руки и сказал:
— Ну так смотрите без покрывала!
Все придвинули стулья поближе к сцене и вытянули шеи. У одних от страха по спине побежали мурашки, другие мысленно клялись во что бы то ни стало раскусить хитрый трюк, а уж там будь что будет.
Маэстро встал метрах в двух-трех от совершенно голого столика, закрыл глаза, сосредоточился, и несколько мгновений спустя на столе возник кролик. Как произошло его превращение, никто не заметил, все лишь увидели, что там, где только что сидел длинноухий, уже сидит тигр.
Заполнившую зал тишину нарушил учитель физики:
— Суггестия!
— Вот именно, массовое внушение! — облегченно поддержали его остальные.
Фокусник стоял, стиснув зубы, лицо его исказила гримаса боли. Он воздел руки к небу и закричал:
— Да поймите же, здесь нет никакого обмана! Просто я умею это делать!
В его голосе смешались отчаяние и мольба.
— Это как трюк факира, — произнес мужчина из заднего ряда.
Сидевшие по соседству стали расспрашивать его, что это за трюк факира, и он скороговоркой, но достаточно громко, чтобы мог слышать весь зал, рассказал, как в Индии некоторые факиры подбрасывают в воздух толстую веревку, она становится жесткой, как шест, и тогда по ней взбирается мальчик, а следом за ним с кинжалом в зубах и сам факир; наверху он изрубает мальчика в куски, складывает их в корзину, затем на глазах у ошарашенной публики спускается, веревка спадает на землю, а мальчик выпрыгивает из корзины живой и невредимый. Янки однажды взяли да засняли все это на кинопленку, но когда проявили, ничего подобного на ней не увидели: мальчик и факир просто стояли себе перед публикой, взявшись за руки, а рядом стояла корзина.
— И мы заснимем! — воскликнул учитель физики и, повернувшись к фокуснику, вежливо спросил: — Вы не против?
Фокусник согласно кивнул. Пока несколько членов школьного кинокружка бегали за камерой, он, устало ссутулившись, стоял на сцене, и аскетическое лицо его выражало глубочайшую печаль.
Он повторил номер перед кинокамерой, затем — пока мальчики проявляли в лаборатории пленку — повторил по просьбе зрителей и еще раз, уже не на сцене, а в зале, между рядами стульев, в самой гуще народа.
Вернулись мальчики с пленкой.
— Есть! Есть!.. — кричали они на бегу.
Но никто не хотел им верить. Неприязнь — вот что теперь ощущали зрители, все как один. И когда на экране замелькали кадры, запечатлевшие номер во всех подробностях, разочарованная и несколько напуганная публика повскакала с мест и хлынула к выходу. Лишь на улице кто-то, осмелев, бросил с презрением:
— Каков мерзавец!
Директор стоял в дверях и пытался остановить зрителей, ведь впереди было еще целых два выступления, но никто не слушал его. Никто попросту не хотел его знать.
Фокусник снова сидел в центре зала. Руки его устало повисли, и весь он стал похож на груду тряпья. Вокруг артисты двигали стулья. Осветитель — то ли намеренно, то ли случайно — направил луч прожектора в угол, откуда перед началом представления фокусник пытался сорвать паутину. Она опять была там, и это увидели все. Осветитель поспешно выключил прожекторы.
После ярких лучей зал, освещенный только свисавшими с потолка лампами, показался на удивление сумрачным. Все стулья артисты уже сдвинули в сторону и, разобрав сцену, стали перетаскивать к выходу тяжеленные тумбы. Теперь, однако, обходить фокусника никто не желал, и директор раздраженным тоном приказал ему убраться с дороги. Фокусник покорно встал. Перенес стул к шведской стенке, покачиваясь, словно на него давила невероятная тяжесть, и, скрючившись, примостился на краешке.
Огонь
— Ну, наконец-то, — промолвил гриф, выпуская печень Прометея.
Герой вздохнул — за тысячи лет это был первый миг без страдания — и, гремя цепями, размял затекшие члены.
— Срок наказания истек? — спросил он.
Гриф дернул плечом:
— Как бы не так! Просто незачем с тобой больше возиться. Огня на Земле уже нет!
Узник в ярости рванулся к нему, но цепи, натянувшись, отбросили его назад.
— Ты лжешь, собака! — потрясая кулаками, закричал он.
— Я не собака. Я гриф, — равнодушно сказала огромная птица и расправила крылья, пробуя, не ослабели ли они за тысячи лет вынужденного бездействия.
Гнев Прометея не утихал.
— Делай, что тебе велено! — крикнул он грифу. — Терзай мою печень!
— Нашел дурака! — возмутился гриф. — Ты что, не понял? Огня на Земле уже нет!
— Уж не хочешь ли ты сказать, что боги уничтожили всех людей до последнего?
— Черта с два! — в сердцах махнул крылом гриф. — Их больше, чем было.
Прометей успокоился.
— Без огня не может быть жизни, — твердо сказал он. — Так что давай принимайся за дело!
— Да пойми же, огня больше нет! Люди даже не знают, что это такое. Он им просто не нужен.
— Неправда! — воскликнул герой. — Без огня им не приготовить еду, не согреться зимой, не найти дорогу в ночи.
— Чепуха, — возразил гриф. — Готовят они на плите, греются от центрального отопления, а свет у них искусственный.
— Допустим. Но что горит под плитой? Что питает теплом батареи? Что порождает искусственный свет? Огонь!
— Не огонь! Если хочешь, так знай: это делает атом. Нажимаешь на кнопку, и вот тебе свет, вот тепло. И ни дыма, ни пламени, ни треска поленьев. Гораздо чище и безопаснее!
Нахмурившись, Прометей ненадолго умолк, затем лицо его озарилось.
— А поджоги? А войны?
— Они воюют лучами, — ответил гриф. — Хорошенький такой лучик, невидимый; направляешь его куда надо, и все обращается в прах — дом, город, страна… Ни взрывов, ни дыма, одна лишь стерильная пыль. А поджоги — дело прошлое и забытое. Пожарных команд давно нет, нет даже добровольных дружин. Прошла их пора. Теперь вершат службу добровольцы противолучевой охраны.
— А костры? — снова с надеждой спросил Прометей. — Костры скитальцев, путников, отдыхающих?…
Гриф с досадой махнул крылом:
— И в помине нет. За ничтожную цену в любом магазине на выбор искусственные костры. Свет и тепло высшей марки с гарантией. Не надо собирать сучья, раздувать пламя, обжигать пальцы… Нажал кнопку — и все. Да к тому же они многоразового пользования.
— Неправда! — взревел Прометей, и скалы откликнулись эхом: «Неправда!.. Неправда!..»
— Ишь разнервничался, — проворчал гриф. — Идем, сам увидишь.
Они побрели азиатскими селениями, африканскими джунглями, бесконечно огромными городами — гриф и бряцающий оковами обнаженный мужчина. Люди повсюду смотрели на них с удивлением. Хм… В Южной Америке некий цирк предложил им контракт на прекрасных условиях. В Австралии их оштрафовали за безнравственное поведение — ведь Прометей был совершенно гол, а в Европе — за нарушение тишины, потому что цепи его ужасно