Было восемь утра.
– До чего же он настырный, – сказал Монссон.
– Что дальше будем делать? – спросил Скакке.
– Ничего. Ждать.
Без двадцати девять позвонили по личному телефону Монссона. Он взял трубку, с минуту или около того слушал, прекратил разговор, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», и крикнул Скакке:
– Звони в Стокгольм. Прямо сейчас.
– А что сказать?
Монссон взглянул на часы.
– Звонил Могенсен. Он говорит, что швед, назвавший себя Бенгтом Стенссоном, этой ночью купил билет Копенгаген – Стокгольм и торчал на аэродроме несколько часов. Наконец он сел в самолет САС, который вылетел в семь двадцать пять. Самолет должен приземлиться в Стокгольме максимум десять минут назад. У этого парня все приметы, кажется, совпадают. Надо, чтобы автобус, который повезет пассажиров в город, остановили у аэровокзала и этого человека взяли.
Скакке набросился на телефон.
– Все, – через минуту произнес он, еле переводя дух. – Стокгольм этим займется.
– С кем ты говорил?
– С Гюнвальдом Ларссоном.
Через полчаса зазвонил телефон Скакке. Он рванул трубку, выслушал то, что ему сообщили, и остался сидеть с трубкой в руках.
– Лопнуло, – сказал он.
– Вот как? – лаконично заметил Монссон. – А ведь у них там было двадцать минут в запасе.
III
Эти же слова прозвучали в Стокгольме, в отделении полиции на Кунгсхольмсгатан.
– Лопнуло! – Красная, потная физиономия Эйнара Рённа показалась в дверях кабинета Гюнвальда Ларссона.
– Что лопнуло? – отсутствующим тоном спросил Ларссон.
Он думал совсем о другом: о трех необычно дерзких ограблениях в метро прошлой ночью. И двух изнасилованиях. И шестнадцати драках. Что вы хотите – это Стокгольм. Хоть ни одного убийства за ночь, и то слава Богу. Сколько совершено краж и взломов – он не знал. И сколько наркоманов, контрабандистов, хулиганов и пьяниц взяла полиция – не знал тоже. Или сколько в чем-то виновных (кто больше, кто меньше) людей избито полицейскими в машинах и участках. Вероятно, бесчисленнее множество. Его это не касалось, он занимался своим делом. Гюнвальд Ларссон был первым помощником комиссара по уголовным делам.
– С этим автобусом с аэровокзала.
– Ну и что с ним? Что у него лопнуло?
– Патруль, который должен был проверить пассажиров, опоздал – когда он прибыл на место, пассажиры уже разошлись, а автобус уехал.
Ларссон сумел наконец отключиться от своих размышлений и пристально посмотрел на Рённа:
– Что? Да ведь этого не может быть!
– К сожалению, может, – сказал Рённ. – Они туда просто не успели.
Гюнвальд Ларссон принял просьбу Скакке по чистой случайности и считал проверку автобуса простейшим из повседневных дел. Сердито нахмурившись, он сказал:
– Но ведь я, черт возьми, тут же позвонил в Сольну, и дежурный сказал, что у них есть радиопатруль на Каролинской дороге. Оттуда до аэровокзала максимум три минуты езды. А у них было не меньше двадцати в запасе. Что случилось?
– По дороге к ним кто-то пристал, и им пришлось разбираться. А когда они после этого приехали на место, автобус уже ушел.
– Значит, им пришлось разбираться?
Рённ надел очки и заглянул в записку, которую держал в руках.
– Да, именно так. А автобус назывался «Беата».
– «Беата»? Какой же это кретин стал давать имена автобусам?
– Ну не я же, – спокойно ответил Рённ.
– А этих болванов из патруля как-нибудь звали?
– Вероятно. Но я не знаю.
– Выясни. Если уж у автобусов есть имена, то должны же они, черт возьми, быть и у полицейских. Хотя им, собственно, хватило бы одних номеров.
– Или символов.
– Символов?
– Ну да. Как у ребятишек в детском саду, знаешь. Птичка, грибок, муха, собачка или еще что-нибудь.
– Я никогда не бывал в детском саду, – холодно бросил Ларссон. – Займись-ка патрульными. Этот Монссон из Мальмё помрет со смеху, если мы не найдем пристойного объяснения.
– Выяснил, – сказал Рённ, вернувшись минут через десять. – Автомашина номер три из полицейского участка в Сольне. Экипаж – Карл Кристианссон и Курт Квант.
Гюнвальд Ларссон вздрогнул:
– Что? Я так и знал. Эти два идиота просто преследуют меня. Вдобавок, оба они из Сконе.[3]
Скажи, чтоб их немедленно доставили сюда. С этим надо разобраться.
Кристианссону и Кванту было что объяснять. Запутанная история. Кроме того, они до смерти боялись Гюнвальда Ларссона и сумели оттянуть визит на Кунгсхольмсгатан почти на два часа. Это было ошибкой, ибо Ларссон тем временем успел провести, и весьма успешно, свое собственное дознание.
Во всяком случае, они наконец стояли в его кабинете, оба в аккуратных мундирах, держа фуражки в руках. Широкоплечие, светловолосые, по метр восемьдесят шесть каждый, они оцепенело смотрели на Гюнвальда Ларссона блекло-голубыми глазами. Про себя они дивились тому, что именно Ларссон – исключение из неписаного, но действующего правила, по которому полицейский не критикует действия коллеги и не свидетельствует против него.
– Здравствуйте, – любезно сказал Гюнвальд Ларссон. – Очень хорошо, что вы сумели прийти.
– Здравствуйте, – нерешительно ответил Кристианссон.
– Привет! – нахально сказал Квант.
Гюнвальд Ларссон взглянул на него, вздохнул и сказал:
– Это вы, кажется, должны были проверить пассажиров автобуса аэропорта, не так ли?
– Да, – сказал Кристианссон. И задумался. Потом добавил: – Но мы опоздали.
– Не успели, – поправил дело Квант.
– Догадываюсь, – произнес Гюнвальд Ларссон. – Я понимаю и то, что ваша машина стояла на Каролинской дороге, когда вы получили приказ. Оттуда до аэровокзала две, максимум три минуты езды. Какая у вас машина?
– «Плимут», – поежился Кристианссон.
– Карась проходит два километра в час, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Это самая медлительная рыба в мире. Тем не менее он преодолел бы это расстояние быстрее вас. – Он сделал паузу, потом взревел: – Почему, черт вас побери, вы опоздали?
– Нам пришлось разбираться с одним делом, – еле выговорил Квант.
– Карась, наверное, и то сумел бы придумать что-нибудь получше, – уже спокойно сказал Ларссон. – Ну так что там у вас вышло?
– Нас… нас обругали, – тихо произнес Кристианссон.
– Оскорбление при исполнении служебных обязанностей, – категорически заявил Квант.
– И как это случилось?
– Велосипедист, проезжавший мимо, крикнул нам ругательные слова. – Квант по-прежнему не сдавался, в то время как Кристианссон стоял молча и казался все более испуганным.
– И это помешало вам выполнить только что полученное задание?
– Сам начальник управления полиции в официальном выступлении сказал, что за любое оскорбление служащего, особенно служащего в форменной одежде, следует привлекать к ответственности. Полицейский – это не какой-нибудь там попка.
– Разве? – удивился Гюнвальд Ларссон. Оба патрульных непонимающе уставились на него. Он пожал плечами и продолжал: – Разумеется, деятель, которого вы упомянули, весьма известен своими выступлениями, но я сомневаюсь, что даже он мог спороть такую глупость. Ну так как же вас обругали?
– Полиция, полиция, картофельное рыло, – сказал Квант.
– И вы считаете это оскорблением?
– Безусловно, – ответил Квант.
Гюнвальд Ларссон взглядом инквизитора посмотрел на Кристианссона, и тот, переступив с ноги на ногу, пробормотал:
– Ну да, и я так думаю.
– Да, – сказал Квант, – даже если о Сив кто-нибудь…
– Кто это Сив? Тоже автобус?
– Моя жена, – сказал Квант.
Гюнвальд Ларссон растопырил пальцы и опустил свои громадные кисти рук на крышку стола.
– Значит, дело было так. Ваша машина стояла на Каролинской дороге. Вы только что получили задание. В это время мимо проехал велосипедист и крикнул вам: «Полиция, полиция, картофельное рыло!» Вам пришлось разбираться с ним, и поэтому вы упустили автобус.