Читать интересную книгу Z — значит Зельда - Тереза Фаулер

— Кстати о голых людях. — Элеанор облокотилась на стол, чтобы забрать у меня из рук конец ситцевой ленты. — Вчера вечером в кинотеатре один летчик, капитан Уэнделл Хаскинс, сказал… спросил меня, правда ли, что ты разгуливала вокруг бассейна в купальном костюме телесного цвета. Он был в кино с Мэй Стейнер, а спрашивал о тебе — каков, а! Мэй тогда отошла к киоску и ничего не слышала — хоть в этом он повел себя как джентльмен.

— Как бы я хотела в тот день быть у бассейна — хотя бы для того, чтобы увидеть лица старых матрон! — подала голос Сара.

— Ты была на балу прошлой зимой, когда Зельда прицепила веточку омелы к своей юбке сзади? — спросила Ливи.

— А были бы вы здесь с нами в среду! — подхватила Элеанор. — Зельда уселась за руль трамвая, пока водитель докуривал на углу. Он так и остался стоять с выпученными глазами, а мы укатили на Перри-стрит!

— Честное слово, Зельда, тебе достается все веселье, — вздохнула Сара. — И ты никогда не влипаешь в неприятности!

— Все боятся ее папочки, так что просто грозят ей пальцем и отпускают восвояси, — усмехнулась Элеанор.

— Даже мои сестры его боятся, — кивнула я.

— А ты — нет, — сказала Ливи.

— Он лает гораздо больше, чем кусает. Так, Эл, что же ты ответила капитану Хаскинсу?

— Я сказала: «Капитан, никому не рассказывайте, но не было никакого купального костюма».

Ливи фыркнула.

— Вот за это, Эл, я тебя и люблю, — улыбнулась я. — Продолжай в том же духе, и матроны и тебя будут называть дрянной девчонкой.

Элеанор выудила булавку из миски на столе и закрепила конец скатки.

— Он спрашивал, есть ли у тебя кавалер, кто твои родители, чем занимается твой папочка, имеются ли братья и сестры…

— Может, он искал предлог поговорить с тобой, Элеанор, — вмешалась Сара.

— В таком случае он бы догадался задать хотя бы пару вопросов обо мне, — тепло улыбнулась Саре Элеанор. — Нет, он точно зациклился на мисс Зельде Сейр из дома номер шесть по Плезант-стрит, той, что носит туфли с открытыми носами и ангельские крылья за спиной.

— И дьявольскую улыбку на лице, — добавила Ливи.

— И чистое сердце в груди, — добавила Сара.

Я изобразила, что меня тошнит.

— Он сказал, что с Мэй у них несерьезно, — продолжала Элеанор. — И еще он собирается тебе позвонить.

— Уже позвонил.

— Но ты еще не сказала «да».

— У меня до осени все распланировано, — честно ответила я.

В окружении студентов университетов, которые пока еще увиливали от армии, и сменяющих друг друга офицеров, приехавших обучаться в новых военных заведениях в Монтгомери, мужского внимания мне хватало с головой.

Сара взяла меня за руку.

— Если он тебе нравится, не стоит тянуть. Их ведь могут перевести в любой день.

— Да, — подержала Элеанор. — Сейчас или никогда.

Я высвободила руку из ладони Сары и вытащила из корзины позади нас еще один ворох ткани.

— Если вы не слышали, идет война. В итоге может получиться сейчас или никогда. Так зачем мне это?

— Раньше тебе это не мешало гулять с военными, — заметила Элеанор. — Он ужасно красивый…

— Это правда. Если еще позвонит, может, я…

— Разговорчики, леди, — пожурила миссис Бейкер, проплывая мимо нас, сцепив руки за спиной и выпятив грудь, словно нос боевого корабля. — Как бы ни были важны ваши дела, наши храбрые юноши будут благодарны, если вы уделите их благополучию больше сил и внимания.

Когда миссис Бейкер удалилась, я запрокинула голову, закрыла глаза рукой и на манер Мэри Пикфорд прошептала:

— О, какой стыд!

Глава 2

Тем вечером под высокими сводами бального зала клуба Монтгомери яблоку негде было упасть. Помимо молодых людей и девушек из самых влиятельных семей города здесь собрались несколько компаньонок и десятки офицеров в форме, которые получили членство в клубе на время своего пребывания в лагере Шеридан или Тэйлор-Филд. Этим молодчикам предстояло вскоре присоединиться к своим собратьям-пехотинцам и летчикам на поле боя или в воздухе, но в то мгновение они были так же юны, счастливы и готовы к романтике, как и остальные гости.

Наша балетная труппа готовилась за кулисами. Пуанты сидели идеально, ленты были затянуты крепко, пачки застегнуты и взбиты для пущей пышности. Губы накрашены, щеки нарумянены, хотя никому из нас, полыхающих жаром и румянцем, это не было нужно. Последняя проверка костюмов. Еще раз растянуть сухожилия, разработать щиколотку, хрустнуть суставами. Всем выплюнуть жевательную резинку.

— Дамы, двухминутная готовность, — объявила мадам Катрин. — Построились.

Одна из девушек помладше, Мари, чуть отодвинула занавес, чтобы выглянуть в зал.

— Вы только посмотрите на всех этих офицеров! — воскликнула она. — Уж я не отказалась бы от соло.

— Если бы танцевала так же хорошо, как Зельда, может, тебе бы и досталось, — ответила другая. — И не налегай на пирожные.

— Чшш! — шикнула я. — Это детская полнота. Время и практика — вот все, что тебе нужно, Мари.

— Ты прямо как принцесса, — она вздохнула.

Мама убрала мои волнистые волосы в насколько возможно аккуратный пучок с окантовкой из крошечных чайных роз из своего сада. Темно-розовый цвет роз был в точности того оттенка, как мое отделанное сатином трико и на тон темнее моей воздушной пачки. Я действительно была принцессой, по крайней мере, здесь и сейчас — а здесь и сейчас всегда было единственным, что меня заботило.

Заиграл оркестр, и я застыла в ожидании своего выхода. Бросила еще один взгляд вниз, чтобы убедиться, что ленты пуантов завязаны, а край пачки не оказался заправлен в чулок. Не забуду ли я сделать еще одно фуэте, которое профессор добавила в последний момент? Не забудут ли две новенькие расступиться, когда я выйду позади них на сцену?

Однако стоило мне ступить на сцену, как волнение улетучилось и я почувствовала такую легкость, что готова была поверить, будто одна из прачек-креолок наложила на меня особые чары. А может, причина легкости — осознание, что я наконец-то разделалась со школой? Или дело в духе военного времени, в ощущении, что время теперь летит быстрее, оставляя нас позади? Как бы то ни было, мое тело было податливым и не знало усталости. Казалось, не успела я начать танец, как грянули завершающие аккорды и представление завершилось под аплодисменты и одобрительные возгласы.

Выйдя на поклон, я заметила в первых рядах офицеров. Как и другие офицеры, которых я встречала, эти ребята были немного старше моих обычных кавалеров. Их форма с внушительными медными пуговицами и высокими кожаными сапогами придавала им элегантность, которой не хватало местным парням — даже тем, которые учились в колледже. Солдат окутывала аура неизбежных приключений, предвкушения путешествий и сражений, крови и пуль и, возможно, смерти. И оттого жизнь в них била ключом.

Мне в глаза бросилась пара сапог более светлого оттенка, чем остальные. Распрямившись, я проследила взглядом от сапог до оливкового цвета бриджей, идеально сидящей форменной рубашки… А еще выше увидела ангельское лицо с глазами, зелеными и выразительными, как Ирландское море. Эти глаза захватили меня и удерживали крепче, чем букашку в паутине, глаза, в смеющейся глубине которых затаился целый мир, глаза, похожие на…

Что-то толкнулось мне под локоть.

— Зельда, иди! — прошептала одна из молоденьких балерин, заставляя меня занять свое место в цепочке, направляющейся за кулисы.

Когда я вернулась в зал, переодевшись в свое платье, на этот раз не отказавшись от корсета и туфель и капнув на себя мамиными розовыми духами, офицера нигде не было видно. Так что я станцевала танго с мальчиком, которого знала всю жизнь, а затем еще с полдюжины танцев, с каждой новой мелодией меняя партнера.

Пот собирался у меня на бровях, холодил руки, стекал по спине, и я переходила от одного юноши к другому, ни одному не выказывая больше внимания, чем остальным. Они были удачными аксессуарами, эти ребята. Хорошо танцевали и составляли неплохую компанию, не более того. Хотя им бы я этого не сказала. Гораздо веселее, если они воображают, будто у них есть шанс.

Наконец я сделала передышку, чтобы глотнуть чего-нибудь прохладительного. Пока стояла у дверей, потихоньку остывая, в ожидании, пока вернется с напитками мой последний партнер, ко мне приблизился тот самый офицер в бежевых сапогах. Теперь я обратила внимание и на его накрахмаленный белоснежный воротничок, на мягкую, но уверенную линию подбородка, на безупречную миндалевидную форму глаз в обрамлении длинных пушистых ресниц. Господи Боже!

Он поклонился.

— Лейтенант Скотт Фицджеральд. Я надеялся познакомиться с вами.

Его голос оказался глубже, чем я ожидала, и без малейшего следа алабамского говора или иного южного акцента.