на зал ожидания железнодорожной станции. Если не считать меня и двух-трех человек, кроме хиппи здесь никого не было. Когда я проходил мимо них, они посмотрели на меня с нескрываемым любопытством.
Оказалось, что это действительно зал ожидания. Вот только ожидания чего? На многочисленных табло светились расписания движения поездов, стоимости проезда до той или иной станции и прочая информация. У стены, рядом с огромным окном, сквозь которое было видно великолепие ночного города, стоял ряд билетных автоматов. Чувствуя себя очень странно, я полез в карман за деньгами, чтобы взять билет в пятую зону, и вдруг боковым зрением увидел то, что уже почти не рассчитывал найти: кассу кинотеатра. Не веря своим глазам, я подошел к ней, и сомнение отпало: над небольшим полукруглым окошечком светилось название боевика. Честно говоря, меня подмывало спросить кассиршу: «А это настоящая касса?», но я сдержался и купил несколько билетов. Странное дело — их все время оказывалось разное количество, когда пересчитывал. От трех до шести. У меня не было сил удивляться этому обстоятельству, и, выйдя из здания, в котором я провел больше двух часов, устало пошел домой.
* * *
Еще на лестничной площадке я услышал приглушенные звуки губной гармошки. Ира, как всегда, играла «Августина». Обычного треска пишущей машинки не было слышно.
Я вошел в квартиру без ключей, так как входную дверь давно никто не запирал. Заглянув в комнату, я встретился глазами с Максом. Он выразительно помахал свежеотпечатанным листом.
Макс сидел в своем любимом месте, которое он называл «застенок». Это было пустое пространство площадью в полтора квадратных метра между диваном и книжным шкафом. Никакими силами вытащить поэта оттуда было невозможно; только там можно писать стихи, уверял Макс. Обычно он ставил импортную плоскую электромашинку себе на колени и таким образом выдавал вирши. Он писал от одного до пяти стихотворений в день, и не было ни одного дня, в котором не произошло бы пополнения коллекции. Стихи Макса занимали бо́льшую часть книжного шкафа, да что там книжный шкаф — они были везде, их количество исчислялось тысячами, если не десятками тысяч.
Ира лежала под диваном и играла. Она редко вылезала оттуда, и редко играла что-то, кроме «Августина». Его постоянный мотив стал чем-то вроде визитной карточки нашей четверки. Редких гостей встречали этой мелодией и провожали ей же. Мы просыпались и засыпали под нее. «Милый Августин» был, пожалуй, гимном.
Юлька изучала клавиатуру машинки, сидя за письменным столом. Это необычайно удивило меня, поскольку ее во всем мире интересовали только платяной шкаф и она сама. Второе не нуждается в объяснениях, а что касается первого, то шкаф был для Юльки настоящим миниатюрным домом — ни больше, ни меньше. Квартиру она воспринимала как незнакомый, полный опасностей мир. Путь до туалета или кухни Юлька проделывала с таким видом, будто проходила сотни километров по джунглям Южной Америки или льдам Антарктиды. А в шкафу она жила постоянно, и спала в нем, даже попросила меня организовать там освещение и подключить телефонный аппарат. Интерес с ее стороны к пишущей машинке я воспринимал только как интерес к объекту, который можно положить в шкаф.
Из-под дивана высунулась голова Ирины. Подмигнув мне, Ира сказала материнским тоном:
— Ты бы разделся.
И снова заиграла «Августина».
Я покорно послушался ее совета, так как ничего более умного придумать не мог. Раздевшись в прихожей и снова войдя в комнату, я встал около сидящего на полу Макса и еще раз посмотрел на Юльку. Та старательно водила пальцем по клавишам, будто стирая с них пыль. Или она находилась в состоянии медитации? С Юльки станется.
— Что это с ней? — негромко спросил я у Макса.
— Дал женщине технику, — с легким сожалением в голосе ответил он. — Попросила изучить.
— Юлька! Тебе ж ничего не видно.
Действительно, только над Максом горела неяркая лампа. Ирине свет не был нужен. А письменный стол находился в противоположном углу.
— Все прекрасно видно, — ответила она. — Так интересней.
— Ты будешь читать мое стихотворение? — тихим зловещим голосом осведомился Макс. Он считал себя оскорбленным, если кто-нибудь не интересовался его последним сочинением
— Буду, — вяло сказал я, взял протянутый лист и прочитал написанное.
В ожидании снов
Я умею писать бред
Бред это сущность моя
Скорее раздвинь занавески
Увидишь что вижу я
Ночь царапает потихоньку
Оконные стекла домов
Город словно в коллапсе
Застыл в ожидании снов
Это болезнь улиц
Вот так замереть и не жить
Город весь город болен
Ведь в нем нельзя полюбить
Я вдруг почувствовал страшную усталость. Усталость пополам с тем странным ощущением, с каким вышел из зеркального холла. Блуждала какая-то смутная мысль, пытаясь найти выход. Я сел на расшатанный диван, при этом мне показалось, что он вскрикнул, и, тупо думая о Стене, машинально сложил стихотворение Макса и спрятал его в карман рубашки.
— А знаете что, — сказал я без энтузиазма, просто так, по инерции. — Давайте сходим в кино. Я взял билеты.
— В кино-о?! — Юлька вмиг забыла о машинке. — Сто лет не была в кино.
— В кино? — мрачно переспросил Макс.
Я заглянул под диван: не переставая играть, Ира кивнула. Теперь дело было за небольшим. Я понял, что до конца мероприятия мне придется быть флагманом. Стараясь не глядеть на Макса, я поднялся и взял на себя это бремя.
* * *
Итак, мы пошли. Спускаясь по лестнице, я ощутил прилив сил. «Не к добру», — решил я. Иначе говоря, меня посетило вдохновение, которое ни на что не годится. Моя голова заработала вдруг на все восемь тысяч оборотов, как сказал бы Костян.
Собирались словно генералы на парад. Каждый прикидывался, как мог. Больше всех старался Макс. Он то элегантно заматывался в длинный шарф, то снимал его. Но не он удивил меня. Удивила Ира: стоя перед зеркалом, она красилась, как обычно, но глядела на свое отражение какими-то иными глазами. На миг мне показалось, что она под гипнозом. Или под какой-то балдой. Неожиданно Ира тихо спросила, ни к кому не обращаясь: «Не перестать ли мне играть?»
Я ошибся, сказав, что Юлька забыла о машинке. Как раз наоборот. Она потащила ее с собой. Я предложил Юльке понести механизм, но получил категорический отказ.
В общем, с нами произошли какие-то перемены. Следующий сюрприз преподнес Макс: по дороге к кинотеатру он потерялся. Правда, это мы заметили только на контроле. Ира и Юля недоумевали,