Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то глубоко-страшное, трагическое сквозило в фигуре этой женщины, одетой царственно-великолепно, со сверкающей короной, и плачущей холодными, едко-жгучими слезами.
Бестужев вмиг преобразился. Лицо «лукавого царедворца» сбросило маску и стало простым, хорошим лицом. Он порывисто шагнул к своей курляндской повелительнице и голосом, перехваченным волнением, прошептал:
— Ваша светлость… Анна… зачем вы про это говорите? Оставьте… не надо… не тревожьте меня!.. Ведь все это — кончено, быльем поросло…
Анна Иоанновна склонилась к голове Бестужева и, поцеловав его в лоб, промолвила:
— Так, так, мой хороший, мой милый Петр Михайлович… Я знала, я чувствовала, что ты — не такой, как другие. А говорю я про это потому, что хочется видеть мне в тебе друга моего настоящего. Ты правду молвил: то, что было между нами, окончено. Наваждение ли то было по младости вдовьего положения или что иное — не все ли равно? А теперь… — Анна Иоанновна вновь вспыхнула и тихо добавила: — А только теперь, Петр Михайлович, на тебя надежду мою возлагаю. Ты знаешь, о чем я говорю. Помоги мне! Страшно мне думать, что и ты против меня пойдешь…
И она в каком-то тревожном ожидании уставилась взором на своего бывшего интимного друга — гофмаршала и резидента Бестужева.
— Никогда! — вырвалось у него. — Ах, Анна, Анна, если бы вы знали, какого преданного друга вы имеете во мне! Клянусь вам, что ни кнут, ни Сибирь, ни даже плаха не заставили бы меня изменить вам. И это я вам докажу сегодня же! — Он вынул из кармана золотую «луковицу» и, посмотрев, который час, продолжал: — Сейчас, ваша светлость, я побеседую с вами подробно о том, что живо волнует ваше доброе сердце.
— О нем? О Морице? — живо воскликнула Анна Иоанновна.
— Да, да… Но пока нам необходимо сделать маленькое приготовление.
— Какое?
— Нам необходимо сервировать стол на два лица, при этом надо сделать так, чтобы обойтись без ваших придворных служащих.
— Что это значит, Петр Михайлович? — с удивлением спросила герцогиня.
— Ничего особенного, ваша светлость… Быть может, сегодня вечером, вот сейчас, скоро, явится один нужный для нас человек… Так необходимо по русскому обычаю угостить его хлебом-солью. Кстати, ваша светлость, в ваших погребах имеется добрый, старый польский мед?
— Ты же, голубчик, доставил мне его, — улыбнулась Анна Иоанновна веселой, довольной улыбкой.
— Ну вот и отлично! — весело потер руки Бестужев. — Итак, ваша светлость, не угодно ли вам помочь своему гофмаршалу в чисто хозяйственных приготовлениях?
— А кто прибудет, Петр Михайлович? — спросила заинтригованная Анна Иоанновна.
— Один важный посетитель от него, — уклончиво ответил Бестужев.
Анна Иоанновна, стоявшая у окна, тревожно проговорила:
— Судя по той таинственности, которой ты, Петр Михайлович, облекаешь посещение твоего гостя, я заключаю, что оно должно быть секретным. Но как же этот человек проникнет в замок? Смотри: подъемный мост уже поднят.
Бестужев, улыбнувшись, ответил:
— Не беспокойтесь, Анна: тому человеку дан пароль, и мост спустят для него. Примемся за работу, ваша светлость.
Рядом с «бодоаром» герцогини Курляндской находилась небольшая уютная гостиная. Анна Иоанновна перешла в нее.
Бестужев скрылся и вскоре вернулся с белоснежной скатертью и несколькими бутылками. Он поставил посреди гостиной стол и кратко бросил герцогине:
— Накрывайте, ваша светлость.
И герцогиня и будущая российская императрица, слегка засучив рукава своего богатого бархатного туалета, стала накрывать на стол, как простая камер-фрау.
— Работайте, работайте, ваша светлость, а я пока озабочусь закусками и иными деликатесами, — оживленно продолжал Бестужев.
Вскоре стол был сервирован.
Анна Иоанновна поставила посреди него вазу с ярко-пунцовыми розами.
— Ну а теперь, ваша светлость, давайте побеседуем немного… — начал Бестужев. — Садитесь!
Анна Иоанновна покорно села в вычурное золотое кресло.
— Итак, вы упорно желаете, чтобы принц Мориц Саксонский сделался вашим супругом, приняв курляндскую герцогскую корону? — спросил Бестужев.
— Да, — еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.
— Вы полюбили его, Анна? Но как могло это случиться? Вы видели его мельком у меня…
Герцогиня, передернув плечами, возразила:
— Ну и что ж из того, Петр Михайлович, что только мельком? Он — ты прости меня за откровенность! — сразу завладел моим сердцем, лишь только я увидела его… Такой красивый, смелый, решительный. И потом, истомилась я во вдовстве моем. Посуди ты сам: каково сладко мне живется?.. Что такое я? Жена без мужа, герцогиня без настоящей короны, без власти, без силы. А годы идут, мой старый друг, идут неумолимой чередой… И какие годы! Лучшие, молодые уже прошли.
Бестужев, сострадательно поглядев на Анну Иоанновну, произнес:
— Вы, ваша светлость, все говорите, как женщина, а не как лицо из царственного дома… Но мы, дипломаты, царедворцы, должны глядеть несколько глубже, соображаясь с массой побочных обстоятельств.
Анна Иоанновна сделала нетерпеливый жест рукой.
— Одну минуту внимания, ваша светлость! — остановил ее Бестужев. — Дело в том, что лично я сильно сомневаюсь, чтобы ваше пламенное желание могло осуществиться. И, если это дело провалится, вините только свое рождение: все, имеющие право носить горностаевые мантии, — несчастнейшие из всех смертных, так как все их желания зависят не от их воли, а обязаны согласовываться с известными конъюнктурами…
— Я не понимаю тебя, Петр Михайлович! — слегка побледнев, сказала герцогиня.
— Сейчас вы поймете, ваша светлость. — Бестужев налил в стакан золотистого токайского и стал мелкими глотками прихлебывать ароматную, крепкую влагу, продолжая: — Вам, Ан… ваша светлость, отлично известно, что такое представляет собой Курляндия. Это — тот лакомый кусок, на который точат зубы и Речь Посполитая, и Пруссия, и мы — русские. Весь вопрос заключается в том, кто окажется хитрее и за кем этот лакомый кусочек останется.
— Но я-то тут при чем? — негодующе вырвалось у Анны Иоанновны.
Старый царедворец проснулся в Бестужеве. Он вынул золотую, осыпанную бриллиантами, табакерку и, запустив в нос изрядную понюшку душистого табака, продолжал:
— Как «при чем» вы, ваша светлость? Разве вы не знаете, что вы — законный придаток к сему герцогству?
Бешенство исказило грубое, не особенно красивое лицо Анны Иоанновны.
О, эти молнии гнева, бороздившие ее лицо! Как часто потом, когда она сделалась императрицей, устрашали они толпившихся у ее трона.
— Как, как ты сказал: законный придаток? — задыхаясь от злобы, выкрикнула она. — Кто же из меня чучело сделал?
— Ваш дядюшка, ваша светлость, великий император Петр.
Анна Иоанновна схватила серебряный кованый графин и с силой швырнула его в стену, но попала в зеркало, и последнее разбилось вдребезги.
Бестужев вздрогнул.
— Вы суеверны, Анна? — дрогнувшим голосом спросил он.
— О, да!
— В таком случае поздравляю вас: кто-то скоро должен умереть… Дорога вам очищается, но… пока все еще темно… Однако вы, ваша светлость, перебили меня. Я возвращаюсь к курляндским делам. Итак, прошу вас внимательно слушать меня! Дело вкратце заключается в следующем. Побочный сын польского короля Августа Второго, саксонский принц Мориц, с тайного согласия своего отца, домогается и вашей руки, и курляндской короны… Так, ваша светлость?
— Так, Петр Михайлович.
— Теперь ответьте мне: все ли ведомо вам о принце Морице? — Бестужев подошел к Анне Иоанновне и схватил ее за руку. — Все ли ты, Анна, знаешь о нем? — повторил он глухим, вздрагивающим голосом.
Это давно, почти никогда не слыханное «ты» поразило Анну Иоанновну.
— А что… что именно? Какая тайна?
— А то, что ведомо ли тебе… вам, ваша светлость, что этот Мориц — авантюрист, искатель грандиозных предприятий?
Анна Иоанновна схватилась за сердце.
— Знаете ли вы, ваша светлость, — продолжал Бестужев, — что он, этот блестящий, великолепный Мориц Саксонский, уже раз заключил брак по расчету с богатою наследницею Викториею фон Лебен, развелся с ней и теперь — кто знает? — отыскивает, быть может, лишь более блестящий, выгодный брак?
Анна Иоанновна была бледна как полотно.
— Это жестоко, Петр Михайлович, ты ранишь меня прямо в сердце, — прошептала она.
— Я только предупреждаю вас, ваша светлость, на правах вашего искреннего, любящего вас друга. Слушайте дальше.
Бестужев вынул из бокового кармана толстый, вчетверо сложенный пакет, состоявший из нескольких листов.
— Что это? — спросила Анна Иоанновна.
— Секретнейший указ, ваша светлость, который я получил из Петербурга. Вот его содержание! — ответил Бестужев и начал читать вполголоса: — «Избрание Морица противно интересам русским и курляндским: 1) Мориц, находясь в руках королевских, принужден будет поступать по частным интересам короля, который через это получит большую возможность приводить в исполнение свои планы в Польше, а эти планы и нам, и всем прочим соседям курляндским могут быть иногда очень противны, от чего и для самой Курляндии могут быть всякие сомнительные последствия. 2) Между Россиею и Пруссиею существует соглашение удержать Курляндию при прежних ее правах; Россия не хочет навязать курляндским чинам герцога из бранденбургского дома; но если они согласятся на избрание Морица, то прусский двор будет иметь полное право сердиться, зачем бранденбургскому принцу предпочтен Мориц? И тогда Курляндия со стороны Пруссии не будет иметь покоя; Пруссия скорее согласится на разделение Курляндии на воеводства, чем на возведение в ее герцоги саксонского принца; 3) Поляки никогда не позволят, чтобы Мориц был избран герцогом Курляндским и помогал отцу своему в его замыслах относительно Речи Посполитой».
- Кольцо императрицы - Михаил Волконский - Историческая проза
- Огненный пес - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Эпизоды фронтовой жизни в воспоминаниях поручика лейб-гвардии Саперного полка Алексея Павловича Воронцова-Вельяминова (июль 1916 – март 1917 г.) - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза / О войне / Периодические издания