Доведись ей сейчас снова пережить свое грустное, трудное детство, она сделала бы это не задумываясь, лишь бы жребий опять подарил ей Фрэнка Руссо в качестве мужа, двоих детей, чудного пса и дом в чистом, уютном уголке графства Уэстчестер, где царят тишина, спокойствие, благополучие. Сытная и здоровая пища, свежее постельное белье, одежда, аккуратно разложенная по полочкам в шкафах. Засаженный цветами сад и две великолепные, надежные машины.
Первые годы замужества Мишель все следила за каждым бокалом вина, выпитого Фрэнком, в душе ожидая и страшась, что муж напьется и все ее счастье рухнет. Однако этого не случилось, ни разочка.
Шагая вслед за Поуки по улице, Мишель в который раз благодарила судьбу за прекрасного мужа, замечательных детей и хороших друзей. Ей ли не знать, что в каких-нибудь пяти домах отсюда Джаде приходится кормить супруга-бездельника, который целыми днями валялся на диване, пока жена выматывается в банке. Подумать только, Клинтон, это ничтожество, еще и на сторону гуляет! И как только Джада с этим мирится? Ни капельки не жаль, что партнерство Фрэнка с Клинтоном развалилось!
Мишель вполне отдавала себе отчет в собственных достоинствах. Борец по жизни, она всегда сражалась до последнего, и в трудные минуты на нее можно было положиться. Кругом рушились браки и выставлялись на продажу дома, а ее брак, ее дом даже не пошатнулись. Как и дружба с Джадой.
С Джадой, впрочем, не все и не сразу было идеально. Переехав на улицу Вязов, Мишель страдала от одиночества, пока не познакомилась с Джадой. Каждое утро в течение последних четырех лет они на пару, если не считать Поуки, наматывали мили по улочкам квартала. К утренним прогулкам-пробежкам обе относились почти с религиозным фанатизмом – иного времени для себя ни одна из них не находила. Поначалу общение ограничивалось нейтральными темами: дети, учеба и прочее. Позже, когда умерла Шейла, коснулись родителей. Джада рассказала о своем детстве, Мишель поделилась своими печальными воспоминаниями – с тех пор они и подружились. Сплетничали о соседях, переписывали друг у друга рецепты, хвастались новыми тряпками и делились женскими секретами. В последнее время все больше говорили о Клинтоне.
О-о-о-ох! Мишель с наслаждением потянулась всем стройным телом, как будто решила взлететь к фиолетовому небу. Как там Джада? Она прошла несколько оставшихся до дома Джексонов метров и остановилась напротив. Клинтон мечется по кухне. Джады не видно. Что ж, значит, сегодня не судьба, пора двигать назад.
Пока Поуки шуршал листьями на их участке, Мишель любовалась собственным домом, словно увидела его впервые. Прелестный дом. Ее гордость. И дом, и тело, и детей, и жизнь свою Мишель содержала в чистоте и порядке. Даже Поуки был чистокровным кокер-спаниелем, не чета дворняжкам, вечно ошивавшимся в родительском доме.
– Верно, Поуки?
Кокер взглянул на нее с интересом, склонив набок шелковистую голову.
– Нагулялся? Давай домой. Поуки послушно затрусил к двери.
Согласно вечернему распорядку, на очереди была уборка детской ванной, в дверях которой Мишель столкнулась с дочерью.
– Эй! Это еще что такое? – спросила она у Дженны, кивнув на полную до краев ванну.
– Да ладно тебе, мам! Не утону я в этом корыте. Околеть же можно, если на два дюйма набирать.
– Воды не выше полоски, таково правило! – Мишель ткнула пальцем в красную клейкую ленту, которую она несколько лет назад налепила на внутреннюю стенку ванны, заодно с напольными кусочками резины против скольжения. Отчищать грязь с резиновых квадратиков оказалось муторным делом, но оно того стоило. Большинство несчастных случаев, как известно, происходят дома.
– Ну, ма-а-а-ам! – Дженна тянула односложное слово до бесконечности, не иначе как задавшись целью переплюнуть Тони из «Вестсайдской истории», превратившего в арию имя Марии.
– Большинство несчастных случаев происходит дома, – в стотысячный раз сообщила дочери Мишель, провожая Дженну в ее прелестную, безупречную детскую, за которую сама она в одиннадцать лет жизнь бы отдала. – Даю тебе десять минут на телевизор, но предупреждаю – никакого МТБ. Потом не забудь выключить свет.
– Ас папой попрощаться? – надулась Дженна.
– Не получится, солнышко. Сегодня он допоздна на работе. – Мишель улыбнулась, глядя на хорошенькую мордашку дочери. Какое разочарование! Вся женская часть семейства Руссо – Дженна, Мишель и ее свекровь – души не чаяли в своем Фрэнке. – Не расстраивайся, дорогая. Может быть, в пятницу папочка повезет нас куда-нибудь на ужин. А там уж и выходные. – По субботам и воскресеньям Фрэнк никогда не работал. Из него получился заботливый и любящий отец; неудивительно, что дети его обожали.
Дженна с улыбкой нырнула под одеяло, свернулась калачиком, вздохнула. И трех минут не пройдет, как она провалится в сон. Не забыть бы после уборки ванной вернуться, выключить телевизор и свет.
Мишель уничтожила лужи, повесила сушиться махровые рукавички и три больших полотенца (три полотенца на двоих детей? – что-то не сходится). Раковину вымыла «Блеском», прыснула на зеркало из баллона со средством для стекол и вытерла насухо. Фрэнки на сей раз не забыл отправить белье в корзину (очень хорошо), но уронил туда же и шлепанец (плохо – перед завтраком непременно заварился бы скандал).
Из сияющей ванной Мишель прошла в другую детскую, взглянуть на сына, уже, разумеется, спихнувшего с себя одеяло. Аккуратно пристроив шлепанцы на коврике, она закутала Фрэнки и поцеловала чистый, высокий, точь-в-точь как у отца, лоб. Затем выключила телевизор и настольную лампу у Дженны. Та что-то протестующе буркнула, но сон уже брал свое. Дженна потянулась за розовым плюшевым зайцем Пинки, без которого не засыпала с младенчества, стиснула его в объятиях и засопела. Мишель улыбнулась. Теперь можно и собой заняться.
Она достала самую красивую шелковую ночную рубашку, выбрала из батареи бутылочек на трюмо любимые духи. В ванной открыла кран, но, прежде чем опуститься в воду, набросила рубашку на дверь и остановилась перед зеркалом.
Улыбка вновь тронула ее губы. Замечательно все же, что она такая высокая! Мишель частенько плутовала, называя свой рост, но метр восемьдесят, что ни говори, звучит солиднее, чем метр семьдесят восемь. Фрэнк был одного роста с ней, но не только не смущался, а даже любил, чтобы она была выше. Поэтому туфли на высоченных каблуках Мишель не надевала разве что на прогулки с Джадой. Рост добавлял ей привлекательности – именно добавлял, поскольку на внешность Мишель природа не поскупилась, одарив точеным носиком и выразительным подбородком ее шотландских предков, но без их же неприятно тонких губ. Почти вызывающе пухлый рот доставлял Мишель в детстве немало неприятностей от девчонок, дразнивших ее «рыбиной»; зато мальчишки сходили с ума.