— Действительно, да. В носу, конечно, будет способнее: корабль сходу сможет выйти на позицию высадки. Но я вижу уйму тяжелых задач…
— Помилуйте, Остап Платонович! Вам ли бояться сложных задач? Составляйте прожект, думаю, Вы им заняты не в одиночку?
— Конечно не в одиночку. Все механики флотилии участвуют в обсуждении, да и остальные офицеры проявили немалый интерес.
— Вот и чудесно. Когда прожект будет готов, я сведу вас с инженерами-кораблестроителями, они, наверное, найдут какие-то недостатка, вместе найдёте решение оных, а потом я вас представлю командующему флотом. Я уверен, что ваш кораблик весьма нужен нашему флоту, и он будет строиться серийно. Учитывая это, сразу продумайте серийную же выделку частей и механизмов.
— Отличная мысль, Юрий Сергеевич!
Нашу беседу прервал мой адъютант:
— Ваше сиятельство, выгрузка подходит к концу, Вы просили предупредить.
— Да-да, Захар Петрович.
Мы тепло попрощались со стармехом, и я пошел по трапу на причал. Здесь кипела рабочая суета: командиры руководили, подчинённые исполняли — всё как должно быть. Тягачи растаскивали орудия и зарядные ящики на позиции, пехота охранения копала окопы на указанных направлениях.
— Господин полковник, второй полк вышел на позиции, приступил к их оборудованию. Неприятель выглядит растерянным, противодействовать не пытается.
— Вот и отлично. Семафора от Румянцева не было?
— Пока нет.
— Ведите меня на свой НП.
Мы поднялись на довольно крутой небольшой холм, отсюда открывался вид на крепость Измаил и прилегающую местность. Крепость была наполнена войсками, по всему периметру велись земляные работы.
— Ваше сиятельство, а не пороховой ли погреб они строят? — указал рукой нужное направление мой адъютант.
Я глянул: действительно, вырисовывается очень характерное строение. Видимо турецкое командование решило «разложить яйца в разные корзины». А может, захотело устроить склад поближе к позициям своих войск — варианты могут быть разные.
— Родион Иванович — поворачиваюсь я к командиру полка — Выясните, где у турок основной и запасной пороховые погреба, и когда они отвергнет ультиматум, совершите по ним артналёт всем полком, а понадобится, то ударим и всей дивизией. Боеприпасы повышенного могущества у вас имеются?
— Так точно, имеются, шестьсот единиц.
— Вот и приготовьтесь к стрельбе. Методу капитана Флерова освоили?
— Которую из них? Если Вы про предварительную подготовку данных, то вполне освоили.
— А у Флерова есть и другие новины? Славно! После боев основательно побеседую с ним, уж очень многообещающим выглядит сей офицер.
— Ваше сиятельство, от штаба Румянцева пошел семафор, передают кодом. — вклинился в разговор адъютант.
Я взял свой бинокль и посмотрел. В центре румянцевского лагеря стояла высоченная, не меньше пятнадцати метров, ажурная деревянная вышка. На её вершине виднелся человек с флагами. Что он там передавал я не разглядел — далеко. Да и нет смысла вглядываться: всё увидят, запишут и расшифруют наши телеграфисты, а по исполнению представят. И верно, спустя каких-то пять минут сообщение доставили:
— Ваше сиятельство, семафор от генерал-фельдмаршала Румянцева. Срочно. — подал мне лист с телеграммой начальник связи полка, капитан средних лет.
— Давайте.
«Полковнику Булгакову прибыть на военный совет к графу Румянцеву. При себе иметь план операции».
Вот так, коротко и деловито. Мне нравится стиль Петра Александровича, он гораздо ближе к стилю руководства, которому я обучался, чем всё, что наличествует сейчас.
Путь к ставке командующего, по рокаде вдоль осадного периметра, не занял много времени: легковой автомобиль и два грузовика с охраной преодолели эти десять километров за каких-то двадцать минут. Можно и быстрее, но зачем? Подвеска ещё весьма несовершенна, да и дороги грунтовые, хоть и укатанные большим количеством колёс и ног, но всё равно очень неровные
Военный совет Румянцев собрал не в шатре, а в лёгком деревянном строении барачного типа. Довольно красивом, кстати: снаружи украшено прекрасной деревянной резьбой на наличниках, балюстраде у крыльца и фестонами по фронтону. Вокруг резиденции командующего частой цепью стоит караул из бойцов Второго Курского пехотного полка: его Румянцев сделал своей гвардией после трёх покушений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В просторном зале стояли стулья для приглашённых. На стенах висели карты, пока задёрнутые шторками. Румянцев сидел за столом, просматривал бумаги, поданные ему адъютантом, в стороне, ближе к окнам, стояли генералы и старшие офицеры и тихо беседовали. Я подошел к командующему, доложил о прибытии.
— Присаживайся, Юрий Сергеевич. Рапорта, и уж тем более реляции, я получил, а теперь расскажи в подробностях о своем походе. Приключения были?
— Как не быть, были приключения. Даже познакомился с незаурядным человеком, польским ротмистром Володыевским. Его казаков поймали за отравлением колодцев, но сам ротмистр был в неведении о сей гнусности, и я его отпустил.
— Отпустил? Между прочим, офицер полностью ответственен за дела своих подчинённых.
— Вне всяких сомнений, Пётр Александрович, но не в данном случае. Володыевскому сих казаков прикомандировали перед самым рейдом, фактическим ими командовал казачий сотник. И то сказать, казаки были из униатов, люди угрюмые, скрытные, лгущие всем, кроме самых близких. Кажется, Вы сталкивались с униатами?
— О, да! Премерзкие людишки! Двуличные и подлые. Ты прав, Юрий Сергеевич, ротмистр и при желании не смог бы уследить за ними, а посему я утверждаю твоё решение. Добрая слава о благородном поступке полезна нашей державе. Ну да ладно, приступим к совещанию.
Я отошел к своему стулу во втором ряду.
— Господа военный совет — сказал Румянцев — с прибытием отдельной артиллерийской дивизии наше качественное превосходство в артиллерии стало подавляющим, даже если не учитывать почти двукратное количественное. По живой силе мы таковым похвастаться не можем, солдат у нас больше всего на пять тысяч. Штурмовать Измаил имеющимися силами мы можем, но это чревато большими потерями. Как известно, Его величество крайне неодобрительно относится к потерям. С другой стороны имеющейся артиллерией мы можем просто стереть крепость с лица земли, но сие деяние будет противоречить пожеланию Его величества принудить турок к миру по возможности бескровно. Прошу высказываться, господа совет.
Повисло молчание.
В этом зале собрались умные, опытные, решительные и смелые люди, цвет русской армии, цвет нации. Опасности и смерти никто тут не боится, но поставленная задача, в том виде, в котором она сформулирована, чрезвычайно непроста, требует каких-то нетривиальных решений.
— Ваше сиятельство! — встал в первом ряду генерал Розанов — Я полагаю, что задача перед нами стоит не просто военная, а военно-дипломатическая. Коли так, ознакомьте нас с международной обстановкой в части касающейся нашей кампании.
— Разумно. — утвердительно склонил голову Румянцев — О международных делах расскажет вчера прибывший из Стамбула полковник Голенищев-Кутузов. Прошу князь, можете пользоваться картой.
Молодой подтянутый полковник в прекрасно сшитом мундире подошел к большой карте Европы, которую повесили на первом плане. Я привык к портретам старого фельдмаршала, с повязкой на глазу, но пока Кутузову чуть больше тридцати лет. Правда, слева на виске у него страшный шрам от турецкой пули и шрам от выходного отверстия не веке правого глаза, отчего глаз довольно сильно косит.
— Ваше сиятельство, господа военный совет. — склонил голову Кутузов — считаю своей обязанностью сообщить, что русская партия в османском Диване, а также военачальники почитающие мир с Россией благом для своей Родины набирают в Стамбуле всё большее влияние. Последнее сообщение о том, что в Инкерманской бухте в засаду попала целая эскадра произвела немалый фурор, а то, как с эскадрой обошлись русские, вызвало громадные волнения в обществе, причём в самом благоприятном для России тоне. На демонстрацию подаренных генералом Суворовым новейших орудий и ружей привлекло на стамбульский гипподром всё столичное общество. Янычары быстро освоили подаренные ружья и весьма ловко из них стреляли по мишеням, поставленным втрое далее чем при стрельбе из дульнозарядных ружей. Его императорское величество султан присутствовал на демонстрации и весьма милостиво беседовал с нашим послом, графом Толстым. К вечеру султан в обществе посла соблаговолил прокатиться по Босфору на подаренном катере и пришел к выводу, что турецкий флот нуждается в подобных машинах. Поздним вечером того же дня к графу Толстому явились австрийский и английский послы. На гипподроме их не было, но слухи расходятся. Я присутствовал при сем разговоре. Едва ли не в ультимативной форме граф Кретцель потребовал от Толстого продолжить войну, как он выразился, «достойными средствами», но чем недостойны приёмы ведения войны, продемонстрированные русскими войсками он объяснить не смог. Англичанин, барон Ченсли, во всем поддерживал австрийского посла, но на прямой вопрос графа Толстого, отчего он так беспокоится, неужели Англия в состоянии войны с Турцией, смешался и забормотал нечто невразумительное.