Читать интересную книгу Димитрий, митрополит Ростовский, и его время - Федор Мельников

Филаретовский собор очень строго отнесся к южным христианам. По определению собора, их должно отдавать «под начал для исправления веры», крещеных же обливательно – снова крестить. С большим недоверием относились в Москве и к книгам литовской и киевской печати. Их считали погрешительными и еретическими. И не только догматические произведения киевских писателей были наполнены заблуждением латин и протестантов, но и в богослужебные книги вносились «еретические чины и толкования». По свидетельству московского патриарха Иоакима, в киевском «Требнике Великом» «к молитвам, с греческих преведенным, положены латинские чины и толкования под именем восточныя церкве: в крещении, место погружения, обливание (оставляю молчанно о деемых у срамных женских удес при рождении младенцев). В том же Требнице на Божественной литургии пресуществление святых Таин поведуемо словесы Христовыми бывати, и в то время не обычныя святей Церкви поклоны творити, и яже в проскомидии изъимаемыя частицы из просфор в честь и славу Пресвятыя Богородицы и святых и приносимыя за живыя о здравии и спасении и за усопшия о покои и оставлении грехов мнети тело Христово и православныя христианы причащати ими сказует, приложив: „по чину, глаголя, восточныя церкве“, еже никогда в восточней церкви бысть, ниже есть. И иная некая от латинскаго зломудреннаго учения в оный Требник привнесена суть. Подобны тому Требнику книги: „Служебники“ разных изданий, бывших в Киеве, в Вильне и в Стрятине»23

Киевские богословы по многим церковным вопросам держались латинских заблуждений. Между прочим, и в вопросе о пресуществлении даров они разделяли взгляд латин. В этом упрекал их и воспитанник киево-могилянской коллегии Епифаний Славинецкий. «Наши киевляне, – говорит он, – учились и учатся точию по латине и чтут книги токмо латинския, и оттуду тако мудрствуют, а гречески не училися и книг греческих не чтут и того ради о сем истины не ведают и вельми в сем погрешили, зане сие есть ересь латинская; латини ибо тако мудрствуют, – обращается Епифаний к Симеону Полоцкому, – яко и сам глаголеши, яко западни учители глаголют, Христовыми токмо словесы совершатися телу Христову в крови»24.

Но в патриаршество Никона киевские богословы, воспитанники западных и иезуитских школ, призванные в Москву, стали во главе предпринятых Никоном церковных реформ и постарались и Москву заразить латинскими и протестантскими догматами. «Достойно замечания, – говорит г. Татарский, – как самое характеристическое проявление этого нового настроения духа времени, так это тот несомненный факт, что влияние западной латинской образованности стало довольно ощутительно проникать и в область тогдашней церковной жизни. Весьма знаменательно, что представители церкви, принимавшие самое видное участие в умиротворении ее от тогдашних внутренних нестроений, были то прямыми воспитанниками западных школ, то людьми, сочувствовавшими в большей или меньшей степени началам западного просвещения. Достаточно вспомнить о Паисии Лигариде, человеке обширной латинской учености, без совещания с которым царь Алексей Михайлович решительно не делал ни одного важного шага в церковной политике того времени. Ближайшим сторонником и сотрудником Паисия был Симеон Полоцкий, принимавший не менее важное участие в современных церковных делах. Из русских архиереев, имевших в этих делах наиболее авторитетное значение, явное сочувствие к латинскому образованию питали Илларион, архиепископ рязанский, и в особенности митрополит сарский и подонский Павел»25. «Возненавидели они окаяннии, – говорит о них прямее и вернее диакон Феодор, – святые сионския восточныя церкви матере нашея правыя догматы и поругали, и попрали; а возлюбили и поцеловали римскую блудницу… и приемлют с честию и слушают с любовию проклятых и льстивых ея дидаскалов, и от тех нечистых духов напиваются мутнаго пития, яко свиния кабацкия барды»26. Автор книги «Симеон Полоцкий» соглашается, что подобные отзыва современников были основаны на действительных фактах27.

Нельзя указать ни одного строителя новой никоновской церкви, который был бы вполне православным.

Паисия Лигарида, «образотворившаго персону» константинопольского патриарха Дионисия, сам Дионисий признавал «папежником и лукавым человеком»28, иерусалимский патриарх Досифей считал его раскольником и еретиком29, а Никон называл его «нехристем»30 и «антихристовым предотечей»31. Симеона Полоцкого, автора книги «Жезл Правления», сооруженной собором 1666 года, и главного руководителя церковных дел в царствование Алексея Михайловича, московский патриарх Иоаким изобличал во многих ересях32 и предал отлучению всех, кто будет читать сочинения Полоцкого. «Данною нам властию от всесвятаго Духа, – говорит патриарх Иоаким, – запрещаем всем православным сыновом, послушным архипастырства нашего, тех книг яко подзор и ереси имущих, яко не благословленных, никакоже дерзати народно и в церквах прочитати, под церковною казнию, священным – под извержением священства, людином же – под отлучением»33. В книге Симеона «Жезл», изданной соборне, указывал ереси монах Чудовского монастыря Евфимий, ученик Епифания Славинецкого34.

Затем идут никоновские справщики: Дионисий, Арсений, Ивашка-латинщик и другие. Все они были отъявленные еретики и самой низкой честности. «Ревнители старой веры, – говорит о них профессор Каптерев, – хорошо знали, что между учеными греками и киевлянами немало находилось и таких, которые, получив образование в западных, по преимуществу в латинских школах, заразились там латинскими мнениями и становились открытыми или тайными приверженцами латинства; поэтому они постоянно опасались, как бы и на Русь не проникли эти иностранные иноки «истине и благочестию ругатели и ересей водители». Простое благоразумие, казалось им, требует от правительства, чтобы оно зорко следило за всяким оставшимся в Москве ученым греком и киевлянином и ни под каким видом не допускало бы его до участия в русских церковных делах, по крайней мере до тех пор, пока об них не получится полной уверенности, что они и по убеждениям, и по жизни действительно люди строго православные. Такое осторожное отношение к ученым выходцам, грекам и киевлянам тем более необходимо, что сама жизнь большинства выходцев казалась русскими во всех отношениях очень подозрительною, так как она не укладывалась в те рамки благочестивой жизни, какие веками выработаны были для нее на Руси. «Зрим бо в них (в выходцах), государь, – пишет царю Неронов, – ни едину от добродетелей: Христова бо смирения не имут, но сатанинскую гордость и вместо поста многоядения и пиянство любят, крестнаго же знамения на лицы истинное изобразити не хотят и сложению перст блядословне противятся, яко врази истине и ругатели, на коленех же поклонитися Господеви от покоя ради не хотят, и лжу сшиваючи самосмышлением, разум Божественнаго Писания лукаво скрывающи своевольнее блядут на прелесть безумным человеком»35.

Отсюда понятно, почему верующий народ Русской Церкви не пошел за нововведениями бывшего московского патриарха Никона и за киевскими насадителями новой веры на Москве. Замечательно, что взгляд на малороссийское духовенство, как зараженное латинством и протестантскими заблуждениями, еще долго держался в Москве и после никоновских реформ. В 1687 году в Москве возник между греческими учителями Лихудами и иоакимовским справщиком Селивестром Медведевым спор о том, чем совершается пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Христову в таинстве Святой Евхаристии? Медведев, книжный справщик при патриархе Иоакиме, «противно древнему учению православной Церкви, – говорит о нем Нечаев, – защищал мысль об освящении Евхаристии одними словами Спасителя без призывания Святого Духа. Эту мысль, занятую у латинских богословов, он старался подчеркнуть свидетельством разных книг, изданных в XVII столетии киевскими учеными и особенно сочинением Феодосия Софоновича под названием «Выклад о Церкви святой и о службе». Сильвестр был учеником Симеона Полоцкого, которого наставником был Лазарь Баранович. К большому смущению патриарха московского Иоакима, около того времени был получен от патриарха иерусалимского Досифея весьма невыгодный отзыв о малороссийских ученых из монашества и белого духовенства. В письме своем к царю (в апреле 1686 г.) Досифей писал: «Ныне в той стране, глаголемой козацкая земля, суть неции, иже в Риме и в Польше от латинов научени, и бяху архимандрити, игумени и прочитают неподобная мудрования в монастырех, и носят иезуитская ожерелья. Да попечется преосвященный митрополит, во еже бы отложити ожерелья. Да будет повелено, дабы по смерти предреченных архимандритов, игуменов и священников, уже от сих, иже ходят учитися в папежская места, архимандритов, игуменов и епископов не поставляти, но ни мирский иерей да будет; довольно бо есть православная вера ко спасению, и не подобает верным прельщатися чрез философию и суетную прелесть… О дабы благочестивный и на Москве сохранен был обычай, по древнему уставу, еже не было бы игумена и архимандрита от козацкого рода, – но москаля на Москве и в козацкой земле; аще же инако, то поне козаки в земле козацкой: не подобает бо смешати вкупе руно и лен, глаголет Писание»36.