Читать интересную книгу Железный ветер - Игорь Николаев

— Боже мой… — только и сумел сказать он. Теперь пришла боль, безмерная, всепоглощающая, но это было даже хорошо, боль заставила почувствовать отказывающиеся слушаться ноги.

«Гордость» ушла под воду уже наполовину, обезумевшие от ужаса люди метались по палубе, бросались в воду, кто успев схватить жилет или плотик, кто просто надеясь на удачу. А над этим хаосом смертными тенями метались летающие убийцы, неустанно поливая корабль и людей свинцом. Инженер понял, что еще минута, даже меньше, и «Гордость» затонет. Если его любимая останется на палубе, то почти наверняка погибнет. Если же окажется за бортом, то будет призрачный, исчезающее малый шанс, что она останется жить.

И все оставшиеся ему мгновения жизни, вытекающие из тела вместе с кровью из раны, Сергей вложил в три простых движения.

Встать… Ноги не слушаются, ноги не держат, но это ничего… ничего…

Взять ее… обеими руками. Крепко. Изо всех сил…

И выбросив ее за борт, он упал мертвым.

Через полминуты вода, покрытая мазутной и кровавой пленкой, сомкнулась над «Гордостью Франкфурта». На поверхности, среди водоворотов остались обломки надстроек, спасшиеся пассажиры и покачивающиеся на взбаламученных волнах трупы. Сделав прощальный круг, крылатые убийцы потянулись обратно, в ту же сторону, откуда пришли, за исключением одного. Немногие оставшиеся в живых провожали их взглядами с ужасом и ненавистью, надеясь, что это конец страшным испытаниям, но они ошибались.

Два бочкообразных предмета, сброшенные последним планером на небольших парашютах приводнились незаметно и тихо. И через несколько мгновений вспухли полусферами всепожирающего пламени, расходящегося по воде в клубах пара, уничтожая, обращая в пепел все — и живое, и неживое.

Глава 2. Исландия молчит

5 августа, день второй

Блудный сын возвращается домой, улыбнувшись, подумал Виктор. Интересно, ожидать ли упитанного тельца заколотого к приезду любящим отцом?

Тихо шуршали по дорожному покрытию широкие шины, ровно гудела дизельная спарка. Девятивагонный автопоезд приближался к пригородам Мурома, пробивая ночную тьму ярчайшим светом фронтальной батареи галогенов.

Последние четыре месяца не баловали Виктора Таланова бытовым комфортом. Тесные отсеки военных дирижаблей, еще более тесные кабины гиропланов, чуть более свободные, но гнетущие кубрики субмарин. Вездесущие запахи металла, масла и газойля пополам с бензином. Острый аромат жизни балансирующей на грани встречи со смертью. А потом была прокаленная сушь африканских пустошей, где солнце похоже на адский очаг, а природа и люди безжалостны к слабым.

Африка, пожалуй, единственное место на земле, где еще остались голод и нищета. Не недоедание и скверные условия жизни, а настоящий голод, непрерывно собирающий богатую смертную дань. И настоящая нищета, отчаянная, неприглядная, безыскусная.

Но эта земля богата, очень богата. Золото, медь, марганец, платина, хром, алмазы — все то, что движет вперед мир и капиталы. И нефть, очень много нефти — кровь, питающая каждую клеточку цивилизации. Новый металл, смертельно опасный в добыче, но способный раз и навсегда решить проблему нехватки электроэнергии. А еще — контроль над торговыми путями из Атлантики в Пацифиду. Не самая перспективная, не самая главная ключевая точка контроля над Индийским океаном, но в умелых руках и при достаточном количестве боевых дирижаблей-ракетоносцев из Африки можно управлять многотысячным оркестром мировой трансокеанической торговли.

Поэтому на юге Черного Континента не будет мира пока две сверхдержавы — Российская Империя и Североамериканская Конфедерация не разделят эту землю по негласным, но железно соблюдающимся границам. Но до этого еще очень далеко, и ему, Виктору, еще не раз доведется встретить на прохладных улицах российских городов людей с характерным загаром, одетых не по погоде легко, так, словно они до сих пор не могут остыть от жара далекого солнца. Встретить, обменяться понимающими взглядами и разойтись, не проронив ни единого лишнего слова.

Потому что Империя не воюет. И Конфедерация не воюет. Военные расходы растут, сходят со стапелей новые боевые корабли, поднимаются в небо новые аппараты легче воздуха, несущие уже до десяти управляемых ракет. Но войны нет, никто не хочет сражаться вновь, прививка почти столетней давности, превратившая Пруссию в Священный Пангерманский Союз действует по сию пору.

Но все это позади, по крайней мере, на следующие три недели. Заслуженный двадцать один день полновесного внеочередного отпуска за заслуги и успехи, дома, в кругу семьи.

— Простите, я вам не помешаю?

Виктор взглянул на спутника. Тот подсел в двухместное купе на предыдущей остановке, с какой-то непонятной робостью примостился на обитое искусственным бархатом сиденье, почти на самый краешек, крепко прижимая к груди чемоданчик — «дипломат» желтой кожи, да так и застыл в неподвижности, нахохлившись, как воробей, так что Виктор почти забыл о его существовании.

— Нет, — немного удивленно ответил Таланов.

— Замечательно! — с энтузиазмом воскликнул спутник. Немного суетливо он привстал, протянул Таланову руку, уронив при этом чемоданчик, спохватился, наклонился, чтобы поднять, сбросив при этом стакан со столика у окна. Виктор поймал емкость у самого пола, уже заинтересованно наблюдая за эволюциями собеседника. Тот, смутившись окончательно и густо покраснев от смущения, все-таки распределил по купе «дипломат» и себя, с чувством пожал твердую ладонь Таланова.

— Здравствуйте еще раз, — сказал он вновь, теперь более уверенно, — понимаете, я работаю в издательстве, работаю в редактуре и коррекции, привык работать по ночам. Работа, понимаете, серьезная, а ночью тихо, спокойно, знаете ли, не отвлекает ничего, так вот. Такая работа.

Немного заблудившись во всех этих «работах» Таланов молча слушал.

— Вот я и говорю, много езжу и часто работаю по ночам, некоторым неудобно, возмущаются.

Виктор усмехнулся, ему неожиданно очень захотелось сказать смешному суетливому редактору-корректору, что работающий за полночь сосед — это ничего, это нормально. Когда веселые негры гоняли их штабной бронеавтомобиль по равнине, не в состоянии попасть из трех безоткаток — это было неудобно и возмутительно. Пушки были неплохие, французские, но в краях южнее Солсбери считалось хорошим тоном перед стрельбой дунуть добрую порцию китайской мутировавшей конопли, дескать, духи, толкающие пули, так лучше слышат.

— Нет, вы мне не помешаете, — скромно ответил он.

— Это хорошо, это хорошо! — обрадовался спутник. — Кстати, я Марк, Марк Амелякин. Вот так.

С этими словами он открыл портфель. На свет появились стопка исписанных от руки листов, стопка отпечатанных листов, пенал с набором разных канцелярских принадлежностей и наконец большая лампа с аккумулятором. Все это корректор расположил на столике и вооружился толстым красным карандашом, заложив второй за ухо.

Теперь Таланов понял, почему Марк так стеснялся, включенная лампа давала свет почти как маленький прожектор, напрочь забивая уютный свет плафона купе мертвенным сиянием лампы дневного света, модной новинки года. Но возмущаться теперь, после собственного разрешения, было как-то неудобно, ехать оставалось не более получаса, так что Виктор вспомнил услышанное где-то «сильные люди — добрые люди» и решил быть снисходительным к чужим привычкам.

— Извините, привык с детства, — сказал Марк, перехватив его взгляд, — могу работать только при ярком свете. Иначе никак.

— Да ладно, понимаю, — отозвался Виктор. — Над чем работаете?

Вопрос был риторическим, но корректор воспринял его с энтузиазмом, как, похоже, и вообще все, что делал.

— Очень интересный проект, очень любопытный! Иван Терентьев, знаете ли, наверняка доводилось слышать?

Таланов наморщил лоб, вспоминая, имя было знакомым, но как-то ускользало, не даваясь памяти зацепиться. Помнится, чем-то подобным зачитывались ребята на «Нептуне», транспортном «ныряльщике», что вывозил их от мыса Барра.

— Ну, как же, «Гибель Империи», «Гражданская Война» и «Двадцатые годы». Их еще называют «Страшная Трилогия». Неужели вы не читали, это же самые популярные и известные книги последних лет!

— Последнее время я не очень много читал, — дипломатично заметил Таланов. — Времени все не было. Вы рекомендуете?

— Безусловно, безусловно. Это очень интересные произведения, они написаны в новомодном жанре, он называется «альтернативная история», слышали?

— Да, что-то такое слышал, — безразлично отозвался Виктор, теряя интерес к разговору. История, тем более «альтернативная» не числилась в списке его увлечений. Но было поздно, редактор сел на любимого конька, пришпорил вовсю и слезать уже не собирался. Марк даже перестал повторяться.