Читать интересную книгу Неподвижно летящая стрела - Диана Бош

— Да, рядом. Но Миша не любит опаздывать, к тому же он собирался зайти к другу. Конспекты ему нужно было какие-то забрать.

— Кто этот друг? Имя, фамилия, адрес?

— Ой, сколько сразу вопросов. Подождите, дайте сообразить, — она помолчала, собираясь с мыслями, а потом вопросительно поглядела на Завадского. — Вы думаете, Коля Фокин в этом замешан? Да нет, он хороший мальчик, этого просто не может быть.

— Я ничего не думаю, я собираю всю информацию. Значит, зовут Николай. Фамилия его как, повторите, пожалуйста?

— Фокин.

— Понятно. Значит, Николай Фокин. Живет где?

— Здесь, в Сочи, в Центральном районе.

— Лариса Васильевна, я у вас точный адрес спрашиваю.

— Ах, да. Извините, — она заметно побледнела, и бисеринки пота проступили через толстый слой пудры на ее верхней губе. — Записывайте. Курортный проспект, дом тридцать. А номер квартиры я не помню, всегда визуально определяла.

— Вы так хорошо знакомы со всеми друзьями сына?

— Нет, что вы. С Колей Миша учился еще в школе, они даже некоторое время за одной партой сидели. В классе, кажется, первом или втором. Я и родителей Коли неплохо знаю. Остальных товарищей Мишеньки я конечно же тоже помню, но не настолько близко с ними знакома. Кроме, пожалуй, Макара Зеленского. С его семьей мы даже дружили долгое время.

Она помрачнела, и губы ее обиженно поджались.

— Что послужило причиной вашего разрыва?

— Зазнаваться стали. Знаете, некоторым людям категорически нельзя иметь деньги, они им глаза застят. В общем, дружба у нас была неразлейвода, а потом старшие Зеленские носом крутить стали. Хорошо еще, что Макар не в родителей пошел, они с Мишей по-прежнему дружат. Реже видятся, конечно, — учеба у обоих.

— Где любил бывать ваш сын? Клубы, рестораны, боулинги?.. Все, пожалуйста, перечислите, что вам известно.

— О, господи, — закручинилась Лариса Васильевна. — Да откуда же мне знать?! Я что, подружка его, что ли…

— То есть вы не в курсе, где бывал ваш сын и как проводил свободное время?

В голосе опера зазвучали металлические нотки — так, во всяком случае, показалось Ларисе Васильевне, и она сразу мобилизовалась.

— Почему это не знаю? Все я знаю, — она села, вытянувшись и выпрямив до боли в мышцах спину, сжала кулаки. — В деталях не скажу, но в общих чертах описать могу.

— Говорите, я записываю.

— Клуб «Маяк». Это любимое место отдыха Мишеньки и его друзей. Бар «Бригантина» у яхт-клуба — сын не яхтсмен, но часто любил там время проводить. Это основное. Мог еще где-то бывать, но я сразу так и не вспомню. Давайте лучше я вам его друзей перечислю.

Завадский быстро записывал фамилии, внося уточнения по ходу дела:

— Иннокентий Ракин — это однокурсник?

— Яхтсмен. Миша с ним дружил одно время, потом их дружба как-то постепенно сошла на «нет». Мне кажется, это оттого, что Иннокентий старше и у него другие интересы. Знаете, почти двадцать пять лет и восемнадцать — это все еще разные планеты.

— Расскажите мне подробнее о Макаре Зеленском.

— Он друг детства Мишеньки. Мальчики в одном дворе росли и даже в один детский сад ходили. Потом школа — параллельные классы, а вот профессии разные выбрали. Миша после девятого класса в юридический колледж пошел, а Макар после одиннадцатого в СГУТиКД,[2] на финансовый.

— А девушка у Михаила есть?

— Да. Марина Осипова. Правда, они в ссоре были последнее время, не знаю, что там у них с Мишей вышло: сын не откровенничал со мной по этому поводу. Спрошу о Марине его, а он огрызается: «Мама, не вмешивайся!» — и весь разговор. Знаете, как молодые к любопытству матерей относятся…

Лариса Васильевна всхлипнула и промокнула платочком слезы. Завадский дождался, пока она успокоится, и задал очередной вопрос:

— Враги были у вашего сына?

Женщина замялась, потом нервно стряхнула еле заметную пылинку с юбки и подняла голову.

— Нет. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Но я могу и ошибаться. Возможно, Миша что-то скрывал от меня. Может, не хотел меня пугать.

— Что дает вам основания так думать?

— Какой-то он взвинченный был последнее время. Что не спросишь, взвивается так, будто бы его ужалили. Но я думала, что это из-за ссоры с Мариной. А вот сейчас в голову пришло, что могла быть и иная причина. Уж очень сильно он переживал, а вроде бы никогда не был особо влюбчивым.

— Понятно. А каким автотранспортом ваш сын пользуется?

— Да каким?.. разным. Иногда у отца машину брал, но в основном на маршрутках ездил.

— Своей машины, значит, у вашего сына не было?

— Понимаю ваш интерес. Вроде как папа адвокат, имел возможность купить. Да, могли мы купить машину Мише, но не стали делать этого. Вот такая принципиальная позиция у нашего папы — мальчик должен заработать себе деньги на автомобиль самостоятельно. Понятно, что Мишеньке хотелось кататься, потому и норовил без спросу машину взять. Муж, Григорий, потом очень злился, если узнавал.

— Конфликты, значит, в семье возникали часто?

— Нет, что вы. Миша очень послушный мальчик, из-за машины стычки были, конечно, но всего два раза, — спохватилась Лариса Васильевна.

Завадский отметил, что вопрос ей не понравился, и теперь она, похоже, жалела о своей откровенности.

— Может быть, в последнее время ваш сын выражал желание куда-нибудь поехать?

— Нет. Какие поездки могут быть в начале учебного года?! Мишенька очень ответственно относился к учебе.

— У вас есть еще дети в семье?

— Да. Младшая дочь есть, Лиза. Ей восемь лет.

— Опишите приметы внешности и во что был одет ваш сын.

— Джинсы, курточка черная, белые кроссовки, голубая рубашка. Приметы… волосы у Мишеньки светло-русые, нос прямой…

— Мне нужна его фотография.

— Я принесла все с собой. Правда, фото сделано полгода назад.

Лариса Васильевна протянула Завадскому снимок.

— Нормально. Подойдет.

— Прочтите и распишитесь. Если еще что вспомните — сразу звоните мне.

Когда женщина ушла, Завадский вытащил сигарету и подошел к окну. По улице неспешно текла людская толпа: отдыхающие в шортах и шлепанцах на босу ногу направлялись на пляж. Лариса Васильевна вышла из здания полиции, постояла, вытирая платочком глаза, и неуверенно пошла к припаркованному у тротуара автомобилю. Чуть не упала, провалившись каблуком в сливную решетку, с трудом выдернула туфлю. Отъехала от обочины медленно, будто бы первый раз сидела за рулем, и Завадский подумал, что она, наверное, снова плачет.

* * *

Начало октября в Сочи — это даже не «все еще лето». Это просто лето. Такое, каким бы оно и должно быть всегда: нежаркое, ласковое и очень комфортное. В такие дни хорошо отдыхать где-нибудь вдали от центра, на Красном штурме, к примеру. Или между Лоо и Вардане, там, где вода чище и народу почти не бывает.

Море — вот оно, рядом, только протяни руку, но работа, проклятая работа! Она пожирает все время, не оставляя места для безделья.

Михаила Старченко начали разыскивать с того самого момента, как его мать отъехала от здания полиции, и поиски не прекращались ни на минуту. Уже были проверены больницы и морги, обшарены все злачные и пользующиеся дурной славой места города, оповещены об исчезновении парня дежурные части отделов Лазаревского, Адлерского и Хостинского районов и подразделений полиции на транспорте. Факсом отправлены фотографии и ориентировки с указанием обстоятельств исчезновения Михаила Старченко, особых примет и во что он был одет. Но вопреки глубокой уверенности Завадского, что парень скоро отыщется, Михаил не появился дома ни в шесть, ни в семь вечера, ни даже в двенадцать ночи. Следы парня терялись.

Следующий день принес некоторую определенность. Появилась информация, что Старченко М. Г., не дойдя до колледжа, сел в голубой автомобиль вместе с Макаром Зеленским и еще одним неустановленным лицом и отбыл в неизвестном направлении.

Глава 3

Муха села на нос и поползла к левому глазу. Артур поморщился, смахнув ее рукой. Но муха, по-осеннему назойливая, тут же спикировала на курчавые и жесткие, как проволока, волосы Артура и запуталась в них.

— Ах ты ж, нечисть, — недовольно пробормотал он и приоткрыл один глаз. Времени на часах — полвосьмого. Еще бы можно минут пятнадцать поспать, так нет же, мерзкая тварь весь сон прогнала.

Артур уныло почесался и, оттянув врезавшиеся в зад трусы, пошаркал в ванную тапками.

Артур Ашотович Казлоян был плодом любви латышки и армянина и происхождения своего страшно стеснялся. В возрасте двадцати восьми лет он наконец решился и подал документы на смену имени, отчества и фамилии.

— Хочу, чтобы меня звали Александр Александрович Александров, — откровенничал он с секретаршей Катенькой на работе.

— Что-то у тебя с фантазией совсем туговато, — не одобрила его выбора она. — Заклинило на имени Александр?