состояние. — Ты понимаешь, каково учиться с парнями и девушками, которым по двадцать три — двадцать пять лет?
— Оу.
— Вот тебе и «оу». Так что, уж поверь, право заслужить звонок далось мне очень и очень нелегко!
— Конечно, нелегко. Там у тебя прекрасные образчики мужского пола. Сплошной тестостерон, кубики, бицепсы, трицепсы и… ух! — от зависти моя красавица–подруга вздрогнула всем телом.
— О чём ты думаешь вообще?! — разгневалась я не на шутку. — Ты понимаешь, как сложно управлять взрослым коллективом, когда тебе едва стукнуло семнадцать, ты проходишь у парней под мышкой, не имеешь сексуального опыта, а должна отчитывать взрослых мужчин и женщин за… хулиганства в данной сфере, — выкрутилась, чтобы не объяснять подробности бурной эротической жизни подчинённых, но жёлтые глаза Нариссы вспыхнули сигнальными огнями и едва не выжгли пиксели на мониторе учебного планшета.
— Да ты что?! — восхищённо протянула она. — Может, зря я пошла на искусство кулинарии? Звучит шикарно. Я готова на любые отработки, лишь бы услышать грязные подробности и вляпаться в неприятности в вашей чудесной академии!
Я посмотрела на подругу. Ничем её не пронять. Если есть намёк на секс, приключения или романтику, краснокожую хулиганку сложно сбить с пути, она думает только об одном. И нет, это не секс. Сплетни — вот её религия.
— Нарис, ты не знаешь, о чём говоришь. На самом деле я безумно скучаю по тебе, но уже в первый день поняла, как правильно ты поступила, выбрав другую академию. Здесь… деспотизм, тирания, никакого комфорта и бесконечные тренировки.
— Звучит неубедительно. По глазам вижу, по голосу слышу — тебе там безумно нравится.
— Мне — да. А ты вряд ли бы обрадовалась побудке в четыре утра, бешеной скорости тренировок, отсутствию сладостей и запрету на маникюр и педикюр.
— Ой, всё! Запугала и отвратила меня от вашего вертепа на веки вечные! — Подняла руки, признавая поражение Нарис. — Не знаю, что пугает больше, ранние подъёмы или отсутствие элементарных, безумно нужных девушкам уходовых процедур. Хотя всё перечисленное — ужас и кошмар! Вернёшься, я буду печь тебе торты и булочки на завтрак, обед и ужин, подарю поход в спа–салон… Ой, время ведь истекает. Так, давай к делу: ты, выходит, самая главная? Хотя чему я удивляюсь? Ты ведь у меня лучшая, самая–самая! Столько сил в тебя вложено, нервов, времени, — с материнской гордостью произнесла Нарис, прижимая руки к груди.
Чертовка умудрялась приписать себе все мои заслуги, но делала это до такой степени естественно, с такой любовью, что я никогда ей на то не пеняла. К слову, подруга здорово помогла мне с тренировками летом — по утрам, конечно, не вставала, но после обеда брала небольшой одноместный флай и, пока я бегала и тренировалась, засекала время, напоминала выпить воды, создавала тень, чтобы я не сгорела, и в целом морально поддерживала.
— Нет, я не самая главная, лишь заместитель командира отряда, — призналась неохотно.
— Ну, для семнадцатилетней девчонки и зам — прекрасное достижение. Или ты не рада? Хотела быть первой?
— Я не рада, что меня вообще выделили и поставили замом. В данном случае предпочла бы остаться незаметной.
Сказанное было чистой правдой. К нам с Киром, командиром отряда, предъявлялись ещё более строгие требования, чем к остальным, нас ругали за провинности ребят, и, хоть он пытался взять на себя львиную долю ответственности, доставалось обоим. Меня не щадили, не делали скидку на возраст или пол. С одной стороны это льстило, с другой, создавало дополнительную нагрузку, нервная система не резиновая.
— А вот это пугает по–настоящему, — шёпотом произнесла Нариссаль. — Ты ведь любишь быть на первых ролях. Что же ты мне не рассказываешь, Рика? Что вас там заставляют делать, что ты хочешь отсидеться в уголочке?
— Всё, что нельзя рассказывать, не рассказываю, — нарочито весело закончила я неприятную тему. — Давай лучше про себя расскажи, у нас осталось всего несколько минут.
Именно в этот момент дверь в мою комнатушку открылась с голосовым предупреждением системы: «Встать! Старший по званию!»
Я машинально подскочила, разворачиваясь и замирая по стойке смирно.
— Ой, это вот такие симпатичные у тебя начальники? — протянула Нариссаль заинтриговано.
Если бы учебные модели планшетов были не такими «деревянными», она бы точно высунулась по пояс в виде голограммы и рассмотрела Кира внимательнее, даже сделала вид, что щупает, знаю я эту паршивку.
Я словно увидела друга и командира её глазами: высоченный блондин с небесно–голубыми глазами и фигурой пловца. Кирилл загорелый, с обаятельными ямочками на щеках. Надо же, действительно красивый парень.
Староста посмотрел на меня сурово, затем перевёл взгляд на не скрывающую любопытства Нарис.
— У неё есть начальники ещё симпатичнее, — ответил он неожиданно весело и, подмигнув уронившей челюсть девушке, голосовой командой отключил связь. — Рика, нужно поговорить. Беда.
Я внимательно посмотрела на парня, который успел стать хорошим другом. Да и как не подружиться, когда плечом к плечу сражаешься за каждого одногруппника, прикрываешь друг друга, тащишь в медблок после очередной тренировки, на которой мастера–наставники «немного» перестарались.
Военная академия — не пансион благородных девиц.
Иногда казалось, нас не тренируют, а измываются и смотрят различные параметры для диссертации какого–нибудь учёного по предельно допустимым и запредельным нагрузкам на человеческий организм.
Итак, что может тревожить Кира? Он необычайно напряжён и… смущён? Лёгкое покраснение кожных покровов указывает на то, что беда личного характера.
— Признаться, думала, ты пришёл обсудить произошедшее на утренней тренировке, — деликатно начала прощупывать ситуацию, — но вижу, дело в другом. Влюбился? Боюсь, я ничего не понимаю в романтике, так что зря ты отключил связь с Нариссаль, она могла дать дельный совет.
Я внимательно следила за другом и видела, что он так же машинально отмечает реакции моего тела. Отлично нас натренировали, а ведь времени прошло всего ничего. Что из нас вырастет к концу обучения, если мы только недавно поступили, а уже есть, чем гордиться?
— Заметила, значит, — произнёс он тихо