Читать интересную книгу Романтическая сказка Фуке - Д Чавчанидзе

Нельзя не обратить внимание на то, как высказались о ней два великих противника немецкого романтизма. Гете, впервые познакомившийся с "Ундиной" во французском переводе, позаботился, чтобы книжку переплели заново, а позднее сказал Эккерману: "Если вы хотите составить себе благоприятное представление о Фуке, почитайте его "Ундину", она действительно прелестна" {Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М., 1981. С. 259.}. Гейне, который готов был скорее обругать, чем похвалить, все, что принадлежало Фуке, в потоке саркастических фраз не мог не сказать об особой поэтичности повести: "Но что за чудесная поэма эта "Ундина"! Сама поэма есть поцелуй: гений поэзии поцеловал спящую весну, и весна, улыбаясь, раскрыла глаза, и все розы заблагоухали, и все соловьи запели, и благоухание роз, и пение соловьев наш милейший Фуке облек в слова и назвал все это "Ундиной"" {Гейне Г. Указ. соч. Т. 4. С. 427.}.

В 1819 г. Сигизмунд Руль, директор картинной галереи в Касселе, писавший картины на исторические темы, пришлет Фуке в Неннхаузен рисунки к его тексту {Менее примечательными иллюстраторами "Ундины" были Э. Штейнбрюк и Ю. Шнорр фон Карольсфельд.}. А в июле 1812 г. Гофман пишет из Бамберга в Берлин Хитцигу: "Буря, дождь, вода, стекающая потоками, постоянно напоминали мне о дядюшке Кюлеборне, которого я из своего готического окна громким голосом призывал успокоиться, а так как он грохочет нечленораздельно и с ним не поговоришь, я затеял подчинить его себе при помощи хитрых штук, которые называются нотами. Иными словами: "Ундина" должна дать мне великолепный материал для оперы. Вы не согласны со мной?" {Hoffman E. T. A. Briefwechsel. Munchen, 1967. Bd. I, S. 339.}. Через две недели он повторяет уже как просьбу: "Вы знаете, что мне плохо удается переложение прозы стихами и поэтому будет трудно сделать из "Ундины" оперу. Так не могли бы Вы среди Ваших друзей, имеющих поэтическое дарование, найти кого-нибудь и уговорить сделать для меня переработку "Ундины"" {Ibid. S. 342.}?

Сделать эту переработку взялся сам Фуке. И теперь уже ему отправляет письмо Гофман в августе того же года: "Счастливая звезда взошла над моими музыкальными трудами, ибо, как сообщает мне мой друг Хитциг, Вы сами, господин барон! хотите переработать Вашу великолепную, задушевную "Ундину" для моего музыкального сочинения. Не могу выразить словами, как я, читая ее, думал... воплотить глубокую сущность романтических персонажей в звуках... по-настоящему проникнуть в их полную тайны природу и познать ее... День и ночь вижу и слышу я милую Ундину, рокочущего Кюлеборна, блистательного Хульдбранда, и, простите, господин барон, мне не терпится начать писать музыку! Настоятельная просьба, не заставляйте меня долго ждать. С величайшим уважением и почтением называю себя,

господин барон!

душевно преданным Вам. Гофман" {Ibid, S. 347.}.

Получив это письмо, Фуке начинает работу над либретто, которое заканчивает менее чем через год. А еще через год Гофман приехал в Берлин, где они впервые встретились лично как настоящие друзья.

О процессе работы над музыкой Гофман со свойственной ему манерой скрывать особенно сильные переживания за дурачеством рассказывал: "С Ундиной мы ведем превосходную жизнь. Она посещает меня каждое утро и приносит (бог знает, где она это берет) прекрасные цветы и всякие разноцветные блестящие камни, и вот мы сидим и играем, как дети, пока солнце не окажется совсем высоко, - тогда она спешит прочь, и как только она уходит, все цветы вянут и камни теряют блеск" {Ibid, S. 457.}. В 1815 г. опера была закончена, однако премьера состоялась только в 1816-м. Вначале Гофман предполагал поставить оперу в Вюрцбурге, но вновь назначенный попечитель королевских театров граф Брюль, один из друзей Фуке, сумел заинтересовать "Ундиной" наследного принца и добился постановки в берлинском театре в день рождения короля. Она была подготовлена тщательно и со знанием дела. Сам Фуке достаточно понимал в искусстве сцены (в детстве, мечтая о военных подвигах, он иногда задумывался, не стать ли ему актером; в начале 1810-х годов в Берлине ходили слухи, что он возглавит новый театр, который предполагалось открыть). Гофман в свое время в Бамберге расписывал театральные кулисы и оказался хорошим помощником известному Карлу Фридриху Шинкелю, уже прославившемуся своими декорациями к "Волшебной флейте". Главную партию исполняла выдающаяся певица Иоганна Ойнике, дирижировал Бернгард Ромберг.

Конечно, это был более триумф Гофмана, чем Фуке. Первый композитор-романтик Карл Мария фон Вебер писал в своей рецензии: "В тексте оперы "Ундина" кое-что можно было бы прояснить и уточнить, сделать более связным; тем отчетливее и выразительнее те формы и контуры, в которых дал жизнь опере композитор. Это поистине единый сплав... В целом это произведение - одно из самых одухотворенных, какие появились в наше время. Это прекрасный результат проникновения в тему и осмысления ее, достигнутый благодаря незаурядной работе мысли и учету воздействия всего художественного материала, произведение, доведенное до уровня высокого искусства благодаря прекрасным, врезающимся в память мелодиям... Если бы Гофман в ближайшее время снова подарил миру что-то столь же значительное, как эта опера..." {Hoffmann E. T. A. Sein Leben in Bildern. Lpz., 1961. S. 33.} Однако "Ундина" в музыке Гофмана, как и в литературном творчестве Фуке, осталась лучшим, неповторенным созданием. Но ей была суждена недолгая жизнь, и исследователи как Фуке, так и Гофмана, затрудняются объяснить причину этого. Возможно, дело было в неудачном либретто, которое "рабски держалось повествования" {Pfeiffer W, Op. cit. S. 64.}. Возможно, утратила очарование новизны музыка, когда через несколько лет появился "Волшебный стрелок" Вебера. Во всяком случае, поставленная заново в Праге в 1821 г., опера провалилась. До нашего времени дожили лишь увертюра и ария Ундины, исполняемые в концертах.

Уже в 30-е годы Фуке сделал новое либретто, и новую оперу написал Карл Гиршнер, капельмейстер театра в Данциге, где и ставил ее на протяжении семи лет. Следующие музыкальные обработки "Ундины" - опера австрийца И. Риттер фон Зейфрида "Ундина, невеста из водяного царства", балеты А. Гюроветца и Г. Шмидта - последний был поставлен Тальони в Берлине в 1836 г. Когда в 1837 г. он был дан при дворе по случаю обручения принцессы Елизаветы с принцем Карлом Гессенским, король Фридрих Вильгельм III вручил присутствовавшему там Фуке специально изготовленную золотую медаль. Последняя обработка - опера Альберта Лорнитца (1845), которая, по мнению Э. Клессмана, настолько же представляет собой "чистейший бидермайер", как гофмановская опера "чистейший романтизм" {Klebmann E. Die deutsche Romantik, Koln, 1979, S. 14.}.

В литературном наследии Гофмана запечатлен еще один момент сотрудничества и духовного содружества с Фуке, которое сложилось в итоге совместной работы над оперой "Ундина". В 1811 г. Фуке написал новеллу "Иксион". Это совсем маленькое произведение звучит удивительно в унисон большой теме Гофмана - теме несовместимости и разрыва поэтической натуры с убогой повседневностью. Иксион в античной мифологии - своего рода максималист, пожелавший соблазнить Геру, вместо которой Зевс подослал ему облако, а затем в наказание спустил в Тартар и привязал к огненному колесу. Молодой барон Вальборн, поэт, соприкоснувшись с жизнью, пережив сильное чувство к женщине, которая не ответила на его любовь, бросил свой круг, ушел от мира и поселился тайно от всех в отдаленной сельской местности. Соотнеся реальную суть всего окружающего со своими мечтами, он пришел к выводу, что обнимал облако вместо богини. Прибежище он нашел в собственной фантазии: увенчав себя короной из золотой бумаги, раз и навсегда поверил, что он Иксион в Фессалии. Добрые люди, которые увидели в нем попросту душевнобольного, - любимая им прежде женщина и некий молодой лифляндец, случайно ставший свидетелем его безумств, - пытались было помочь ему, но почувствовали полное бессилие (добрые люди, но плохие музыканты, - сказал бы Гофман, понимая под хорошим музыкантом только того, кто живет вразрез с общими нормами здравого смысла). Зато участие в судьбе несчастного сблизило этих двоих и вскоре привело к благополучному супружеству. Когда год спустя они смотрели в театре историю греческого Иксиона и вспомнили о Вальборне, тот на мгновение, как призрак, вдруг появился рядом с ними и с ироническим сочувствием прокомментировал: "Здесь иметь дело с Иксионом куда приятнее". Вскоре им стало известно, что Вальборн скончался как раз в тот самый вечер, когда привиделся им в театре.

Если говорить кратко, новелла достойна принадлежать перу самого Гофмана. Если обстоятельнее, то необходимо сказать, что здесь у Фуке намечены ситуации и образы, которые потом - после 1811 г. - легли в основу многих произведений его великого друга. Самое раннее из них - "Дон Жуан" (1813), где исполнительница роли Донны Анны появляется перед героем в тот самый момент, когда в действительности умирает у себя в номере. Поэт Иксион в своей Фессалии - Ансельм в Атлантиде ("Золотой горшок", 1815). Добрая женская душа, которая сочувствует помешанному, не догадываясь, что он видит в мире больше, чем все разумные, а потом счастливо вступает в брак с другим, - Клара в "Песочном человеке" (1815). Наконец, безумец, выходец из знатной семьи, порвавший со всеми благами и удалившийся в лесное уединение, прообраз знаменитого Серапиона ("Серапионовы братья"), который впервые появляется в замыслах Гофмана в 1818 г. Число примеров можно умножить. Само собой разумеется, это говорит не о заимствованиях Гофмана у Фуке, а о большой близости, сходстве мировидения того и другого. Но именно в силу этого Гофман прямо ввел барона Вальборна в свое произведение и тем самым обессмертил его: мало кто помнит героя новеллы "Иксион", зато все знают персонаж "Крейслерианы", второе Я капельмейстера Крейслера. В 1814 г., после первой встречи Фуке и Гофмана, в третьем номере журнала "Музы" ("Die Musen, eine norddeutsche Zeitschrift") были напечатаны два письма: от барона Вальборна капельмейстеру Крейслеру и от Крейслера Вальборну с предисловием Гофмана и Фуке. С этих писем начинается и вторая часть "Крейслерианы" (1815) после краткого предуведомления: "Осенью прошлого года издатель этих страниц приятно проводил время в Берлине с титулованным автором "Сигурда", "Волшебного кольца", "Ундины", "Короны" и др." Тут и родился замысел, исходивший, видимо, от Гофмана, сблизить двух мечтателей-максималистов, не приемлющих жизни такой, как она устроена. Оба уходят из нее, и каждый оставляет другому письмо: