Читать интересную книгу Рандеву с йети - Никита Велиханов

А однажды ей приснилось зеркало, и когда она в него заглянула, вместо ее собственного лица там было лицо мамы, очень спокойное и очень странное, как будто не лицо, а маска. Ира испугалась так же, как и во сне про женщину и мазь, и проснулась с криком.

Но такое бывало не часто — не чаще раза в месяц, и к тому же Ира постепенно приучилась вовремя выходить из нежелательных снов и поплотнее прикрывать за собой дверь. Хотя, по правде сказать, и запертые двери искушали, как и положено запертым дверям, и Ира иногда нарочно тянула с «отступлением», проверяя себя на прочность, а сон — на верность правилам игры. И в любом случае это было куда интересней, чем реальность дневная. Стоит ли удивляться тому, что Ира так трудно вставала по утрам, и с такой охотой заваливалась иногда спать раньше времени — если не зачитывалась до полуночи, а то и дольше.

Глава 2

26 июня 1999 года. Москва.

Без пятнадцати десять Ирина вышла из станции метро «Арбатская» возле кинотеатра «Художественный» и тут же, проталкиваясь сквозь густую арбатскую толпу, нырнула в подземный переход — на ту сторону, к «Праге», а от «Праги» еще в один переход — к телеграфу. Солнце уже разгулялось, и бензиновая гарь уже висела в воздухе, и обычный суматошный столичный ритм уже вступил в свои права. Пробравшись между мольбертами «холодных» художников, обойдя по контуру небольшую группу зевак, которая уже успела собраться вокруг троих уличных музыкантов, исполнявших под гитару и аккордеон что-то отвязанно-скабрезное, Ирина выбралась наружу, прошла несколько шагов по Новому Арбату и свернула в подворотню, в Мерзляковский переулок.

До места ее новой работы отсюда было уже рукой подать, только свернуть за угол. Ирина даже слегка расстроилось — ей хотелось прийти в первый день на работу не раньше и не позже положенного срока. А на часах все еще было без десяти. Поэтому когда ее прямо на тротуаре остановил невзрачного вида молодой человек с торчащими вперед резцами, в очочках с толстой чёрной роговой оправой, с красноватыми воспаленными веками на маленьких слегка подслеповатых глазах характерного, с опущенными уголками, разреза, но одетый притом в новенький, с иголочки, хотя и явно не самый дорогой костюм — песочный при темно-бордовом галстуке — и в белоснежную накрахмаленную сорочку; так вот, когда ее остановил на улице этот невзрачного вида молодой человек и завел обычную песню про представителя бельгийской фирмы, у которой как раз сегодня широчайшая распродажа по самым дешевым, сниженным буквально до нуля ценам, поскольку фирме исполняется ровно тридцать лет и три года, она не только не отмахнулась от него на ходу, как сделала бы в любой другой ситуации, но и позволила ему исполнить свой номер до конца, и даже взять себя по ходу исполнения номера под локоток.

Молодой человек рассыпался соловьем. Он улыбался — правда, не слишком широко, очевидно стесняясь своего не самого изящного прикуса. Он размахивал руками. Он расхваливал сначала фирму, лучше, честнее и благороднее которой нет и не было не только на отечественном, но и на мировом рынке. Потом он плавно перешел на достоинства самой Ирины, причем не грубо и не пошло — Ирина это для себя отметила, — а так, чтобы потенциальная клиентка была, с одной стороны, слегка озадачена и сбита с толку, а с другой, чтоб у нее приятно защекотало где-то под ложечкой. Растаять Ирина, конечно, не растаяла, но с удивлением отметила про себя, что под ложечкой-то защекотало.

Молодой человек предлагал ей — совершенно бесплатно — новую косметичку взамен ее нынешней. Причем все содержимое ее прежней косметички останется при ней, а кроме того, в новой косметичке будет новый, специально для нее разработанный честной-благородной бельгийской фирмой косметический набор, пробный флакончик настоящих французских духов от Живанши — духов, заметьте, а не туалетной воды, — и маленький маникюрный набор в прекрасном чехле из натуральной кожи с тисненым на нем гербом фирмы. И это все совершенно бесплатно, вне зависимости от того, купит потом Ирина хоть что-нибудь у молодого человека с торчащими зубами или нет.

«Ну, ладно, — подумала Ирина, глянув на часы. — У тебя есть еще три минуты. Покупать я у тебя все равно ничего не стану, но проучить — проучу». Она открыла сумочку, вынула оттуда дешевую, купленную на бегу с какого-то лотка возле метро косметичку и вопросительно подняла глаза на молодого человека. Тот, просияв, поставил на землю объемистый баул и мигом выхватил из него — действительно вполне приличную, что с удивлением отметила про себя Ирина, — кожаную, расшитую в одном уголке неброским темным бисером косметичку. Щелкнул замочек. В косметичке было все то, о чем с таким восторгом и пылом говорил коммивояжер. Он открыл косметичку как можно шире и протянул ее Ирине. Та, не долго думая, пересыпала содержимое собственной косметички в новую — вернее, попыталась пересыпать, потому что рука у нее при этом как-то сама собой неловко дернулась и помада, карандаш и еще какая-то мелочь просыпались мимо.

— Ой, какая незадача, — затараторил молодой человек, мигом подскочив вплотную к Ирине и, едва не стукнувшись с ней лбами, принялся подбирать с земли всю эту мелочовку. — Но мы это сейчас поправим, сейчас поправим.

Ирина, которая все ждала какого-то подвоха и была наготове, подвоха так и не дождалась. Молодой человек буквально в одно касание сгреб с асфальта не успевшие далеко раскатиться помады-карандашики, высыпал их в новую косметичку и даже помог Ирине затолкнуть ее, а она была чуть крупнее прежней, обратно в сумочку. Старую косметичку он забрал, объяснив, что для отчетности, рассыпался в поздравлениях и в изъявлениях благодарности и перешел, как и предполагала Ирина, к основному номеру программы. Всучить он ей попытался ни много ни мало кухонный комбайн, с двадцатью рабочими режимами и с полудюжиной разных насадок, произведенный швейцарским отделением фирмы по высшим европейским стандартам качества и с двумя годами гарантии начиная с даты продажи. К комбайну в виде еще одного бесплатного подношения от фирмы — такой сегодня день! — возведя очи горе и взмахнув еще раз руками возгласил молодой человек, — прилагалась пластиковая мисочка для готового продукта и почему-то пластиковая же щетка для волос, настолько дешевая и безвкусная, что со всем остальным это как-то уж слишком не вязалось.

Хотя отчего же со всем. Комбайн был откровенно «желтый», причем не просто «желтый». Это был пользованный «желтый» комбайн. Валик, на котором держались насадки, был замотан промасленной бумагой, но Ирина углядела рядом с краешком бумаги пару царапин, а когда отвернула обертку, поняла, что комбайн отработал как минимум полтора обычных для «желтой» сборки гарантийных срока. Лейбл на него налеплен был, конечно, швейцарский, но скорее всего, если такого старичка включишь в сеть, проработает он от силы неделю, а потом благополучно сдохнет. Если он вообще работает, а не сгорел два месяца назад, не был принят в утиль, подчищен, подкрашен, упакован и отправлен в свободное плаванье по улицам столицы нашей родины в сопровождении не лишенного известной ловкости и известного артистизма очковтиралы.

— Знаете, молодой человек, — улыбнулась Ирина, вручая комбайн коммивояжеру, — я, наверное, не стану у вас его покупать. Машина, несомненно, замечательная, и я очень уважаю швейцарское качество и бельгийские фирмы, но у меня, честное слово, просто нет с собой денег.

Она ожидала чего угодно. От нудных, с хватанием за рукав и заглядыванием в глаза уговоров до возмущенного требования отдать обратно косметичку, которую ей подарили, потому что думали, что она порядочная девушка, а она оказывается… И на каждый вариант поведения у нее уже была готова соответствующая реакция — от резкого жеста рукой, чтобы стряхнуть надоедливого прилипалу и освободить дорогу, до еще более резкого жеста ногой, в том случае если это не просто так балаганчик, а замаскированная под уличный скандал попытка ограбления. Около года назад на Казанском вокзале с ней попытались проделать подобный номер трое тоже весьма артистичных молодых людей. Она стояла с чемоданом и сумкой, дожидаясь носильщика, который добросил бы все это барахло до третьего вагона, стоявшего — судя по номерам близстоящих вагонов — уже где-то на подходах к Тамбову. В чемодане и в сумке было кое-какое компьютерное «железо»; дальние саратовские родственники, с которыми она неожиданно для себя сблизилась за последние два-три года, хотя до той поры едва-едва знала их в лицо, передали ей деньги и попросили купить в Москве то-то, то-то и то-то, поскольку в Саратове все то же чуть не в полтора раза дороже, и задуманный апгрейд фирменной оргтехники выльется в сумму совсем запредельную. Сумка и чемодан стояли на асфальте, Ирина оглядывала окрестности в поисках татарина с бляхой и тут заметила, как к ней, цветя широкими улыбками, идут три крепких парня. Один из них, шедший чуть впереди, улыбался так открыто, так обаятельно и с такой нескрываемой радостью смотрел Ирине прямо в глаза, что она уже принялась перебирать про себя длинную череду возможных случайных знакомых, которых видела в последний раз пять лет назад и успела забыть — но тут (все-таки чему-то ее, да учили) краем глаза ухватила оценивающий взгляд парня слева, беглый такой взгляд, но пробежавший никак не по Ирине, что было бы даже понятно, а по чемодану и по сумке. Парень явно прикидывал багаж на вес. Не понадейся он не вовремя на отвлекающие способности «ледокола», не видать бы саратовской родне своих процессоров-дисководов-аудио-видео-карт, а Ирине расплачиваться бы и расплачиваться с дальними родственниками.