Читать интересную книгу Святая Земля и Императорское Православное Палестинское Общество - М. Соловьев

Отношение христианских держав изменилось с 1851 года, когда прусский король обратился к великим державам с предложением выделить из Турецкого государства Иерусалим, предоставив ему некоторую автономию при участии в управлении всех христианских народов. Для протестантов он желал учредить англо-прусского епископа. Одна Англия поняла выгодность предложения и воспользовалась случаем утвердить английское влияние в Палестине. Одновременно с английским епископом, торжественно вступившим в Иерусалим в 1847 году, там же появляется генеральный консул Финн, ревностно преданный делу, отлично знакомый с местными языками и замечательный гебраист. Русское правительство представило возражения против прусского проекта и свой контрпроект, столь же несостоятельный как и прусский и, конечно, столь же холодно принятый великими державами.

Но прибытие англиканского епископа навело на мысль послать на место русскую духовную особу с несколькими монахами для удовлетворения духовных потребностей русских поклонников и отчасти для ближайшего ознакомления с иерусалимскими делами; дипломатические донесения очевидно перестали давать полное удовлетворение. Выбор пал на архимандрита Порфирия (Успенского).

Ученый архимандрит был поставлен в самое фальшивое положение. Он был отправлен в Иерусалим совершенно неофициально, в качестве паломника. Средства Миссии были нищенские. Непосредственных сношений со Святейшим Синодом он не имел, а если и обращался к нему, то годы проходили прежде чем он получал ответ. Осужденный на безвластие, бесправие и бездействие архимандрит Порфирий занялся научными работами, первыми серьезными трудами по изучению дневнехристианского Востока на русском языке. Но, тем не менее, он зорко приглядывался к церковным делам, хотя и не сообщал о них официальными бумагами. Не изданный доселе рукописный дневник его, хранящийся в Академии наук, составляет превосходную картину тогдашних дел, заносившуюся на страницы дневника день за днем, высокопоучительную и теперь, сорок лет спустя. Если б архимандрит Порфирий не был связан по рукам и ногам, если бы мы шли так же открыто и смело, как англичане и латиняне, не стесняясь дипломатическим малодушием, католическая и протестантская пропаганда, отторгнувшая тысячи туземных христиан от православной церкви, начиная с 1848 года, имея против себя такую силу как архимандрит Порфирий, теперь не имели бы права хвалиться своими успехами. Но архимандрит Порфирий был тем камнем, которым пренебрегли зиждущие. Никакого влияния он не мог иметь уже и потому, что в Иерусалиме без денег оно немыслимо, а содержание Миссии было нищенское, в то время как сотни тысяч шли из России непосредственно в бесконтрольное распоряжение Патриарха и Святогробской братии. Миссия стояла в подчинении Патриарху. В Иерусалиме не было даже русского консула: ближайшим дипломатическим представителем России, советы которого были обязательны для начальника Миссии, был генеральный консул в Бейруте, в двухнедельном расстоянии от Иерусалима. Патриарх же сносился через своего константинопольского уполномоченного прямо с российским императорским послом.

Патриарх Кирилл, поэтому, мог не обращать никакого внимания на присланного соглядатая и, ценя ученость архимандрита, занимал его иногда научными поручениями. Нечего было и думать об ограждении русских паломников от греческих вымогательств, об упорядочении их быта в Иерусалиме; еще менее возможно было повлиять на отношения греческого духовенства к местной пастве, преданной постыдно на жертву патеров и протестантов. Ничтожность, на которую была осуждена Миссия, была так очевидна, что, когда вспыхнула Восточная война, наша дипломатия забыла о Миссии: архимандрит Порфирий узнал о войне от австрийского консула и жил некоторое время со своими монахами на счет Патриархии, пока тот же консул не нашел возможности вывезти нашу Миссию из турецких владений.

Велик Бог Земли Русской! Как мы ни старались уронить обаяние России, посылая в таком виде представителей Русской Церкви на жгучую почву Иерусалима, оно не исчезло. Невзирая на победу султана и его союзников, обаяние России не пошатнулось. Паломничество, остановленное войной, возобновилось сильнее, чем прежде: в 1857 году в Иерусалиме русских странников было 700 человек, в 1859 – 950. Вновь поднялись заботы о русских поклонниках. Архимандрит Порфирий, возвратившись в отечество, конечно, представил иерусалимские отношения в их истинном свете, а не через очки, втираемые правительству фанариотами, святогробцами и нашими консулами, не русского происхождения и не православной веры. Святейший Синод по-прежнему хранил сдержанное положение. Высшим духовным сановникам было очевидно, что греческое духовенство Палестины находится в глубоком упадке, преследует или своекорыстные, или эллинистические, светские цели и небрежет об участи православия и Церкви, угрожаемых со всех сторон извечными врагами. Но, чтоб исправить, недостаточно было пастырского увещания, которое притом было и канонически невозможно: отступления от православия не было, а во внутренние дела Церкви вмешиваться нельзя. Обуздание беспорядочности должно было начаться косвенно воздействием светской власти, имевшей в своем распоряжении такой могучий рычаг, как доход с имений, приклоненных Святому Гробу. Между тем светская власть не имела даже консульства в Иерусалиме. Разоблачения архимандрита Порфирия, конечно, разъяснили и ошибочность наших дипломатических действий во Святой Земле. Нужна была очевидно иная система, но для нее требовался новый, свежий орган. Таким органом совершенно неожиданно явилось Русское Общество Пароходства и Торговли, учрежденное в 1857 году. Одною из задач его была перевозка паломников. Для ознакомления с их бытом был командирован от Морского Министерства Б. П. Мансуров. Замечательные донесения его обратили на себя высокое внимание Государыни Императрицы Марии Александровны, которая всегда относилась ко Святой Земле с величайшим сочувствием. С таким же теплым участием принял донесения г. Мансурова и великий князь Константин Николаевич. Картина безропотного терпения и беспризорного положения наших самоотверженных паломников по-видимому впервые была раскрыта, и народное вековое тяготение ко Святым Местам, минуя чиновничество, непосредственно обрело симпатию Царствующего Дома. Чтоб уничтожить зависимость паломников от Патриархии, нужно было иметь свои учреждения, свои приюты, где бы странники могли найти защиту, убежище и быть как дома. Для сего из государственного казначейства было отпущено 500 тысяч рублей и открыт сбор пожертвований, давший в 18571864 годах 536 129 руб. Для принятия пожертвований и распоряжения был учрежден Палестанский комитет под председательством великого князя Константина Николаевича, не подчиненный ни одному из высших государственных учреждений. Августейший председатель в 1859 году посетил Святую Землю. Он был первым русским великим князем, вступившим на священную почву, и первым христианином, после крестоносцев, пред которым раскрылись ворота Соломонова Храма на горе Мориа и мечети, осеняющей скалистое гумно Орна иевуссея, подножие прежнего святилища ветхозаветного храма. В это посещение приобретен был обширный участок земли под проектированные русские постройки. Пока они сооружались, по настоянию комитета, Иерусалим получил русского консула, которому исключительно и было поручено заботиться о быте паломников. В то же время возобновилась и Духовная Миссия. Отношения между Миссией и консулом вскоре, вследствие невозможности разграничить духовное и материальное попечение о богомольцах, приняли враждебный характер, что было очень на руку грекам, встретившим русские начинания с понятным неудовольствием. Русское консульство в Иерусалиме было неприятным учреждением для дипломатов того времени, в школе Нессельроде пропитавшихся космополитическими, западными тенденциями, не способными понять национальную важность палестинских дел и сочувствовать глубоко религиозному, мистическому духу народа. Иерусалим представлялся гнездом запутанных интриг, сложнейших отношений, требовавших неусыпного внимания и напряженной деятельности, тогда как вечным лозунгом классической дипломатии признавалось отнюдь не поднимать вопросов: pas trop de zele? Surtout pas d’affaires/. Знойный, скучный, лишенный всяких жизненных удобств Иерусалим был для чиновника чем-то вроде Лиссабона, Лимы, Христиании, только хуже, этапом к повышению и ничем более. Незадолго пред этим британский консул Финн арестовал англиканского епископа, и пример был слишком соблазнительным для отношений консула к архимандриту. Мы не должны, впрочем, строго относиться к этому печальному явлению. Живое отношение к государственной жизни еще вообще слишком отодвинуто бюрократическою исполнительностию, внутреннее содержание не приведено в гармонию с обязательными внешними формами. Повиновение «за страх» преобладает над повиновением «за совесть». В особенности трудно перевоспитать дипломатический корпус в национальном духе. Личный персонал его с юных лет почти навсегда отрывается от живого общения с отечеством и осуждается на постепенное, незаметное отожествление с западными иноземными народами более крепкого и устойчивого типа, не получив дома, на родине, твердой национальной шлифовки. Затем Патриархия не благоволила к Миссии, Патриарх же состоит в сношениях с начальством и может вредить, следовательно, лучше придерживаться Патриарха. И вот начинается ряд непрерывных столкновений консула и комитета с начальниками Миссии архимандритом Леонидом и епископом Мелитопольским Кириллом. В этой борьбе консулы всегда действуют в полном согласии с Патриархом. Им хочется превратить Миссию в причт консульской церкви, подчиненной Патриарху. Не имея никакой опоры в русских дипломатических представителях, Миссия, благодаря неверным и пристрастным донесениям консулов, представляется в совершенно искаженном виде в Петербурге, где также возгорается борьба между комитетом и защитниками Миссии. Отозвание архимандрита Леонида, крутая расправа с епископом Кириллом, однако, не сломили самостоятельности Миссии. На их месте в 1865 году появляется архимандрит Антонин, на счастье для дела, доселе остающийся во главе Миссии. Борьба тем временем продолжалась, и в 1880 году только заступничество в Бозе почивающей Государыни Императрицы спасло Миссию от упразднения и с нею историческое русское дело в Палестине.