– Нужно бы все же что-нибудь сделать, хотя бы ради него самого.
– Фонда этим занимается, – сказал Вальтер. – Можешь не сомневаться, что соответствующий рапорт уже послан и находится в нужных руках.
У него тоже не было настроения шутить. Мысль о психической болезни его ужасала. Когда он был переутомлен, ему случалось обнаруживать, что его собственные мысли приобретают какую-то необычную окраску. Вполне объяснимо при его своеобразной профессии, профессии врачевателя умирающих людей, и немыслимом ритме работы, но все же это давало ему повод для беспокойства. Поскольку справа от него снова раздался смех, он почувствовал раздражение и накинулся на Джейн, хотя очень уважал ее.
– Поберегите свои силы. Возможностей повеселиться у нас сейчас будет хоть отбавляй.
– Что с тобой? – спросила Гармония.
– Ничего. Кстати, это относится и к тебе тоже. Я считаю, что мы уже достаточно посмеялись.
Полиак кивком одобрил порицание. Лично он считал, что фамильярность с медсестрами вносит в жизнь элемент беспорядка. Со своей командой он обращался с холодной и немного манерной вежливостью, что укрепляло у всего персонала чувство иерархии. Кончая разделывать медленными и точными движениями куриную ножку, он спросил Давида:
– У тебя сегодня еще кто будет, кроме Костелло?
– В том-то и дело, что никого. Второго моего ассистента Фонда поставил на сортировку.
– А вдруг что-нибудь очень сложное, какой-нибудь очень тяжелый случай из тех, что время от времени нам любит подбрасывать война?
– Возьму в качестве второго ассистента Лилиан. Без операционной сестры я сумею обойтись. Или попрошу помочь Вальтера, если он на время сможет оставить свою реанимационную на медсестер.
– Я могу это довольно часто, – отозвался Вальтер. – У Джейн и Гармонии накопился вполне достаточный опыт. Они умеют делать ничуть не меньше, чем я.
– Не скромничайте, мой дорогой, – сказал Полиак, поворачивая свой поднос, чтобы приступить к рисовому пирожному. – Ваша работа, конечно, не слишком разнообразна, но она требует хорошего клинического чутья, именно вашего чутья.
– Да ладно! Обычная рутина. Я как служащий на бензоколонке. Только вместо горючего отпускаю кровь, или плазму, или физиологический раствор.
Он бросил быстрый взгляд направо и уже громко продолжил:
– А что касается клинического чутья и оценки действительного состояния раненого, то, уверяю вас, мои медсестры справляются с этим прекрасно.
– Мы счастливы слышать это, месье, – сказала Джейн, которая после выговора притихла, в отличие от Лилиан и Гармонии, продолжавших болтать.
Вальтер пожал плечами.
– Не надо, не надо, Джейн, вы прекрасно знаете, как я к вам отношусь. Поэтому не сердитесь за то, что я сейчас вспылил.
– Кажется, вам с Давидом приходилось работать вместе? – спросил Полиак.
– Ну еще бы, – отозвался Давид. – Мы побывали вместе в таких переплетах.
Они с Вальтером вспомнили то время, когда работали в одной команде в тыловом госпитале.
– А ты помнишь ту бедренную артерию? Я вряд ли когда ее забуду.
Давид стал рассказывать эту историю Полиаку, который кончил есть и закурил сигарету.
– Представляешь, этот негодник шьет себе и шьет своей кривой иглой, словно перед ним не человек лежит, а какой-то кусок войлока. Так уверенно, прямо чересчур уверенно. Я ему раз говорю: осторожнее, два говорю: осторожнее, рядом проходит бедренная кость! И на четвертом шве это случилось. Кровь хлещет струей. Невероятно обильное кровотечение.
– Ну и чем все закончилось? – спросил Полиак, страшно любивший рассказы о хирургических драмах.
– Еле-еле выкрутились. Мне удалось наложить шов, когда я уже ни на что не надеялся.
– Да, – сказал Вальтер, – пришлось нам поволноваться в тот день.
– Это хорошо, – заключил, вставая, Полиак. – Когда однажды сделаешь глупость, обретаешь уверенность, что в другой раз ее не повторишь. Ну, господа, я полагаю, нам пора.
Люди за соседними столиками тоже поднимались. Они выходили со двора фермы небольшими группами. В гуще деревьев уже стояла ночная тьма, но на тропинке сухая трава слегка отражала свет неба. Хорошо освещенный госпиталь на хлебном поле, и прожектора, направленные на крыши палаток, на белые полотнища с красными крестами, а в главной аллее – зажженные фары санитарных машин – все это напоминало какой-то праздник или ярмарку. Посреди аллеи три соединенные между собой просторные палатки образовывали зал сортировки, одновременно выполняя функцию главного входа для хирургических служб. Два операционных блока из разборных деревянных щитов с настилом с помощью брезентового туннеля соединялись с одной стороны с сортировкой, а с другой – со службой реанимации, простой продолговатой палаткой, где в два ряда, по шесть с каждой стороны от прохода, стояли койки, пронумерованные от первой до двенадцатой, а в глубине находилась отгороженная ширмой ниша, заменявшая кабинет.
Заступавшие на дежурство врачи и медсестры прошли через загроможденное носилками приемное отделение и в туннеле разделились.
– Я попрошу позвать тебя, если ты мне понадобишься, – сказал Давид Вальтеру.
А Полиак махнул на прощание рукой:
– Ну ладно, до скорого.
Вальтер вслед за двумя медсестрами вошел в свой блок и направился прямо к Грину, который регулировал капельницу у ампулы с плазмой.
– Все в порядке?
– Если можно так выразиться.
– Пояснишь?
– Сию минуту.
Грин в последний раз проверил, хорошо ли сидит в вене раненого троакар, потом, вытерев о халат испачканные кровью пальцы, взял Вальтера под руку, отвел его в угол палатки и вполголоса описал ситуацию.
– Так вот. Пока все без особой сумятицы. Второго нужно убрать. Только что умер.
Он показал подбородком на лежащую в начале ряда с четной нумерацией человеческую фигуру, укрытую с головой шерстяным одеялом цвета хаки. Затем повернулся в другую сторону.
– Подготовься к серьезным неприятностям с первым номером: проникающее ранение грудной клетки. Он под кислородом. Большая потеря крови. Давление низкое, но уже час как стабильное.
Один – исповедуясь, другой – внимая ему, они прошли вдоль нечетного ряда, вплотную к походным койкам, поскольку практически все пространство между двумя рядами было заставлено высокими плетеными корзинами, забитыми бельем и прочим имуществом; эти же корзины, накрытые белыми простынями, превращались при надобности в столы.
– Пятому запланирована ампутация. Сильный, но классический шок. По всей видимости, выдержит. Еще один источник неприятностей для тебя – это с другой стороны, восьмой – множественные осколки. Парня подобрали не сразу, потому что в ходе боя он оказался на отшибе. Ты сам увидишь: со стороны левой ляжки идет неприятный запах. Рана чревата нехорошими последствиями. Если начнет вздуваться – сразу же в операционную. Естественно, антибиотики. За десятого тебе нечего беспокоиться. Правое полушарие практически отсутствует. Полная кома. Нельзя ни прикасаться, ни транспортировать. На всякий случай, как видишь, я вливаю немного крови. Внешне он уже на том свете, но что касается боли, то тут никогда не знаешь. В случае чего – морфин, понемногу.