точно вытолкала его за дверь.
– Что-то с ней не так… что-то с ними всеми сегодня не так, – определённо заключил про себя Амос, дивясь необычному поведению служанки.
Он шёл медленно, не желая быстро оказаться в банкетном зале, думал про нынешний день, про то, какими были другие дни, неожиданно для себя вспомнил Мишель: «Хм, где она сейчас, интересно… Пусть мне тогда и не поверили, но я точно знаю, что она существует. Или нет? Странно все,» – заключил мальчик и тут же наткнулся на открытую дверь семейной библиотеки.
– Ау-у, есть кто? – спросил было он, но ему в ответ заурчала лишь сова, висевшая возле пуфиков, стола и кресел.
– Да-а, пустота… Все либо на кухне, либо уже в зале.
– Уху, – ответила сова.
– Да, Пухля, никто-то ничего не рассказывает, – расстроенно пробормотал мальчик. – Эх-х, а помнишь, как мы тут перебирали полки вместе с папой и мамой? – и с грустью огляделся вокруг. – Да, я знаю, что мне следовало бы называть его отцом, но я не понимаю: зачем все это. Хоть маму можно называть мамой, а то если все начнут маму называть как-то по-другому, то и тут придётся делать, как все. Ну что это за жизнь, когда «делаешь то, чего хотят другие» ?.. О, да, Пухля, это слова Мишель: она умная, я как-нибудь тебя с ней познакомлю, если, конечно, встречу ещё. Я ж думал, что есть только одна школа, а их оказывается много, вроде как, – Амос все это время ходил в комнате с удивительно высокими потолками, которые словно опирались на громадные шкафы с книгами, но неожиданно остановился напротив растения с беленькими цветочками. – Смотри, здесь эсперансы завяли, – указал он. – Не поливают, что ли? Вот смотрю на них и думаю: что если все веселье с родителями после этого «торжества» тоже завянет… Поэтому-то они такие странные, что боятся перестать радоваться? Да пусть не бояться: я все равно буду их смешить. Но, а вдруг скачки в Комнате фантазий, забеги на анибирах, ловля лавгуд и многое другое действительно закончатся?.. Как же будет жаль.
Закончив рассуждения, Амос отправился дальше. На пути он встречал лишь двери – то открытые, то закрытые – но не тех, кого желал бы увидеть. Дойдя до самых широких и высоких дверей в этом доме, он остановился и подумал о чем-то радостном, и, минуту помедлив, с оглушающим шумом, вошёл в зал. Кругом раздались аплодисменты.
– И вот он – виновник этого торжества! – подобно нарастающей волне, которая тотчас же разобьётся о скалы, пронёсся сквозь тело Амоса эстрадный голос неизвестного мужчины. И снова разлились аплодисменты.
Вокруг этого мужчины стояли, или быть точнее, парили в невесомости шесть круглых столов, за которыми сидели представители шести разных семей, а, значит, и представители шести разных лиг Нравственных убеждений. Мальчик было сначала запутался и не понял, как ему дойти до родителей, которые находились по другую сторону зала, но сделав три шага к ближнему столу, он увидел, что круг разомкнулся и для него просияла звёздная тропа в самом что ни на есть буквальном смысле: она точно состояла из зажжённых небесных тел, которые влекли его за собой. Амос решил отдаться воле случая. Он шёл небыстро, рассматривал пришедших гостей: они казались ему подозрительными. «За каждым столом сидит суровый мужчина, в каком-то ядовито-цветастом костюме, украшенном то печатями, то блёстками, то ещё неизвестно чем, и белой рубашке, а рядом – женщина в белом, серебристом или светло-пастельном платье (под цвет костюма) и обязательно с милой шляпкой-вуалеткой; у всех на руках надеты перчатки, но только у шести мужчин за разными столами они белого цвета – интересно. Но кто придумывал этот дресс-код? Как всегда, Элсэу Вердолч? И чем он лучше Владислава Залесскова? Тем, что не из наших мест? Странный все они, ещё и смотрят так, будто я им сейчас жизнь изменю,» – думал про себя Амос.
В тот же момент к нему из-под лавгуд, летающих высоко над головами, спустился на переливающемся водяном диске тот незнакомый мужчина.
– Итак, все мы уже друг друга поприветствовали, как и этого «героя», ха-ха, поэтому перейдём к сути моего приглашения на этот званный ужин, – быстро и громко прозвенела его речь. – Я никто иной как посыльный. С некоторыми мы встречались давно; с детьми вашими – чуть недавнее. И потому большая часть знает, в чем заключается моя непыльная работенка: я составляю, закрепляю и увековечиваю договор мира Абисмунди, или современным языком говоря, договор «Трех этапов». Сегодня этому милому мальчику придётся подписать некий пакт, подтверждающий, что он, начиная с этого момента, учиться, растёт и живёт во имя цели общей, а точнее: во имя блага каждого жившего, живущего и того, кто будет жить после вас, но не после меня, ибо ж вы знаете, что я проклят на вечное существование, – мужчина одарил зал насмешливой улыбкой. – Так вот, чтобы все было в рамках общепринятых традиций, господин Авраам должен в волю своих возможностей подтвердить, что в силах объяснить существующий закон и то, для чего эти достопочтенные лица здесь собрались, и что они значат. Вы, Авраам Эбейсс, это подтверждаете? – с язвительным пренебрежением спросил тот мужчина, стоя спиной к родителям Амоса и глядя сквозь всех пришедших.
– Я, Авраам Эбейсс, будучи в силах своих объяснить замысел происходящего, даю полное подтверждение, заключающееся в необходимости вечной, – ровным тоном ответил старший господин.
– Преле-естненько, – протянул посыльный. – Так, теперь моя очередь. Я, Райтер Власович, будучи связующим звеном между Лэндсдримом, Краптитлэндом и Инвизибильей, создаю пакт предназначения жизненного пути Амоса Авраама Эбейсса и заключаю его исполнение сиюминутно. Теперь ты, – обратился посыльный к мальчику.
– Что я? – с испугом и жутким непониманием спросил его Амос, который все это время разглядывал его внешний вид.
Стоит заметить, что мужчина действительно заслуживал внимания: он отличался от всех. В нем с первого взгляда чувствовалась харизма и не земное обаяние. Прожив тысячи лет, он все равно выглядел на двадцать семь и прекрасно смотрелся в лазурном блестящем пиджаке с белой рубашкой в черную крапинку и чёрными узкими штанами; от его шикарных таких же лазурных волос, имеющих огненные корни, не могли отвести взгляд леди и некоторые джентльмены всех возрастов. Говоря же о характере, стоит учесть его нескрытное высокомерие и язвительную иронию, но и печаль, которую случайно увидел Амос и тут же отвернулся.
– Сейчас ты должен подойти к отцу – он тебе все объяснит, – сказал громко посыльный и продолжил дальше шепотом, – а я пока пройду к закускам.
– Подойди, сын мой, – раздался твёрдый голос Авраама Эбейсса, стоявшего за своим столом.
Амос послушался и сделал тринадцать шагов к столу своей семьи.
– Сейчас ты должен встать в центр, пустить кровь