***
Сорнтрана разместили в одной из комнат на первом этаже в бараках. Комната оказалась вполне приличная: шесть коек, у каждой по комоду для личных вещей, везде чисто и аккуратно. Комната, в общем-то, ничем не уступала той, в которой Сорнтран жил в Пятом Доме. Наоборот, даже имела небольшое преимущество: там коек было десять.
Правда, воины, которые должны были делить с ним эту комнату, не особо порадовали Сорнтрана. Четверых он не знал (у всех были давно зажившие клейма Шестого Дома на лицах), но пятым оказался Тардаэр. И хотя и в Пятом Доме Сорнтран делил с ним комнату, тогда все было иначе. Сейчас же Тардаэр — несдержанный, нервный, неблагоразумный — мог создать проблемы, которых Сорнтрану совсем не хотелось.
— Зачем тебя отводили к госпоже? Что ей было нужно от тебя? — спросил Тар, едва Сорнтран переступил порог. Рубашку он так и не надел, и на его темном торсе ярко выделялась красная полоса.
— Ничего.
— Уж точно — ничего! — усмехнулся один из незнакомых воинов. — Иначе ты бы вряд ли покинул ее покои с такой гладенькой кожей.
Не зная, что ответить, Сорнтран молча подошел к своей койке. Здесь лежала новая одежда для него — штаны и рубашка из довольно приятной на ощупь ткани и кожаные сандалии. Начал осматривать вещи, надеясь, что разговор на этом будет исчерпан и каждый займется своими делами.
Воин, видимо, не желая закрывать тему, снял рубашку и продемонстрировал присутствующим спину, руки и грудь, изрешеченные шрамами. Конечно, это не следы боевых ранений. Такие следы оставляют плети, столь любимые многими жрицами. Ни на Тардаэра, ни на других присутствующих увиденное не произвело практически никакого впечатления. Кто не видел такие следы? Все видели — и не раз.
Бросив короткий взгляд на воина, Сорнтран отвернулся и начал переодеваться. На самом деле он и сам был немало удивлен тому, что сегодня произошло. Заходя в покои госпожи, он думал, что выйдет оттуда с похожими следами, с ранами и синяками — если вообще выйдет. Не боялся — был к этому готов. Знал, что боль уж как-нибудь вытерпит. Главное — выжить. Но она была с ним на удивление... мягкой. В Пятом Доме он подобного не видел. Там наложникам влиятельных жриц мало кто мог позавидовать, да и жизнь у них обычно была недолгой. Стоило им надоесть или некорректно себя повести — их кровь окрашивала жертвенный алтарь.
Сорнтран подобной участи хотел бы избежать. А чтобы сохранить свою кровь — или хотя бы большую ее часть — в жилах, где ей, по его мнению, и положено быть, нужно угодить новой госпоже. Все другие способы получше устроиться в этом Доме, пожалуй более рискованны и менее достижимы: ему вряд ли удастся занять место мастера оружия или старшего мага — он ведь не полноценный боец и, тем более, не маг.
Если госпожа хочет ребенка, наверняка она будет часто звать его к себе. Нужно будет вспомнить все, что ему известно о женщинах, и не разочаровать ее.
Вот этот воин со шрамами наверняка знает, что любит госпожа и как ей можно угодить. Но даже спрашивать его об этом бессмысленно: ни один более или менее вменяемый дроу не станет помогать другому без выгоды. Более того, от этого бойца, явно делившего постель с госпожой, стоило ждать не помощи, а ножа в спину: зачем ему, в конце концов, конкурент в лице Сорнтрана?
{3}
Сорнтрана вновь позвали в покои госпожи Инстры через несколько дней.
Ее покои, как и в большинстве Великих Домов города, располагались на самом верху замка и занимали весь этаж. В первый раз Сорнтран был слишком смущен происходящим, чтобы обратить внимание на окружающую обстановку. Сейчас же, поднимаясь по широкой винтовой лестнице, он мог позволить себе посмотреть по сторонам. Шестой Дом, как оказалось, ничем не уступал Пятому: драгоценных камней, украшающих помещения, и волшебных светильников под потолками было никак не меньше. Каменные стены, полы и потолки, причем большинство, насколько Сорнтран мог судить, были рукотворными — видимо, магии здесь не очень доверяли. И, конечно, не зря. Сорнтран знал немало случаев, когда поддерживаемые силами магов своды обрушивались, если что-то с этими самыми магами случалось. С обычными постройками такого случиться не могло.
В покоях госпожи горело несколько небольших ламп — и было темнее, чем в прошлый раз. Но Богиня наделила своих верных слуг отличным зрением в темноте, поэтому Сорнтран легко рассмотрел и комнату, и женщину, сидящую на алтаре, свесив ноги. На ней была длинная полупрозрачная рубашка, местами хорошо просвечивающая тело. Плетей и кнутов в руках не было, что не могло не обрадовать.
Сорнтран остановился в центре помещения. Сердце застучало быстрее, глубоко в животе как будто вспыхнуло пламя. Но Сорнтран быстро понял, что это не страх, не беспокойство, даже не возбуждение. Это воздействие чего-то извне. Втянув носом воздух, он почувствовал странный запах — приторно-сладкий, пьянящий. Источник этого запаха он заметил недалеко от статуи богини: благовоние, испускающее едва заметный дым. Запах был незнакомый, да и состав определить было сложно. Афродизиак? Отрава? Неужели то самое...
— Тебе нравится запах?
— Я… даже не знаю, госпожа. Я не могу понять, что это.
Смысла лгать — тем более о таких мелочах — не было. Если она поймет — а она, скорее всего, поймет — ей это вряд ли понравится. Правильнее говорить правду, тем более, что контролировать мысли в присутствии этого запаха почему-то довольно сложно.
— Это не то, что ты думаешь, — Инстра усмехнулась. — Всего лишь благовоние из нескольких трав и грибов, помогающее расслабиться. Ничего опасного для здоровья, жизни или даже сознания. Не стой там, проходи.
Сорнтран подошел ближе и остановился в нескольких шагах от Инстры.
— Что я могу сделать для Вас, госпожа?
— У меня был сложный день. Я хочу расслабиться.
Как понять, чего именно ей хочется? Что именно нужно делать? Вот бы он умел читать мысли...
Эти мысли были достаточно “поверхностными”, и Сорнтран знал, что госпожа их, скорее всего, услышит. Похоже, так оно и было. Усмехнувшись, она приказала ему раздеться.
Сорнтран не спеша снял с себя кожаную броню, рубашку, штаны, трусы. Бросил все прямо на пол, ибо кресел и стульев в помещении не было — только алтарь, на котором сидела госпожа, да статуя Богини за ним. Выпрямил плечи, встал прямо, глядя на подножие