Читать интересную книгу Врата изменников - Энн Перри

– А второе предупреждение?

– Это было связано с лошадью, – ответил Мэтью. – Но отец никогда не рассказывал мне подробности. – Он опять подался вперед, наморщив лоб. – Я узнал обо всем этом со слов грума, когда был дома. Отец ехал верхом по деревенской улице, когда внезапно навстречу галопом проскакал какой-то идиот, совершенно потерявший способность управлять лошадью. Он беспорядочно шарахался из стороны в сторону, словно безумный, с кнутом в руке, и едва не расплющил отца вместе с конем о каменную стену возле церкви. Он сильно стегнул отцову лошадь по голове, и, конечно, бедное животное испугалось и сбросило отца на землю. – Мэтью задержал дыхание, неотрывно глядя на Питта. – Конечно, это вполне могло быть случайностью: может быть, тот идиот был пьян или не в своем уме. Но отец думал иначе, и я, конечно, тоже.

– Да, это не случайность, – мрачно заметил Питт. – Я тоже так не думаю. Он был превосходный наездник и не тот человек, который может нафантазировать подобные вещи на чужой счет.

Мэтью вдруг улыбнулся. Это была широкая, добрая улыбка, разом омолодившая его на несколько лет.

– Это лучшее, что я слышал о нем за последнее время… Господи боже, хотел бы я, чтобы тебя могли слышать его друзья. Все так опасаются его похвалить, даже признать, что он был в здравом уме, и даже мысли не допускают, что он был прав. – В голосе Мэтью внезапно зазвучала обида. – Томас, ведь он был в полном рассудке, правда? Он был самым здравомыслящим, самым благородным и самым порядочным человеком на этой земле!

– Да, правда, – ответил Питт тихо и совершенно искренно. – Но если отвлечься от этого, то дело не в здравости его рассудка. «Узкий круг» всегда наказывает тех, кто ему изменяет. Мне приходилось наблюдать такое и раньше. Иногда они губят общественную репутацию, иногда разоряют – но к убийству прибегают нечасто, хотя бывает и так. Если они не смогли его запугать – а они, очевидно, не смогли, – тогда им уже не оставалось ничего другого. Они не могли его разорить, потому что он не играл и не спекулировал. Не могли нанести урон его репутации, потому что он ни перед кем не заискивал, не искал должностей или связей и совершенно не заботился о том, чтобы быть принятым при дворе или в светских кругах Лондона. А там, где он жил, его положение было неуязвимо даже для происков «Узкого круга». Поэтому у них оставалось только одно средство, чтобы заставить его замолчать навсегда, – смерть.

– А затем свести к нулю все, о чем он говорил, выдав за умалишенного и тем самым опозорив его память. – Голос Мэтью опять зазвучал гневно, на лице отразилась боль. – Но я не могу этого вытерпеть, Томас, и не стану терпеть!

В дверь гостиной постучали, Питт внезапно вернулся к реальности, поняв, где он находится и что на дворе почти стемнело. Он так и не успел поесть. Шарлотта, наверное, недоумевала, кто его посетитель, почему они удалились в гостиную, плотно закрыв дверь, почему он не представил ее гостю и не пригласил его к обеду.

Мэтью выжидающе поглядел на него, и Томас удивился, заметив, что тот нервничает, словно не знает, как себя держать.

– Входи, – Питт поднялся и пошел к двери, чтобы отворить.

За порогом, с удивленным и обеспокоенным видом, стояла Шарлотта. Она уже почитала детям на ночь, и по слегка раскрасневшемуся лицу и выбившейся пряди волос Томас понял, что она пришла из кухни. А он даже позабыл, что голоден.

– Шарлотта, это Мэтью Десмонд.

Как ни странно, но они с Мэтью никогда не встречались. А ведь Десмонд был ближе ему, чем все остальные, за исключением матери, а иногда даже ближе, чем она. И Шарлотта была сейчас родна и близка Томасу, как никто другой, но он никогда не возил ее в Брэкли, никогда не показывал ей усадьбы, не знакомил с теми, кто был для него семьей, прежде чем появилась она. Мать умерла, когда ему исполнилось восемнадцать, но ведь это не должно было оборвать все связи.

– Добрый вечер, мистер Десмонд, – проговорила Шарлотта со спокойствием и достоинством, которые были даны ей от рождения, а вовсе не зависели от эмоционального состояния. Питт заметил в ее взгляде какую-то неуверенность и понял, почему она подвинулась поближе к нему.

– Добрый вечер, миссис Питт, – ответил Мэтью, слегка удивившись, что она не потупила взгляд, а посмотрела ему прямо в глаза. В это краткое мгновенье, обменявшись всего лишь парой фраз и взглядом, они оценили друг друга и поняли, какое место в обществе кто занимает. – Извините за вторжение, миссис Питт, – продолжал Мэтью, – боюсь, это очень эгоистично с моей стороны. Я приехал сообщить Томасу о смерти отца и, к сожалению, совершенно не учел, что и другие нуждаются в его обществе. Приношу свои извинения.

Шарлотта взглянула на мужа – на этот раз взволнованно и сочувственно – и снова обратила взгляд к Мэтью:

– Извините, мистер Десмонд. Вы, наверное, ужасно расстроены. Можем ли мы вам чем-то помочь? Может быть, вы хотите, чтобы Томас поехал с вами в Брэкли?

Мэтью улыбнулся.

– Вообще-то, миссис Питт, я хотел, чтобы Томас выяснил, что же произошло на самом деле, и он мне это уже пообещал.

Шарлотта хотела было еще что-то добавить, но поняла, что, пожалуй, это будет не совсем уместно.

– Не хотите ли поужинать с нами, мистер Десмонд? Полагаю, вам не очень хочется есть, но если вы будете голодать слишком долго, вам станет еще хуже.

– Вы совершенно правы, – ответил Мэтью, – во всех отношениях.

Шарлотта внимательно взглянула на гостя и увидела, как сильно он расстроен и утомлен. Немного поколебавшись, она решительно предложила:

– Может быть, вы захотите переночевать у нас, мистер Десмонд? Нам это не причинит ни малейшего неудобства. Вы будете нашим первым гостем после переезда, что очень приятно. А если вам что-нибудь понадобится, Томас вам одолжит.

Мэттью ответил без долгих раздумий:

– Спасибо, это будет гораздо приятнее, чем возвращаться в здешнюю квартиру.

– Томас проводит вас наверх, а Грейси приготовит спальню. Ужин подадут через десять минут. – Она повернулась, мельком взглянув на мужа, и направилась в кухню.

Мэтью на миг замешкался в коридоре, глядя на Томаса. На его лице быстро сменяли друг друга удивление, понимание, воспоминания о прошлом, о долгих былых разговорах и необъятных мальчишеских мечтах и мысль о том, какая разница между тем, что было, и тем, что есть теперь. И никаких объяснений не требовалось.

Ужин был легким: холодный жареный цыпленок с овощами и фруктовый шербет. Сейчас это вряд ли имело значение, но Питт был рад, что принимает Мэтью, став старшим инспектором, а не тогда, когда они могли угостить его только бараньей похлебкой и картофелем или треской с хлебом и маслом.

Они мало разговаривали и только о безотносительных вещах: уходе за садом и что они надеялись вырастить в будущем, все ли фруктовые деревья будут плодоносить в этом году и какие из них нуждаются в подрезке. Все это говорилось, только чтобы не молчать, и никто не пытался делать вид, словно все в порядке. Шарлотта, подобно Питту, хорошо знала, что горе излечивается только временем, часто очень долгим. Мешать боли, пытаясь отвлечь от нее, значило только ее усиливать. Это было бы все равно что отрицать важность события, притворяться, будто утрата незначительна.

Мэтью рано ушел спать, оставив Шарлотту и Питта в зелено-белой общей комнате. Назвать ее гостиной было бы претенциозно, но она была достаточно хороша и удобна, чтобы оправдать и такое название.

– Что он имел в виду? – спросила она, как только Мэтью удалился достаточно высоко, чтобы ее не слышать. – Что подозрительного в смерти сэра Артура?

Медленно и с большим трудом, подбирая нужные слова, Томас рассказал ей все, о чем поведал Мэтью: о сэре Артуре и об «Узком круге», о предупреждениях, которые, по его мнению, они делали, и, наконец, о смерти от опийной настойки в клубе «Мортон».

Шарлотта слушала, не отводя глаз и не перебивая. Интересно, подумал Питт, читает ли она у него на лице горе и вину так же ясно, как он сам их чувствовал. Он не был уверен, что хочет, чтобы она так легко их читала. Конечно, необходимость прятать подобные чувства всегда вызывает ощущение горького одиночества, но Питту не хотелось, чтобы жена сочла его бездушным человеком, которым он сейчас себя ощущал. Томас столько лет не вспоминал о былой доброте обитателей усадьбы и так долго не навещал их, а теперь все, чем он мог воздать за эту былую доброту, – стремление очистить имя сэра Артура от порочащих слухов, которых тот совершенно не заслужил.

Если Шарлотта и распознала его глубинные ощущения, то ничем этого не выдала. Она могла быть иногда дико бестактной, но если кого-нибудь любила, ее преданность была настолько велика, что она могла сохранить любую тайну и воздержаться от высказываний и суждений, как мало кто еще на свете.

– Из всех людей он бы, наверное, последним прибегнул к лаудануму, – честно сказал Питт. – Но даже если он употреблял его по какой-то неизвестной нам причине, я все равно не позволю им утверждать, будто он был в маразме. Это… это недостойно его.