и нередко противоречивые тенденции. Тенденция к созданию системы глобального охвата в языке противостоит тенденции к атомарности. Каждый отдельный тип высказывания стремится превратиться в речевую формулу, содержащую наряду с элементами общей системы различные частные отклонения, не укладывающиеся в рамки общей системы. Если бы каждое изменение в языке вызывало перестройку всей языковой системы, то язык на некоторое время перестал бы выполнять роль средства общения. Каждому лингвисту, занимающемуся историей языка, достаточно хорошо известно, что коренная перестройка системы языка требует довольно большого количества времени.
Если язык функционирует беспрерывно как средство общения, то это означает, что существует немалое количество изменений в языке, которые не отражаются на системе языка в целом. Конечно, в языке могут быть изменения, которые впоследствии вызывают изменения в системе языка. Но если изменение такого рода и происходит, то оно не может привести языковую систему в состояние непригодности. Во-первых, в естественной системе языка находится достаточное количество параллельных средств, способных заменить выпавшее звено системы и, во-вторых, изменение языковой системы происходит настолько медленно, что это не отражается заметным образом на функционировании языка как средства общения.
Отсутствие строгой системной выдержанности и микросистемная структура языковой системы не создают никаких препятствий для общения. Язык не нуждается в создании абсолютно логически выдержанной и математически правильной системы. Эти особенности языковой системы определены самими условиями существования языка и представляют ее огромные преимущества. Только благодаря этим свойствам язык оказывается способным существовать на протяжении очень длительных отрезков времени, не утрачивая своих функций. Избыточность средств языковой системы и наличие ограниченных связей отдельных ее элементов обеспечивает возможность их перегруппировки в случае выпадения отдельных элементов языковой системы, без нанесения какого-либо ущерба системе в целом. Все это придает языковой системе необычайную гибкость и маневренность, чего лишены все созданные человеком искусственные системы.
Хорошо, однако, известно, что системность является необходимым условием общения. Без системы человек не может общаться. Возникает вопрос, где следует искать системность в живой человеческой речи, которая, по определению Соссюра, представляет несистемную речь.
Все многообразие человеческой речи в каком-либо конкретном языке может быть сведено к определенному числу стереотипных моделей, имеющих общественную значимость. Эти стереотипные модели довольно хорошо описаны в существующих грамматиках конкретных языков. В звуковой сфере языка этот набор определенных звукотипов, обычно именуемых фонемами, в области грамматического строя это типы изменения имен и спряжение глаголов, представленные в парадигмах. За пределами этих парадигм находится некоторая сумма исключений, знание и употребление которых для каждого человека, говорящего на данном языке, является обязательным. Именно эта система общественно релевантных стереотипов регулирует узус и управляет им. Здесь нет никакой необходимости в отделении языка и речи, так как эта система общественно релевантных стереотипов присутствует в каждом акте живой речи. Общее и частное здесь выступает в неразрывном единстве.
Конечно, путем абстракции можно создать схему отношений между элементами языка, но на ее базе нельзя строить дихотомию языка и речи, поскольку схема абстрактных отношений сама по себе не коммуникативна. В речи содержится другая система, обеспечивающая реальную коммуникацию. К сожалению, эта реальная языковая система структуралистами сводится к речи. Ее существование просто отрицается. Системой является только сетка чистых абстрактных отношений.
Таким образом, отказ от исследований особенностей естественной системы языка и замена его абстрактным конструктом привели Соссюра к неправильному тезису о разделении языка и речи и несистемности речи. Защитники Соссюра могут сказать, что никакой особой ошибки Соссюр в данном случае не совершил. Он просто формализовал язык, превратил его в абстрактную систему чистых отношений. Конечно, формализовать язык можно, но нельзя из этой формализации делать далеко идущие выводы о самостоятельном существовании языка и речи.
Другим основополагающим тезисом Соссюра является необходимость разделения внешней и внутренней лингвистики:
«Из понятия языка мы устраняем все, что чуждо его организму, его системе, одним словом все, что известно под названием „внешней“ лингвистики, хотя эта лингвистика занимается очень важными предметами и о ней главным образом думают, когда приступают к изучению речевой деятельности»[12].
Можно легко понять, что разделение внешней и внутренней лингвистики целиком и полностью вытекает из определения языка как совокупности абстрактных отношений между элементами абстрактной языковой системы. Разделение внешней и внутренней лингвистики можно рассматривать с двух точек зрения.
Некоторые лингвисты думают, что разделение внешней и внутренней лингвистики абсолютно недопустимо, так как это лишает нас возможности изучать язык в тесной связи с историей говорящего на нем народа. Нам представляется, что эта точка зрения неправильна, поскольку она отражает вульгарно-социологическое представление о том, что все в языке связано с историей говорящего на нем народа. Язык – очень сложное явление. В нем есть стороны, которые нельзя правильно понять без увязки с историей народа, но есть также много и такого, что с историей народа совершенно не связано. Особенно это относится к так называемому механизму языка. Многие явления в структуре языка, а также совершающиеся в ней процессы с историей народа не связаны. Однако отделение внешней лингвистики от внутренней нельзя возводить в абсолют, так как бывают случаи, когда мы не сможем понять сущность языковых явлений, не обращаясь к экстралингвистическим факторам.
Некоторые языковеды утверждают, что основной причиной появления новых слов являются растущие потребности общества, которые возникают с каждой новой эпохой, с каждым новым культурно-историческим событием в жизни народа. Язык вообще, лексика в особенности, выполняя свою основную роль средства общения, перестраиваются, дифференцируются и уточняются с тем, чтобы более адекватно отразить, воспроизвести и закрепить новые идеи и понятия в соответствующих словах и выражениях.
Нельзя сказать, что это утверждение неверно. Однако при более материалистическом подходе к фактам появления новых слов обнаруживается, что причиной появления в языке новых слов являются не только потребности общества. Новое слово может возникнуть в результате появления новых ассоциаций или как средство устранения омонимии. Менее экспрессивное слово может быть заменено более экспрессивным. Слишком полисемантичное слово становится неустойчивым и в большей степени подвержено исчезновению. Изменение предмета совсем не обязательно должно повлечь за собою изменение наименования.
Для того чтобы объяснить сущность языковой системы, Соссюр любил сравнивать язык с шахматной игрой:
«Язык есть система, подчиняющаяся собственному порядку. Уяснению этого поможет сравнение с игрой в шахматы. Внутренним в этой игре является все то, что касается системы и правил игры. Если деревянные фигуры заменить фигурами из слоновой кости, такая замена безразлична для системы, но уменьшить или увеличить количество фигур, такая перемена глубоко затронет грамматику игры»[13].
Нельзя сказать, что Соссюр здесь абсолютно неправ. История различных языков наглядно показывает, что замена в предложении одного