Читать интересную книгу Ядовитая боярыня - Дарья Иволгина

— Мух иногда уничтожают, — сказал Вадим.

— Именно. Но пока они не оказываются там, где им быть не следует, они в безопасности. Стало быть, наш Неделька случайно попал туда, где посторонним делать нечего. А потом его выследили и задушили.

— Думаешь, это случилось не здесь?

Флор отрицательно помотал головой.

— Ни в коем случае! Кусты целехоньки, и следов почти нет. А человека, особенно такого, как наш Неделька, в одно мгновение не задушишь. Он, пока умирал, топтался на месте, хватался руками… Должны быть следы. Непременно должны быть! А тут просто девственная природа, как ты выражаешься.

— Ты прав, — признал Вадим. — Следовательно, преступник выследил нежелательного свидетеля, убил его, а затем перенес тело в другое место, желая запутать следствие?

— Именно.

И, не проронив больше ни слова, Флор поскакал в сторону Новгорода.

* * *

Спустя час, когда казалось, что до вечера еще далеко, Вадим поравнялся с Флором и взмолился:

— Сделаем остановку! Я не могу больше.

Флор молча посмотрел на него.

— Устал, — сознался Вершков. — Я ведь не джигит, вроде тебя. Обычный студент.

Оба эти слова, для Флора непонятные, непостижимым образом разъяснили тому ситуацию лучше, чем это сделали бы какие-нибудь привычные понятия.

— Ладно, передохнем, — сказал наконец Флор. — Все ведь уже случилось, торопиться некуда.

Он спешился и признался чуть виновато:

— Я, наверное, от собственного горя убежать хотел. Правильно страннички поют, куда от него ни беги, хоть в лес, хоть в море, настигнет и в землю тебя сведет.

Они устроились на земле, пустив коней пастись. Вадим зевал, поглядывая на небо. И, как всегда в такие минуты, приходили на ум обрывочные мысли касательно того резкого поворота судьбы, который произошел с ним и его товарищами по… несчастью? Теперь, после всего случившегося, после того, как они нашли в этой средневековой Руси друзей, назвать это однозначным словом «несчастье» язык не поворачивался.

Могло ведь на другую планету забросить, думал Вадим. Где все не просто нерусские, а еще и зеленые. С хвостами. Или тремя глазами. А что? Судя по литературе, такое бывает.

Флор привстал, вытянул шею — прислушался.

— Ты что? — спросил Вершков.

— Идет кто-то, — спокойно сказал Флор.

«Кто-то» брел, напевая и натыкаясь на кусты, — не то находился в счастливом подпитии, не то просто пребывал в расслабленном состоянии и наслаждался чистой совестью.

Выбравшись на поляну, где отдыхали друзья, незнакомец остановился, поморгал, осознавая увиденное, а затем расплылся в широчайшей улыбке.

— Ой, а вы тоже… Ну и ну! Ну, надо же! — бессвязно, радостно воскликнул он и, совершив грандиозный по своей нелепости прыжок, очутился возле друзей.

— Садись, — приветствовал его Флор. — Правда, закусить у нас нечем — торопились в Новгород, думали, сегодня уж дома будем…

— А это ничего, — сказал незнакомец и вдруг заметно опечалился: — Совсем ничего нет? — переспросил он. — А как же вы без еды бродите?

— Да мы не бродим, — снова сказал Флор, — мы сегодня к ночи дома будем.

— А, — сказал незнакомец. — А меня Трифон зовут.

Флор с Вадимом назвались тоже. Помолчали, послушали, как шумные дневные птицы постепенно замолкают, оживают вечерние голоса, более потаенные, вкрадчивые.

Трифон развалился в траве, подложил руки под голову, сунул в рот травинку.

— Дивно устроен Божий мир! — вздохнул он.

— Ты тоже ко святыням направляешься? — спросил Вадим.

Трифон приподнялся на локте, глянул на Вадима с некоторым изумлением.

— Я? — И тут же погрузился в глубокое раздумье. — Не знаю, — сказал он наконец. — Ежели Господь сподобит… Да я так, от дома к дому. Странствую. Мой-то дом сгорел, а брат и говорит: «Ты, Трифон, все равно без толку небо коптишь. Вот и дом от тебя сгорел, так что ступай ты, Трифон, с глаз долой…»

— У тебя дом сгорел? — переспросил Вадим. — А что же другие тебе не помогли?

— В чем? — не понял Трифон.

— Ну, я читал, что добросердечные русские крестьяне погорельцам в таких случаях помогали, — начал Вершков.

— Помогали? — еще больше изумился Трифон.

— Дом отстроить, с бедой совладать, — продолжал Вадим, чувствуя, что постепенно запутывается.

— А, — с облегчением рассмеялся Трифон. — Ну, кто обычный погорелец, тому помогают, это конечно. А у меня как? У меня брат был старший. Он человек суровый, двух жен пережил, детей — куча. И я у него бобылем жил. Ну, при нем — если говорить честно.

— Ты ведь бездельник, а? — вставил словцо Флор.

Трифон не смутился и отпираться не стал.

— В самую точку! — воскликнул он. — Я в братнином доме жил. Ну, и спалил его. Случайно. Брату-то всем миром новую хоромину поставили, а меня… — Он вздохнул, легко, беззлобно. — И ведь самое плохое, телушку я погубил. Спалил телушку. И иконы святые в пожаре погибли.

— А дети? — спросил Флор.

Трифон подскочил, мелко, быстро закрестился, затряс головой.

— Слава Богу, дети живы! Только Манютка была, которая в младенчестве померла, так это не от меня — святой истинный крест!

Трифон был явно немного слабоумным. Таких, кажется, «блаженными» называют. Но в хозяйстве такого младшего брата держать очень хлопотно и накладно; вот старший и избавился от него. Точнее — выставил за дверь. Обычная участь для тунеядца, подумал Вершков.

Сам он тунеядцев не любил, хотя в «современном» Петербурге они приобрели совершенно иное обличие. В университете они тоже водятся. Случаются граждане, которым лень шпаргалку написать, и они норовят одолжить ее у другого для экзамена. Дашь такому человеку свои записи — раз, другой, а потом надоест — и не дашь. Ох, как мы обижаемся, какие мы делаемся несчастные, как мы сетуем на черствость людскую! Вершков любил иногда выкинуть такой фортель — пригреть возле себя никчемного человечка, покормить его из собственных рук конспектами, книжками, шпаргалками, а потом — «ты все пела, это дело, так поди же, попляши!». И полюбоваться на мосечку снулой рыбы, которая появляется на физиономии оскорбленного тунеядца.

Наверное, и брат Трифонов нечто подобное испытывал. Однако сам Трифон выглядел человечком вполне безобидным и беззлобным. Он, в отличие от ленивых студентов, вполне признавал справедливость братнина решения и не держал на того сердца.

— Как же ты теперь жить будешь? — спросил Вадим.

— А никак, — махнул рукой Трифон. — Сейчас лето. Пойду странствовать, а на зиму к какому-нибудь монастырю прибьюсь, буду там трудничать.

Флор фыркнул:

— Трудничать — это ведь работать надо.

— Ну, поработаю, — сказал Трифон еще более беспечно. — А то в скоморохи пойду.

— В скоморохах нынче небезопасно, — сказал Вадим, сам не зная, для чего. Ему иногда казалось, что если разбередить рану как следует, поковыряться в ней и так, и эдак, то она скорее заживет. Надоест ей болеть — вот она и затянется свежей розовой кожицей.

— Ну? — изумился опять Трифон. — А я тут шел, скомороха встретил.

— Какого? — насторожился Флор.

— То есть как это — «какого»? — радостно не понял Трифон. — Обычного самого скомороха.

— Как он выглядел? — пояснил свой вопрос Флор.

— Немолодой уже. А, видите! Человек в скоморохах целую жизнь прожил! — с торжеством добавил Трифон. — Смешной человек, добрый. Мы с ним немного вместе прошли, а дальше разошлись.

— Ты в обратную сторону идешь, — сказал Флор.

— Да? — Трифон перевернулся на живот, погрузился в наблюдение за каким-то жучком и молвил восхищенно: — Шустрый, бестия! — А потом поднял голову, встретился с Флором глазами: — Как это, в другую сторону? А в какую я сторону шел?

— Если ты того скомороха встретил, стало быть, ты в сторону Архангельска шагал, — пояснил Флор. — На север, на зиму.

— Ну да! — Трифон попытался поймать жучка в граве, пошерудил там пальцами, потом сел, запустил пятерню себе в волосы. — Стало быть, я назад иду, к Новгороду?

— Именно.

— А, мне ведь все равно…

— Расскажи еще про скомороха, — попросил Флор.

— А что рассказывать… Смешной он. Показал мне, как кошка ловит муху. Потом еще песню спел. Я, говорит, сейчас на свадьбу иду играть.

— Свадьба? — удивился теперь Флор. — Да кто же летом женится?

— Нашлись… Это он так говорит, — поспешно добавил Трифон, видимо, опасаясь, чтобы его не сочли окончательным дурачком. — Мне-то откуда знать? Я, говорит, иду на урочище Пустой Колодец — это за болотом, недалеко отсюда, выходит, — и там будет свадьба.

— Какое еще урочище?

— Ну, там охотничьи угодья боярина Туренина, — пояснил Трифон, опять торопясь выказать свою полную осведомленность о здешних делах. — Туренин, не слыхали? Знатный весьма боярин.

— Слыхали, — сказал Флор. — Ты дальше рассказывай, про скомороха.