событий. Со знанием дела, пристально вглядываясь во все, что свидетельствовало бы о творческом подходе к решению боевых задач, а также в то, что мешало этому, писал он свои статьи и корреспонденции.

Там же, под Дашичао, он с удовлетворением отметил и сразу телеграфировал об этом в редакцию, что наша артиллерия впервые применила перекидной огонь. Орудия заняли позиции за сопкой, а «приказания посылались с высшей точки сопки по телефону». Преимущества такого метода ведения огня были совершенно очевидны: и меткость большая, и потери в людях меньшие, и моральное воздействие на врага, расстреливаемого из невидимых ему пушек, значительное.

Потом он еще не раз будет обращаться к этой теме, доказывая большие преимущества ведения огня, как это позже стало называться, с закрытых позиций.

«Поведение наших войск во весь день боя было изумительно по храбрости и стойкости, – подчеркивалось в телеграмме Попова из-под Дашичао. – Сражение не было проиграно, мы ничего не уступили до конца и отступили потому, что было выяснено огромное превосходство неприятельских сил. Оказывается, японцы успели к 11 июля сосредоточить против нас не менее семи дивизий. Наш фронт был очень растянут, приходилось ожидать нападения отовсюду...»

Конечно же, мотивировки эти исходили не от Попова: такова была официальная точка зрения штаба главнокомандующего, которую он лишь повторял. А что касается стойкости войск и того, что «мы ничего не уступили до конца», в этом не было ни малейшего преувеличения или казенного бодрячества.

Десятилетия спустя военные историки с высоты минувших лет проанализируют те события и скажут свое веское слово. Они подчеркнут, что план своих ближайших действий Куропаткин строил на весьма сомнительных данных о противнике, представленных ему разведывательным отделением штаба, который преувеличивал силы японцев вдвое.

Имея перевес в силах, Куропаткин опасался, однако, обхода левого фланга Южной группы и решил в случае перехода японцев в наступление очистить Инкоу и Дашичао и отвести войска группы к Хайчену, что он и поспешил проделать, как только завязался бой. Это, по мнению главнокомандующего, приводило дивизии к более сосредоточенному расположению и в то же время отвлекало японские войска от Порт-Артура на один переход, а кроме того, давало выигрыш во времени для сосредоточения прибывающего в Ляоян 17-го армейского корпуса. Только после этого, считал Куропаткин, представится возможность принять генеральное сражение.

Таким образом, план сводился к отступлению Южной группы перед более слабыми силами японцев и к наступлению Восточной группы против превосходящих сил противника в гористой и бездорожной местности. Но ни солдаты, что полегли в штыковой контратаке, ни артиллеристы, что впервые, и весьма успешно, применили навесной огонь, ни военный корреспондент газеты «Русь» не могли этого знать. И Попов сообщал в свою редакцию, в строгом соответствии с куропаткинской, то есть официальной, точкой зрения:

«Теперь мы отступили в Хайчен, где фронт уже, войска сосредоточеннее, позиция выгоднее. Полагаю, дальше Хайчена мы не отступим. Японцы, по всей видимости, ударят теперь на восточный отряд или крайний левый фланг южной армии».

Николай Евграфович тут же отправился туда, где ожидались главные события. Он ходил в роты, беседовал с солдатами и унтер-офицерами, интересовался тем, как подготовлены к бою укрепления, как кормят солдат и как они обмундированы, хорошо ли организован подвоз боеприпасов. И чем глубже он вникал во все это, тем больше ему становилось не по себе, тем больше он видел вопиющих недостатков и упущений, с которыми решительно не мог мириться.

Попов телеграфировал в свою редакцию, не скрывая раздражения и желчи и апеллируя непосредственно к читателям, прежде всего высокопоставленным:

«В восточном отряде убедительно просят не присылать подарками ни тройного одеколона, ни сашё для перчаток. Такие подарки не только смешно, но даже обидно получать, когда есть серьезная нужда во многом необходимом. Особенно нуждаются в обуви и белье. Солдаты по каменистым горам лазают в каких-то опорках-подошвах, подвязанных веревочками. То же было и с офицерами, но на их счастье приехали теперь петербургские и московские экономические общества. А солдаты всё при том же».

Тут Попов вспомнил и свой альпинистский опыт, и англо-бурскую войну, когда военные действия велись не только на равнинах. Вот и здесь, в Маньчжурии, горы. Дикие, малодоступные горы. Но как подготовлены к действию в этих условиях русские солдаты? Да никак. Словно между боем на равнине и в горах нет никакой существенной разницы. Но так могут думать лишь слепцы либо невежды. И на это тоже надо обратить внимание общественности.

«Необходимо также подумать об облегчении амуниции, – продолжил он свою телеграмму. – Наши тяжеловесные сапоги невозможны в горах, где от быстрого занятия сопки часто зависит исход всего дела. А при подъеме на гору каждый фунт за пуд идет. По долголетнему опыту хождения в горах советую высылать солдатам прочные штиблеты американского образца, подкованные гвоздями, – идеально практичная горная обувь. Также необходима кожа для починки. Очень желательны непромокаемые накидки солдатам, которые часто мокнут по трое суток под дождем. Это дорого стоит, но спасает многие жизни. Всем известно, что потери от лишений больше, чем от пуль».