Читать интересную книгу Фантастическая одиссея - Сергей Снегов

— Думаю, все эти предметы — аппараты управления кораблем, — сказал Гюнтер. — Странно, что каждый лежит поособь, не видно соединительных коммуникаций.

Петр поднялся с пола. Никогда мы еще не видели такого обалдения на его лице.

— Знаете, когда умерли восьминогие астронавты? Полтора миллиона лет назад!

Погибшие полтора миллиона лет назад пилоты на корабле, который на наших глазах вел осмысленные боевые действия! Петр добавил, что и материал, из которого изготовлен сам корабль и все предметы в нем, — того же почтенного возраста. Корабль построен еще до того, как на Земле появилось человечество.

— Значит, на корабле нет ничего живого? — сказал Хаяси.

— Именно! Ничего живого! Все перемерло еще в незапамятные времена, и сам корабль уже свыше миллиона дет назад превратился в мертвое тело и несется вперед лишь по инерции.

Дальнейшие наблюдения подтвердили, что Петр прав, но в тот момент это показалось невероятным. Наши разговоры передавались на «Икар» и там вызывали такую же реакцию. Все были под магией нападения одного корабля на другой: можно ли допустить, чтобы сражения вели мертвецы! Хаяси, как всегда, на каждом этапе разведки отделял факты от гипотез. К твердым фактам он относил то, что оба космических тела — искусственные сооружения, что один уничтожил второе, что в первом же помещении сохранившегося корабля найдены скелеты неведомых существ, что здесь наши походные гравитаторы не нужны, ибо невесомости нет, а наоборот, наличествует прибавка в весе, примерно в полтора раза… Подобных фактов накопилось уже немало, а все ли обитатели корабля — мертвецы, надо было проверить. Не будем забегать вперед.

— Еще один факт: мы в монолитном кубе, откуда нет прохода в другие помещения, — добавил я. — Но должны же они существовать! И надеюсь, Мишель, это не фантастическая гипотеза!

Проходы обнаружил Гюнтер. Он подошел к одному участку стены, ничем по виду не отличавшемуся от других, и в стене вдруг появилось отверстие. Мы впервые тогда увидели самодвижущийся, саморастягивающийся, самоутолщающийся материал и вытаращили глаза на самопроизвольно образующиеся проходы. Дыра в стене была как раз такой, чтобы мы гуськом могли проникнуть. Проходы создавались по габаритам идущего: если бы в экипаже «Икара» имелся слон, и ему открылся бы достаточный лаз, правда, стене пришлось бы сильно утолщаться по краям такой дыры.

Второе помещение было обширней: просторный тоннель длиной метров на пятьдесят, шириной метров в десять и высотой в пять. Наши фонари осветили с правой стороны исполинский некрополь — ряд полок, одна над другой, отгороженных прозрачными стенками от прохода, на каждой полке покоился восьмирукий скелет, а на второй стене — стереоскопические пейзажи удивительной красоты и яркости.

Мы медленно двигались вдоль многоэтажных склепов, освещая ряд за рядом, этаж за этажом. Впоследствии, установив в тоннеле светильники, мы могли свободно обозревать с одной стороны все гигантское покоище мертвецов, а с другой любоваться всеми картинами музея, но в тот первый день и мертвецы, и картины, выхваченные снопиком света, как бы возникали из небытия: эффект был куда сильней! Скелеты лежали в определенном порядке, внизу экземпляры крупней, повыше — поменьше. Различие в размерах выражало различие возраста: одни умирали зрелыми, возможно, и состарясь, других смерть настигала в стадии созревания, кое-кто переводился на жительство в некрополь, не выбравшись из младенчества. Но рано или поздно умирали обитатели космического корабля, останки их переселялись сюда, в последнее их общежитие, ставшее вечным хранилищем. И еще стало ясно при первом осмотре: в некрополе сохранялись не скелеты однажды посаженного экипажа, а много генераций экипажей. Потом мы установили, что для корабля требовалась команда в двадцать взрослых особей, владевших профессиями навигаторов. Корабль, стартовавший откуда-то из центральных районов Галактики, вела небольшая группа специалистов звездоплавания. Скелетов же было больше тысячи. Медленно передвигаясь от одного пятиэтажного саркофага к другому, я мысленно видел их — восьмируких, молодых, энергичных, полных жажды выполнить какое-то важное задание, ради него пустившихся в дальний полет. Шли годы, десятилетия, пошло к тысячелетию — именно этот срок для их жизненного цикла определил анализатор Кренстона, — народилось на корабле новое поколение, его обучили звездоплаванию, оно переняло эстафету родителей, те переселились сюда, вон там, в дальнем углу некрополя, начинают они скелетную историю загадочного полета. А полет продолжается, старится вторая генерация, вырастает третья, самая многочисленная, почти в сто особей, они стремятся вперед, но, не достигнув цели, тоже занимают свои места в саркофагах. А полет продолжается, тысячелетие идет за тысячелетием, одна генерация по-прежнему сменяет другую. Постепенно количество новых астронавтов уменьшается, их становится снова два десятка — как раз то, что требуется для надежного обслуживания корабля, а полет не прерывается, цель не достигнута, надо спешить. Но вот их уже меньше двадцати, эти крайние справа полки свидетельствуют о катастрофическом падении рождаемости — недалеко уже и до последних трех, умерших на своем посту среди непонятных нам аппаратов, и уже не было живых товарищей, чтобы перенести их тела в некрополь. А полет все продолжается, ибо неведомая цель не достигнута, ибо таинственное задание не выполнено, — продолжается еще полтора миллиона земных лет, все продолжается, все продолжается… Куда они стремились? В чем цель их бесконечного полета?

После осмотра некрополя мы повернули к музею. Сегодня все восхищаются творениями на стенах мертвого корабля, и каждый школьник может сдать экзамен по технике стереооттисков. Но можете вообразить себе наше удивление, когда мы открыли, что ярчайшие краски картин к тому, что у нас называют красками, никакого отношения не имеют, что весь цветовой спектр создан лишь разной глубиной оттиска на непонятном материале стен, а разная глубина оттиска исчисляется миллимикронами — на ощупь картины идеально гладки — и что, меняя освещение, мы заставляем их вспыхивать разными цветами. Впрочем, удивление перед техникой рисунка пришло позднее, в те минуты нас больше интересовало содержание картин. Все эти сценки быта и работы на странной планете, источенной пещерами — жильем и заводами восьмируких астронавтов — видимо, были нанесены на стены, чтобы путешественники помнили далекую родину: появление многих генераций, родившихся на корабле и назначенных там умереть, несомненно, заранее планировалось. С некоторых картин на нас глядели живые, те, кто миллионы лет уже покоился в саркофагах, они были странны и привлекательны, над восемью гибкими сочленениями — ноги и руки одновременно — вздымалась крутая, лобастая голова, в ней светило два удивительных глаза — два огня, два приемника света, два факела, мощные, пронзительно умные, безысходно печальные…

— Нет, эти глаза не только для зрения! — вырвалось у Хаяси. — Они разговаривали глазами!

— Не удивлюсь, если глаза у них — и орудие нападения, а не только зрения и беседы, — заметил Гюнтер. — К тому же — электрической природы. Как, по-твоему, Арн?

Я пожал плечами. Разве можно определять по рисунку, правда, искусному, какова физиология существ, о существовании которых мы еще день назад и не подозревали? Одна из картин показала, что такая возможность есть: изображение тесной каморки вроде той, где лежало три истлевших трупа. В ней стояли уже знакомые нам монолитные ящики, а перед ними распластались два восьмируких существа: глаза их, обращенные на ящики, буквально пылали. Вдалеке виднелся передовой корабль. Картина менялась, когда мы проходили мимо: создавалась иллюзия, что передовой корабль сошел с центра, а второй меняет курс, чтобы постоянно держать его в центре.

— Прицеливаются, — оценил картину Гюнтер. — Когда происходило такое событие, Петр?

— Вероятно, миллиона два лет назад, — сказал Крен-стон.

В это время Фома передал, чтобы я возвращался на «Икар». Он послал на Латону по сверхсветовому ротоновому каналу сообщение о двух неизвестных галактических кораблях, и база вызывала меня. Пришлось на время прервать осмотр.

На Латоне начальство било нетерпение, требовало подробных сводок. Попутно меня хлестанули строгим «втыком» за непростительное упущение: я, видите ли, спокойно лицезрел, как уничтожают уникальнейшее, неповторимое, необычайное и прочее создание каких-то неизвестных, уникальных, необычайных разумных цивилизаций — понимаю ли я, что так вести себя нехорошо? Я так огрызнулся, что ротоновый канал в ошеломлении отключился. Обо мне тогда говорили, что подчиненным у меня хорошо, а для начальства я — тяжкий крест на плечах. Периодически, я так считаю, нужно ставить всех начальников на место: космический разведчик ведет свободный поиск, а не заносит рейсовые километры в распланированный график. Мой старый друг, всегда улыбающийся Кнут Марек, начальник Главной Галактической базы, коварно попросил повторить ответ в выражениях, более приемлемых для переадресовки Земле. Воображаю, как он злорадно ухмылялся при этом, ведь все его указания, предписания и просьбы полным текстом ротанируются на Землю, в отличие от наших ответных, которые он бессовестно редактирует. Конечно, там узнают, что я сам смягчал свой отчет. Но я ничего не имел против, Земля по мелочам не вмешивалась бы в мое дело, и хладнокровно добавил, что раньше чем через неделю о подробных сводках речь не пойдет.