Я бросила Ника, чтобы он не узнал правды, чтобы он не страдал. На этот раз я позволю ему уйти из тех же соображений.
Продолжив путь, я вышла к главному входу посмотреть, как Ник навсегда покидает мою жизнь. Он может вернуться, но внутрь его не пропустят. Я оставила охраннику четкие указания на этот счет.
Пожалуй, следовало связаться с шефом и рассказать о визите ФБР, — но лучше попозже. Эдвард, наверное, еще отсыпается после ночной охоты. Успею ему позвонить, как только проверю последний эксперимент.
Спуститься в подвальную лабораторию можно было только на лифте, расположенном за пределами моего кабинета. Замаскированная под настенную панель дверь отъехала в сторону, реагируя на нажатие ладони на защитный экран.
— Доброе утро, доктор Хановер.
Роботизированный голос по неведомой причине всегда вызывал у меня раздражение. Сверхвысокий уровень безопасности был неотъемлемой частью моей жизни. Я занималась важным делом, но все равно находились те, кто не остановился бы ни перед чем, чтобы помешать этой работе.
Когда лифт спустился в подвал, тот же механический голос сказал: «Сканирование сетчатки глаза, пожалуйста».
Я повернула лицо к камере. Без соответствующей сетчатки любой, кто проберется так далеко, окажется заперт в кабине. Разумеется, всегда есть возможность того, что ради проникновения в подвал злоумышленник отрежет мне руку и выковыряет глаз. К счастью, — а может, и нет, — большинство индивидуумов, способных на такое безумие, уже томились по ту сторону двери.
Лифт открылся. Вдоль стен тянулось множество боксов за пуленепробиваемым стеклом. Все палаты — черт, не будем лукавить: тюремные камеры — были заняты.
Я не шутила об оборотнях в нашем подвале.
Глава 3
Оборотни активны в ночные часы, как и волки, в которых они превращаются. Даже под землей, при свете люминесцентных ламп, эти существа сохраняли повадки животных, которыми, в сущности, и являлись. Следовательно, в это время дня почти все мои подопечные спали.
Я быстро прошла по коридору. В то время как в большинстве комнат поддерживалась иллюзия рассеянного солнечного света, в последней царила кромешная тьма.
Такая же черная, как душа Билли Бэйли, имейся она у него.
Возле каждой камеры стоял стол с оборудованием, предназначенным для определенного испытуемого.
Я проверила взятые у Билли мазки крови. Не знаю, что хотела найти. Надеялась лишь на то, что когда это увижу, на меня снизойдет озарение. После стольких лет поисков я не была уверена в том, что вообще сумею найти ответ.
Тело врезалось в стену с такой силой, что защитный барьер содрогнулся. Я неспешно подняла глаза от микроскопа на голого мужчину, распластанного по прозрачной стене камеры.
— Билли. — Я сделала пометку в карте.
— Сучка, — в тон мне ответил он.
— Повторяешься, — заметила я, и он ударил кулаком по стеклу.
Он хотел, чтобы я взвизгнула, ахнула, хотя бы вскочила. Но я редко ему потакала. Зачем множить те удовольствия, которые он уже получил в своей жизни?
Краем глаза я проследила за вновь ускользнувшим во тьму Билли. И только тогда перевела дыхание.
Билли Бэйли чертовски меня пугал. Не следовало просить транспортировать его сюда, но я зашла в тупик.
Что я только не делала, чтобы создать противоядие, которое возвращало бы людей в их первоначальное, предшествующее укусу состояние. Все было напрасно.
Я изобрела сыворотку, уменьшающую тягу оборотня к человеческой крови в полнолуние. А также средство, уничтожающее вирус, — если жертва получила инъекцию до первого превращения. К сожалению, на тех, кто уже успел побывать мохнатым, мое лекарство не действовало.
Я глянула во мрак, в котором томился поджидавший моей оплошности Билли.
— Тебе нужно больше крови, — сказал он.
Его голос просочился из тени, и я с трудом подавила дрожь. Билли всегда за мной наблюдал. Он знал: со мной что-то не так, только не мог понять, что именно. Я была такой же, как он, но в то же время другой.
В легендах говорится, что чаще всего оборотнями становятся в результате укуса. Конечно, человек может превратиться в зверя и другими путями. Возможностей столько, сколько монстров на свете.
Я — отличный тому пример. Прожила двадцать с лишним лет в блаженном неведении, и не подозревая о существовании оборотней. Пока как-то ночью... не обратилась.
Я была оборотнем, но без демона — так ягер-зухеры сокращенно именовали нездоровое удовольствие от убийства любого, кто подвернется на пути.
Убийства вызывали во мне отвращение. Но, невзирая на эту особенность, я все еще была одержима ежемесячной жаждой крови. Отсюда и мое первое изобретение.
Однако даже принимая свое лекарство, я продолжала изменяться с каждым восходом полной луны. Мне ничего не оставалось. Впрочем, кроме меня и Эдварда больше никто не знал о моей тайне. Вот почему сам факт моего существования доводил Билли до еще большего бешенства.
Я подняла голову, когда он опять материализовался из тьмы. Билли отказывался носить одежду. Уверена, он чувствовал, что его нагота тревожит меня, пусть и без малейшего сексуального влечения.
Чрезвычайно высокий рост Билли, его могучее телосложение и огромный размер... хм, ноги растревожили бы кого угодно, даже если не принимать во внимание россыпь шрамов на груди и спине.
Поскольку любые шрамы, полученные человеком до превращения в оборотня, не исчезают, я пришла к выводу, что в прежней жизни Билли был большим негодяем.
— Твою руку, пожалуйста.
Билли сжал губы. Даже сквозь пуленепробиваемое стекло я ощущала, как полыхает его ярость. Однако серые глаза излучали такой холод, какого я еще не встречала ни в чьем взгляде. Заглянув в эти глаза лишь на миг, я потом целый час не могла побороть тошноту.
— А если я не хочу давать тебе руку? — С Билли всегда приходилось сражаться.
— Ты же знаешь, я могу тебя заставить.
Он бросился вперед и снова врезался в прозрачную стену. Порой мне казалось, что Билли не блещет умом. Сколько раз он будет испытывать стекло на прочность, прежде чем убедится, что его не разбить?
— Ничего не выйдет, Билли.
Билли стоял под дулом ружья, когда я затребовала его в свою лабораторию. После долгих десятилетий погони Эдвард не хотел сохранять ему жизнь.
Билли был очень старым оборотнем. Никто не знал, сколько лет он живет на свете, а сам он об этом умалчивал.
Поймать его оказалось непросто — он никогда не резвился вместе с собратьями. Волки — коллективные животные, и оборотни, само собой, тоже. Очень редкие особи проводят жизнь в одиночестве. Большинство же ищут себе подобных и сбиваются в стаи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});