Катя. Немножко – не умею. (Задумчиво.) Жалеют… мама-покойница по деревенской привычке, бывало, всегда это слово – жалеют – говорила вместо любят.
Ваганов. Да, хочу, чтоб жалела! Ты… ты сама не знаешь, что такое ты для меня. Когда я в прошлом году получил докторскую – и не за красивые глаза, между прочим, как, очевидно, считает ваш дядя Коля, а за некоторые технические расчеты, которые завтра ему же помогут строить там у них на Севере в зоне вечной мерзлоты…
Катя. Мне кажется, дядя Коля совсем не хотел…
Ваганов. Ладно, не в этом дело… Когда я получил докторскую, меня поздравляли на всех углах, – это было не то; мы, как водится, пили с сослуживцами водку – это тоже было не то; я пришел домой – дома было пусто. И тогда я понял, что вот так же нерадостны будут все мои удачи, вся моя жизнь, если…
Звонок телефона.
Катя. Если что?
Ваганов. Если…
Опять звонок. Катя снимает трубку.
А вдруг Алексей?
Катя. Ну и что же? Ты не договорил. Говори.
Ваганов. А что говорить? Что я был тут вчера и приду завтра? Что я счастлив сидеть здесь и пить чай? Я не хочу больше этого говорить.
Катя. А что ты хочешь говорить?
Ваганов. Все. Если бы ты знала, как ты мне нужна.
Катя. Нужна?
Ваганов. Катя, родная…
Катя. Нет. Родная – это я слышала, а вот нужна… В этом доме мне последнее время все чаще казалось, что я никому не нужна.
Ваганов молча целует ее руки.
Да, я счастлива, что вот ты на людях такой независимый, резкий, а приходишь ко мне – и жалуешься и говоришь красивые слова. Нет, я не смеюсь, это ведь так нужно! Красивые слова. Я отвыкла от них.
Ваганов. Нет, я так больше не хочу, я скажу тебе все, все, что ты мне запрещаешь, и скажу это сегодня, вот сейчас!
Катя. Дай руку. (Берет его руку.) Видишь, какая длинная линия жизни. А ты все торопишься, непременно сегодня, сейчас…
Ваганов. Да, сейчас! Если б ты была одна и никого рядом с тобой и если б ты мне сказала: «Я не могу сейчас говорить об этом, я еще не решила, – потом, завтра, когда-нибудь!» – я бы ушел, уехал и ждал бы вдали еще месяц, год, два, как я ждал уже десять лет! Но когда рядом с тобой человек, который тебя не любит, да, не любит…
Катя жестом останавливает его.
Нет, на этот раз я не замолчу! Я знаю, ты прожила с ним десять лет, но это годами не меряется. Он тебя не любит, он каждым словом, каждым жестом доказывает, что ты ему не нужна. Но я ухожу, а он остается с тобой! Он, а не я. И вот так я не могу ждать. Не могу, слышишь?
Катя молчит. Ваганов, подойдя к ней, крепко берет ее за плечи и, приблизив свое лицо к ее лицу, долго смотрит ей и глаза. Входит Марков в плаще, с большим свертком под мышкой.
Марков (после молчания, овладев собой, почти спокойно). А я звонил, звонил, думал, вы ушли… (Оглядывает комнату, Ваганова, безмолвно застывшую Катю, снятую с рычага телефонную трубку, повторяет.) А я звонил, звонил, думал, вы ушли. Шел по Садовой. Начинает моросить.
Ваганов. Да, вот и здесь…
Катя. Ты же все видишь, почему ты молчишь?
Марков. Что я вижу? Я ничего не вижу. (Кладет на рычаг телефонную трубку.)
Катя. Это жестоко.
Марков. Что?
Катя. Делать вид, что ты ничего не видишь, молчать. Тогда я сама скажу, да, и этот телефон, и все… (Оглянувшись на Ваганова, с внезапной решимостью.) Я не могу так дальше. Я ухожу отсюда.
Марков. Когда?
Катя. Сегодня.
Марков. Хорошо. (Идет к двери.)
Катя. Куда ты?
Марков. Снять плащ. (Выходит.)
Ваганов благодарно целует Кате руку. Марков возвращается без плаща и свертка.
Катя. Я думала…
Марков. Ты думала, я убегу и не вернусь, пока вы не уйдете? Наоборот. Останусь и даже перекушу. Пока ты еще здесь, может, покормишь меня по старой памяти? (Садится за стол, дотрагивается до кофейника.) Оказывается, даже и кофе еще не остыл.
Конец ознакомительного фрагмента.