Читать интересную книгу Том 19. Белые пелеринки - Лидия Чарская

— Очень хороший танец. Ты его прекрасно танцуешь, Южаночка! — со смехом отвечал генерал.

— Рады стараться, Ваше Превосходительство! — вытягиваясь в струнку и скосив глаза в сторону, отрапортовала, как настоящий солдат, Инна.

В тот же вечер, тяжело вздыхая, Марья Ивановна раздевала Южаночку.

— Первую и последнюю ночку под дедушкиным кровом проводите, пташка вы наша голосистая, — говорила она, любуясь разгоревшимся личиком девочки. — Мамашеньку вашу, покойницу Сашу мою, вынянчила, — продолжала со слезами старушка, — мечтала на старости лет и вас понянчить, да, видно, не привел Господь! Ах, кабы вам, птичка наша, пожить бы хоть недельку под крылышком дедушки.

Южаночка мысленно соглашалась с доброй старухой. Если бы хоть одну недельку только можно было провести под крылышком этого милого, доброго дедушки. Как прелестно выглядела ее комнатка, оклеенная новыми голубыми обоями с мягкой будуарной мебелью с японскими ширмочками, за которыми приютилась уютная нарядная кровать и похожий на игрушку умывальник.

А все эти фарфоровые безделушки, расставленные с такой заботливостью на прелестном туалете и изящной этажерке в углу комнаты. А изящный столик со всеми принадлежностями для письма, не исключая нарядного бювара из голубой кожи с вытесненными на нем золотом миниатюрными голубками. На всем чувствовалась любящая и заботливая рука дедушки. И со всем этим приходилось расстаться не далее, как через сутки. С этою мыслью Южаночка, помолившись Богу, легла в постель. Институт представлялся ей каким-то мрачным и чудовищным замком, где орудовала злая волшебница в лице Крысы и где маленькие заколдованные принцессы-девочки томились у нее в неволе.

Не скоро уснула в эту ночь Южаночка. Но вот незаметно подкравшаяся дрема так цепко опутала истомившуюся с дороги головку, что девочка и не слышала, как с легким скрипом открылась дверь ее комнаты, и дедушка осторожно вошел сюда. Легкими шагами, затаив дыхание, генерал Мансуров приблизился к нарядной постели внучки, склонился над нею и осенил спящую девочку широким крестом. Потом нежно-нежно коснулся губами ее влажного лба и, опустившись в кресло, долго любовался темнокудрой головкой и ее красивым смуглым личиком.

* * *

Через сутки Южаночка подъезжала с дедушкой к большому каменному зданию, окруженному деревьями и высокой железной решеткой.

Лишь только их карета подкатила к подъезду, из дверей вышел старик швейцар, увешанный медалями и орденами. Он высадил и дедушку, и Южаночку из экипажа и ввел их в просторный вестибюль.

— Доложи-ка, любезный, Эмилии Федоровне Бранд, что генерал Мансуров привез внучку и просит их выйти на минуту, — попросил дедушка швейцара.

— Слушаю-с, Ваше Превосходительство! — почтительно отвечал тот. Не прошло и пяти минут, как перед дедушкой и Инной с деревянной улыбкой на сухом недовольном лице уже стояла г-жа Бранд:

— Вы немного опоздали, генерал. Госпожа начальница уже не может принять вас сегодня. Я отведу девочку к ней завтра представиться, а теперь прошу вас проститься с вашей внучкой, так как поздно и девочке необходимо сейчас же лечь, чтобы успеть хорошенько выспаться до завтрашнего утра.

— До скорого свидания, милая моя Южаночка! — произнес дедушка и, обняв Инну, он несколько раз перекрестил ее дрожащей рукою и нежно поцеловал в щечку.

— До свидания, моя дорогая девочка, завтра я приеду навестить тебя, а пока… — и еще раз прижав к своей груди черненькую головку, генерал Мансуров поцеловал ее.

— Извините меня, генерал, — неожиданно зазвучал неприятный скрипучий голос классной дамы, — но мы не можем, к сожалению, допустить вас повидать вашу внучку. Посещения родственников у нас бывают по четвергам и воскресеньям, два раза неделю. Завтра пятница и, стало быть…

— Значит, завтра я не увижу моего дедушку? — перебила свою новую наставницу Инна.

— Ты увидишь твоего дедушку в воскресенье, через три дня!

— Никогда в жизни не соглашусь я на это! — вырвалось из груди Южаночки. — Или пустите дедушку завтра, или я ни за что на свете не останусь в вашем противном институте! Клянусь вам!

— Ты невозможная девочка! — пожала плечами г-жа Бранд, и длинное лицо ее стало еще длиннее.

— Дедушка, миленький, золотенький, ненаглядный. Возьми меня сейчас же отсюда, возьми сейчас! Или я умру, дедушка! — с отчаянием вырвалось из груди Инны.

— Южаночка! Дитя мое! — мог только произнести генерал и так грустно взглянул в лицо внучке, что и гнев, и отчаяние Инны исчезли в тот же миг.

— Если тебе это будет так неприятно, — пробормотала она краснея, — то я здесь останусь, но только, ради Бога, навещай меня, дедушка!

— Разумеется, дорогая моя! Разумеется!

Инна подставила дедушке свое личико.

Лишь только эта дверь захлопнулась за дедушкой, Инна обернулась к Эмилии Федоровне и произнесла тоном, недопускающим возражений.

— Пожалуйста, ведите меня скорее в спальню, только как можно скорее, а то мне расхочется туда идти.

Услышав этот тон, это приказание, в первую минуту г-жа Бранд была так удивлена, что не могла произнести ни слова от изумления. С минуту она стояла истуканом, с полуоткрытым ртом, с вытаращенными глазами. И вдруг разразилась, как буря.

— Как ты смеешь говорит так со мною! — крикнула она. Потом, поборов злобу, приказала швейцару снять с «новенькой» шубку и галоши, и, ухватив Инну за руку, повлекла ее из вестибюля куда-то наверх, по широкой каменной лестнице.

Достигли они третьего этажа и вступили в длинный коридор, освещенный тремя-четырьмя висячими лампами. По обе стороны коридора находились двери, ведущие в дортуары, то есть спальни воспитанниц. Перед одною из них Эмилия Федоровна остановилась перевести дыхание, и, воспользовавшись этим, Инна подняла голову и прочла надпись на двери.

"Дортуар младшего класса".

Костлявые пальцы г-жи Бранд по-прежнему впивались в руку Южаночки. Потеряв всякое терпение, девочка изо всех сил дернула рукою:

— Да отпустите же меня наконец. Я не баран, которого тащат насильно!

— Ты не баран, а глупая, дерзкая девчонка, которую следует примерно наказать — прошипела г-жа Бранд и, широко распахнув дверь, втолкнула в нее Южаночку.

Девочка очутилась на пороге длинной комнаты, слабо освещенной зеленоватым светом ночника. Здесь стояло около сорока кроватей, уставленных четырьмя правильными рядами. На каждой из них лежала спящая фигурка, в белой кофточке и таком же чепце.

Что это были за фигурки, Южаночка не успела разглядеть, так как едва она очутилась в дортуаре, как Эмилия Федоровна схватила ее за плечи, подтащила к белевшейся в полумраке печке и, толкнув девочку лицом в угол между стеной и печкою, прошептала со злостью:

— Наконец-то я добралась до тебя! Я буду наказывать тебя до тех пор, пока ты окончательно не исправишься. Поняла? Не изволь же выходить из угла до тех пор, пока я не приду за тобою, — и, потрясая своим костлявым пальцем над черненькой головкой Южаночки, Эмилия Федоровна вышла из дортуара.

Глава 3

Песенка пробуждения. Новые подруги. Первый враг

Лишь только г-жа Бранд скрылась, девочка повернулась лицом к белым фигуркам, стараясь разглядеть их. Оказалось, что это были спящие девочки, приблизительно одного возраста с нею.

Инна обладала пылким воображением. В детстве она с увлечением слушала сказки, которые ей рассказывали покойные родители, няньки и ее верные друзья-солдатики.

Особенно запала ей в душу одна из них, в которой двенадцать спящих царевен, зачарованные злой колдуньей, просыпаются от песенки молодого пастушка, явившегося в темное подземелье Бабы-Яги.

И сейчас при виде темной огромной комнаты и стольких спящих девочек эта сказка неожиданно пришла на память Инне.

И веселая шаловливая мысль в тот же миг толкнулась в ее головку: уж не разыграть ли ей — Инне — роль освободителя-пастушка?

И прежде нежели здравый смысл пришел на помощь девочке, она скрестила руки на груди и запела негромким, мелодичным голоском:

В подземелье я стою,Мою песенку пою…Под чарующий напевВстанет много спящих дев.Пусть вспорхнут они как птичкиУлетят из их темничкиНазло бабушке Яге,Костяной кривой ноге,Что девиц заворожила,По кроваткам разложила.В подземелье я стою,Мою песенку пою.Живо, девоньки, вставайте,Злые чары разрушайтеНазло Бабушке ЯгеКостяной кривой ноге.

— Кто это там поет? — произнес заспанный голос.

И с ближайшей к печке кровати поднялась кудлатая головка со съехавшим на затылок чепцом.