Читать интересную книгу Крепостной ансамбль Мангупа - Александр Герцен

Председатель Таврической ученой архивной комиссии А. И. Маркевич предпринял в этом же 1890 г. поездку на Мангуп для осмотра остатков христианского храма, обнаруженных при земляных работах под южным склоном плато в ущелье Рогуз-дере. Помимо этого памятника был произведен осмотр башни в верховьях Табана-дере. Результатом было первое описание башни оборонительной системы Мангупа, которое содержит ряд верных наблюдений относительно конструкции и истории строительства сооружения. Позднейший период его существования А. И. Маркевич справедливо связывал со временем турецкого владычества (170, с. 107). Отмечает он и вторичное использование архитектурных деталей храма или дворца, а также плиту с надписью, которая в дальнейшем была извлечена из кладки (164, с. 15–19). Де Бай, посетивший Мангуп в начале нашего века, также высказал мнение, что архитектурные фрагменты в кладке башни происходят из здания цитадели, т. е. дворца по А. И. Маркевичу (305, с. 13–14).

Из описаний Мангупа конца XIX в. наибольший интерес заслуживает статья Н. П. Никольского, который, будучи артиллеристом, особое внимание уделил памятникам военного зодчества.

По мнению автора, главная крепость находилась на плато, в Табана-дере же проходила «линия первой обороны» (191, с. 69). В целом крепость кажется ему слабой, построенной безо всякой системы. Отмечается, что наличие амбразур (?) в одной из башен, вероятно в верховьях Табана-дере, указывает на позднюю дату ее создания, не ранее XIV в., когда было изобретено огнестрельное оружие. Отмечая находки ядер калибром около 15 дюймов в Бахчисарае и в деревне Ходжа-сала, автор высказывает предположение, что они принадлежали пушкам защитников города и были сделаны из местного известняка (возможно, автор имел в виду материал ядер, а не пушек, хотя ядра сделаны не из известняка, а из гранита), причем ему показывали даже огромную железную ось, якобы принадлежавшую такой пушке (191, с. 69–70).

Возведение цитадели, по мнению автора, следует отнести ко второй половине VI в. Это была резиденция готских епископов, на что указывают остатки церкви в центре мыса (октогональный храм). Пещерные сооружения на оконечности мыса он толкует как помещения для воинов гарнизона цитадели, а нижний ярус пещер, предполагаемую тюрьму, — как монастырь эпохи раннего христианства (191, с. 71–73).

Вероятно, Н. П. Никольский достаточно подробно изучил топографию городища; им даже была предпринята экскурсия на редко посещаемый и ныне мыс Чамну-бурун, но никаких остатков строений там он не отмечает (191, с. 75).

В целом описания Н. П. Никольского достаточно точны, но интерпретация материалов нередко фантастична. Так, в малой карстовой пещере, которую спутники автора не смогли пройти до конца, им предполагался тайник, где хранилось имущество, спрятанное жителями города во время осады 1475 г. Особенно произвольны экскурсы автора в область этнической и политической истории Мангупа. Однако в заключение он высказывает весьма здравую мысль о том, что только опасность набегов могла заставить местных жителей (готов?) основать поселение на труднодоступной вершине Мангупа (191, с. 79).

Археологические раскопки на Мангупе были возобновлены в 1912 г. под руководством директора Херсонесского музея Р. X. Лепера, намеревавшегося, как и его предшественник Ф. А. Браун, искать следы пребывания готов. С этой целью предполагалось исследовать здание цитадели, базилику, раскопки которой были уже начаты Брауном, кладбище в Табана-дере и другие памятники. Работы велись до августа 1914 г. В целом, по мнению исследователя, они «не оправдали ожиданий, а вещей, относящихся к готской эпохе, не найдено вовсе» (ИТУАК. — 1914. — № 51 — С. 300).

Лепер попытался наметить основные этапы истории поселения, выделив «три стадии»: таврскую, готскую, к которой были отнесены основные памятники городища, и еврейскую, позднейшую (ИТУАК. — 1913. — № 49. — С. 268), хотя сам Лепер отмечал, что, судя по эпитафиям, евреи жили на Мангупе по крайней мере с X в.[4]

Весьма важной для решения вопроса о времени начала крепостного строительства на Мангупе была находка в одной из гробниц, связанных с базиликой, фрагмента надписи с именем Юстиниана (ИТУАК. — 1914. — № 51. — С. 298). По мнению В. В. Латышева, [95] Юстиниана I (153, с. 18). Среди других эпиграфических материалов, собранных экспедицией, особо следует отметить плиту с надписью 1363 г., упоминающую Феодоро и Пойку (ИТУАК. — 1914. — № 51. — С. 298).

На мысе Тешкли-бурун велись раскопки в здании цитадели. К сожалению, Лепер, редко бывавший на Мангупе, не оставил подробного отчета, по которому можно было бы представить методику раскрытия и стратиграфию культурных отложений. Нет даже удовлетворительной описи находок. Приходится довольствоваться краткими сообщениями об отдельных вещах, наиболее выразительных по мнению руководителя раскопок. Ничего ранее турецкого времени обнаружено не было. Отсюда следовал вывод о сооружении крепости на мысу турками после захвата ими Мангупа (ИТУАК. — 1914. — № 51. — С. 299). К такому же выводу, на основании изучения особенностей фортификации цитадели, пришел и А. Л. Бертье-Делагард (36, с. 19–28).

С именем Бертье-Делагарда связано начало серьезных научных исследований «пещерных городов» Крыма. Он первым начал широкие обмерные работы и сопровождал их фотографированием самих археологических памятников.[5]

В первой большой статье, посвященной главным образом Каламите-Инкерману, для нас весьма ценны выводы относительно особенностей турецкой крепостной архитектуры, о возможной дате турецкой реконструкции башен и стен Инкермана (35, с. 187–188), поскольку аналогичные перестройки почти одновременно и в таких же больших масштабах велись на Мангупе.

Вопросам истории Феодоро посвящена специальная статья А. Л. Бертье-Делагарда «Каламита и Феодоро», написанная на основе анализа большого материала, архивных документов, чертежей и оригинальных фотографий, с учетом последних археологических данных. Она, несмотря на ряд положений, не подтверждающихся данными новейших исследований, до сих пор представляет для изучения истории крымского средневековья отнюдь не только историографический интерес.

В статье автор привел ряд аргументов для доказательства принадлежности саблинской надписи 1427 г. Инкерману, а не Мангупу (36, с. 2–10).

При описании памятников для А. Л. Бертье-Делагарда характерна высокая точность и отсутствие стремления к домысливанию без надежных оснований. Поэтому, не располагая достаточными данными, он обошел вопрос о времени и обстоятельствах основания города Мангупа. Только анализируя архитектуру большой базилики, опираясь на херсонесские аналогии, он очень осторожно высказывается о ее возведении не позднее VII–VIII вв. (36, с. 40). Синхронных оборонительных сооружений Мангупа А. Л. Бертье-Делагард не указывает. Крепостную же линию, проходящую в северной части плато (линию Б), он связывает со строительной деятельностью мангупских князей XIV–XV вв., полагая, что она была основным оборонительным рубежом города (36, с. 15).

Как отмечалось выше, цитадель автор определяет как турецкую постройку, считая, что при наличии дворца в окрестностях базилики князьям она была не нужна. Такую атрибуцию цитадели подтверждают, по мнению автора, ружейные бойницы на куртинах, относимые им к первой половине XVI в. (36. с. 18), так же как и аналогичные бойницы на внешней оборонительной стене в Чуфут-Кале (37, с. 113–114). Особо следует подчеркнуть, что в статье А. Л. Бертье-Делагарда впервые публикуется достаточно точный топографический план Мангупа, увеличенный с одноверстной карты Крыма (36, с. 10); он воспроизводился и в работах других исследователей (66, с. 124; 297, с. 125).

Большой вклад в изучение эпиграфических памятников Мангупа внес академик В. В. Латышев. Им были обработаны и изданы практически все надписи на камнях, обнаруженные на городище в XIX — начале XX вв., большинство из них связаны с оборонительными стенами и башнями. Известную надпись 1427 г. В. В. Латышев склонен был связывать с Мангупом, а не с Инкерманом, как А. Л. Бертье-Делагард (150, с. 50–53). При такой интерпретации следовало, что городские укрепления на плато были возведены в правление князя Алексея (20-30-е гг. XV в.). К сожалению, вопрос о месте первоначального нахождения надписи пока не может быть решен окончательно без новых документов, касающихся обстоятельств ее поступления.

В 1896 г. впервые были опубликованы две надписи, найденные Ф. А. Брауном. Восстанавливая [96] содержание первой из них, В. В. Латышев полагал, что она сообщает о возведении башни в правление Тохты, или Тохтамыша (150, с. 54–55), вторая же, происходящая из вторичной кладки башни в Табана-дере, содержащая упоминание «крепости Феодоро», отнесена им к XIV в. (150, с. 56–57).

В. В. Латышевым была опубликована заметка А. Л. Бертье-Делагарда по поводу небольшой надписи в пещере у нижней стены в Табана-дере, которую он предположительно определяет как обозначение даты 6729–1221 г., имеющей отношение к стене (151, с. 154).