Читать интересную книгу Подари себе рай (Действо 1) - Олесь Бенюх

Отвоевала братва.

Скинули беляков в море.

Расположились на квартирах в благодатной столице Кубанского казачьего войска, столице Кубанской советской республики, столице Кубано-Черноморской совдепии.

"Черт, ботинки каши просят и обмотки лохмотьями пошли. От начпохоза шиш получишь. Да и то правда, что нет у него ничего. Как сказал наш одессит Жора - в одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на крюке. Перед местными буржуями незручно".

Дом, в котором стоял Никита, был добротный двухэтажный каменный особняк. Построен он был давно, о чем свидетельствовали обшарпанный фасад с обнажившимися кое-где из-под осыпавшейся штукатурки кирпичами и четко выстроившаяся вдоль него шеренга высоких многолетних тополей. Слева от фронтона, на скамейке из темного дерева с изящно выгнутой спинкой сидела хозяйка дома Антонина Герардовна Блэк-Вишневецкая. Подле ее ног расположился мраморный дог Ганс.

- Похоже, вы сегодня раньше обычного, Никита, - негромко произнесла она, сдвинув с губ лисье боа. Пес приподнял голову с вытянутых перед собой лап, взглянул на хозяйку, потом на пришельца, которого невзлюбил с первой же минуты его появления в доме.

- Успокойся, малыш. Этот господин не причинит нам зла.

Ганс прорыкал нечто незлобливое и вновь уронил тяжелую голову на лапы.

- Заседание партячейки отменили, вот я и прискакал, - пояснил Никита, осторожно присев на противоположный конец скамейки. Снял буденовку, отер испарину с головы: "Март, а так жарко". "А у вас что же - не так, как здесь?" "Не. Я с Курской губернии. У нас прохладнее будет".

- В Санкт-Петербурге и вовсе холодно.

- Вы долго там жили?

- Несколько лет. Я училась в Институте благородных девиц. Потом жила в семье тетки. Она была... - Антонина Герардовна вдруг смолкла и пауза длилась довольно долго. Наконец, она закончила прерванную фразу: - Она была фрейлиной Александры Федоровны.

- Где теперь-то она?

- В декабре 1916 года с личным поручением императрицы уехала в Лондон. Там ее застало известие об отречении. Так в Англии и осталась.

- Далеко эта Англия, - Никита почесал затылок, поглядел на свои обмотки и ботинки, запрятал ноги под скамейку. - Вы туда ездили?

- Нет. Мы с мужем провели медовый месяц в Швейцарии и Италии.

- Вот построим республику, - мечтательно произнес Никита, - поеду путешествовать по белу свету.

Из парадного подъезда неспешно вышел высокий грузный мужчина. Никита знал, что Ардальон Игнатович был дальним родственником Антонины Герардовны, знаменитым баритоном, которого буйные ветры гражданской войны принесли из Москвы на юг России.

- Чтобы успешно, приятно, главное, с пользой путешествовать, молодой человек, - сказал он, подходя к скамье и усаживаясь между собеседниками, нужно очень много знать.

Никита глядел на артиста вопрошающе.

- Да-да, - продолжал тот своим царственно поставленным речитативом. Сколько стран, столько и языков. А системы правления - монархии конституционные и единодержавные, республики, федерации, конфедерации, парламенты, конгрессы, рейхстаги! Да-с, тут и человек с двумя университетскими образованьями запутается. А у вас, позвольте поинтересоваться, какая грамота за плечами?

Никита покраснел, шмыгнул носом, водил пальцем по аккуратной заплате на застиранных галифе.

- Обождите, - наконец, хрипло выдавил он из себя. - Мы научимся... всякой грамоте. Пооткрываем наши красные школы. И будут в них учиться такие, как я - пастухи и шахтеры.

Антонина Герардовна, сдерживая улыбку, обменялась взглядом с Ардальоном Игнатовичем.

- Чем же, осмелюсь полюбопытствовать, плохи те, которые были? баритон закурил папиросу и продолжил: - В них дюжинами пестовались и взрастали великие математики и философы, физики и писатели. Именно-с!

- Буржуйские школы нам ни к чему! - выпалил Никита. - Мы наш, мы новый мир построим!

- Кто был ничем, тот станет всем! - искусно модулируя, вывел свои сочным, богатым баритоном Ардальон Игнатович. - Так-то батенька!

И, отвечая на удивленно-восторженный взор Никиты, добавил:

- Выучил главный гимн вашей коммунистической литургии, когда пел в Милане. "Ла Скала" не только сердце мирового оперного искусства, но и наряду с тамошним университетом - мощный очаг гарибальдийских постулатов.

- Вождь Рисорджименто, главарь похода "Тысячи", - добавила неспешно Антонина Герардовна. - Впрочем, это-то вы, конечно, знаете. Джузеппе Гарибальди и против пап воевал, и Парижскую коммуну восторженно приветил. Ваш герой!

Никита молчал. Имя итальянского революционера он слышал лишь однажды, когда перед их дивизией выступал Троцкий. Было это несколько месяцев назад в Орле, после разгрома деникинцев. Неистовый Лев ораторствовал пламенно, обожавшие его войска слушали, затаив дыхание, радостно ревели "ура". Уже в "теплушке", после отправки дальше на фронт, Никита спросил комполка: "Кто такой этот... ну, который итальянец... что ли?"

Семнадцатилетний студент-второкурсник Киевского университета, пригладив редкие белесые усики, ломающимся баском ответил:

- Великий стратег классовых битв. Не марксист, но за Первый Интернационал стоял горой.

Теперь Никита вспомнил и свой вопрос и ответ комполка (боевой был хлопец, здiбний, жаль - погиб в рукопашном под Ейском - память у него была найкращая). Но он молчал, понимая, что знаний, грамотешки у него дуже мало для такой вдумливой розмовы.

На крыльцо стремительно вышел моложавый, с наголо выбритой головой мужчина в новеньком офицерском френче, галифе, щегольских шевровых сапожках.

- Господа! - воскликнул он, будучи в явной ажитации, но завидев Никиту, без малейшей паузы добавил, однако уже с несколько деланной фамильярной интонацией: - И товарищи! Домна Ильинична такой волшебный кулеш сотворила! Просит всех к столу.

Ардальон Игнатович галантно предложил руку Антонине Герардовне и, ведя ее церемонно в столовую, заметил тихо, так что расслышала одна она:

- Наш Константин Ларионович, знаменитый на всю Россию адвокат, объявляет о плебейской похлебке из пшена и сала, состряпанной провинциальной кухаркой, словно это нежнейший каплун с трюфелями, провансалем - ну и всем прочим, гениально изображенный лучшим шефом Парижа. O tempora! O mores!

Из всех, проживавших в доме "недобитков" адвокат был Никите наиболее симпатичен. С ним можно было запросто, без чинов беседовать на любую тему, спорить, доказывать свою точку зрения. Он обладал редким качеством - умел слушать других. Более того, ему явно интересна была противная точка зрения. Как-то зашел разговор о будущем. Инженер-путеец Евгений Викентьевич, старый брюзга, вечно недовольный всем на свете, заявил, что он не видит будущего у разрушенной войнами и революциями страны.

- То, что творится с нашими железными дорогами, уму непостижимо. Чтобы кардинально выправить положение, понадобится по меньшей мере сто лет. А промышленность? Заводы стоят, станки изношены, сырья нет. Шахты или взорваны или затоплены. Торговля... - он махнул рукой и запыхтел своей роскошной английской трубкой. - Перспектива гибельная. Ее у России просто нет!

- Все это нiсенiтниця! - кричал Никита. - Закончим гражданку, все обустроим, заводы, шахты, дома - все!

- Да кто, кто это все сделает? - инженер презрительно, с прищуром смотрел на лупоглазого, лопоухого парня, одетого в обноски и лохмотья. Вы?!

- Мы, мы! - Никита вскочил на ноги, заходил по просторной гостиной. Кончим воевать, разгромим белых и сядем за учебники. Не забывайте - Михайло Ломоносов был из самых лапотных мужиков.

- Дай бог нашему теляти да волка задрати...

- Ну, хорошо, - примирительно произнесла Антонина Герардовна, наукам научиться можно. Прилежание и труд все перетрут. Но искусства... искусства... Тут ведь талант нужен. Талант, лелеямый многими поколениями. Литература, театр. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Гоголь, Некрасов, Тургенев, Грибоедов.

- Именно, именно, молодой человек! - торжествующе воскликнул инженер. - Это же все голубая кровь!

- Скажите, - мягко, с каким-то даже состраданием, сочувствием заметила Антонина Герардовна, - что вы понимаете в балете? Ведь вы же простой шахтер...

- В чем? - настороженно удивился Никита.

- А вот в этом! - несмотря на свою внушительную стать, Ардальон Игнатович легко подпрыгнул со стула, сделал антраша и даже прошел два-три шага как бы на пуантах.

- В балете, - улыбнувшись, терпеливо повторила Антонина Герардовна.

- Ничего, - угрюмо ответствовал Никита.

- Господа, - вмешался Константин Ларионович, - ваш перекрестный допрос, я бы сказал, несколько некорректен. Ну а если сей вьюнош спросил бы, что вы знаете о малороссийских запевках, деревенских кадрилях и свадебных "двух притопах, трех прихлопах"?

Все молчали.

- Разумеется, речь пошла бы о высоком и низком штилях. Однако, вряд ли стоит забывать, что старт нашему великому балету дали крепостные. Как, впрочем, и всему рассейскому театру...