крови.
ПАРИС (не поднимая головы). Не знаю, чем ей глянулся. Могу я развестись, покуда надо.
АФРОДИТА. Ой, такой хороший! Не бойся, посмотри, я — Афродита Андрофонос! Людей я покоряю.
ПАРИС (поднимает голову и вежливо кивает). Парис я, Александр.
АФРОДИТА. Так, поулыбайся, не жалую я хмурых: кто встал к моим очам, тот счастлив быть обязан, кто пал к очам, тот тоже счастлив должен быть.
ПАРИС, не вставая, натужно улыбается всем богиням, потом повторяет улыбку, расширив рот указательными пальцами.
ПАРИС. Ы-ы-ы-ы!
ГЕРА. Он что, особо одаренный? За что ему такой почётный жребий?
ГЕРМЕС. Ручался Аполлон, что можно ему верить: поступками он честен, полу-принц. Вставай уж, не боись, ты здесь для дела!
ПАРИС встает, кланяется, сразу падает на колени, прижимает ягненка и бьет по голове яблоком со всего размаха, ягненок кричит. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ вскрикивают и закрывают лица.
АФИНА (Афродите, ставя перед ее глазами ладонь). На это не смотри.
АФРОДИТА из-за ладони смотрит с интересом, ГЕРА — с нескрываемой скукой, ГЕРМЕС зевает.
ПАРИС (протягивает окровавленные руки к богиням). Примите дар! Очищенным предстал я перед вами и да не буду пожран!
ГЕРА. А, теперь я вижу. Манеры царские в крови. И честен…
АФИНА …и немного глуп — чтоб быть не пожранным, логично быть нечистым.
АФРОДИТА загребает ладошками воздух со стороны ягненка и стонет.
АФРОДИТА. О, богиня Понтия! Скотия…Кастниетида…Так это ж я, о, да! (Застывает в экстазе.)
ГЕРМЕС. Ну ничего ж себе! Да я хоть сто овец на ложе укокошу! И всем могу, не только Афродите. Чтоб вы не заподозрили чего.
АФИНА. Спасибо, я овечьей не люблю.
ГЕРА (степенно подносит к лицу ладошкой воздух). Ах, надо же, Афина — гиппократка.
АФИНА. Корит меня смертельный страх младенцев, монадами зачатых от дождя.
АФРОДИТА. Какой разумный мальчик. Я в честь твою столицу назову, не абы что — столицу высшей моды. Давай же, рассуди наш глупый спор, не злиться мы тебе пообещаем.
Богини возвращаются на свои места. При беседе ПАРИСА и богинь ГЕРМЕС поодаль,
бьет по разным частям тела керикионом, иногда вскрикивая.
ПАРИС (встает с колен, поправляет прическу, вытирает руки об плащ). А чем клянётесь?
ГЕРА. Влагой Стикса, чем ещё!
ПАРИС. Годится. Только я предупреждаю, что знаю как гонять казённый скот, и всё.
ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Вот гидра!
АФИНА. Нас интересует, кому бы ты дал яблоко, начертано на нём: "Прекраснейшей".
ПАРИС. А кем?
АФИНА. Не важно.
ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Мандрагора!
ПАРИС. Читать я не умею.
АФИНА. Поверь мне на слово, иль сгинешь в страшных муках. Ну, кто прекрасней всех на свете?
ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Стерлядь ты какая, а!
ПАРИС. Так, надо мне подумать.
АФРОДИТА (всплеснув руками). Чего тут думать-то?!
ПАРИС. Нет, к вам вопросов нет. Но знаете, уж слишком вы красива.
АФИНА. Ха-ха.
ПАРИС (Афине). А вы наоборот. (Гере.) А вы…вам надо бы немного похудеть и вот волосики над верхнею губою…Нет, есть любители, но знаете…
ГЕРА. Умолкни.
Все застывают, устанавливается абсолютная тишина.
ГЕРА. Я лишь ему, не вам.
ГЕРМЕС (подходит к Парису, хлопает его по плечу). Парис, ты вот что…Их раздень. В хитоне красоту не то узнаешь?
ГЕРА. Каков наглец!
АФРОДИТА. Ой, что ты там не видел?
АФИНА. И выколоть глаза ему потом.
ГЕРМЕС. Клялись водой вы Стикса!
ГЕРА. Громом разрази!
АФРОДИТА. А я — легко!
АФРОДИТА с улыбкой начинает раздеваться, в момент, когда она сбрасывает хитон МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ запрыгивают на камни, на которых сидели, и натягивают ткань с гирляндами, чтобы были видны только голова и плечи АФРОДИТЫ.
ПАРИС. Ох, ничего ж себе! (Гермесу.) Ты видел?
ГЕРМЕС (пораженно). Нет…Но как?
АФИНА. Ты что, в обличии Гермафродита?
ГЕРМЕС. Я здесь не при чем!
АФИНА (Гермесу). Но знают все, что это культ ваш общий!
ГЕРМЕС. Культ есть и наш — Гермафенос — с тобою, но до такого мы не доходили! Всего-то лишь стоим башка к башке и пар даров вкушаем беззаботно.
АФРОДИТА. Ну что?!! Сейчас гермафродитии идут на Крите, родине моей, куда меня прибило отчей пеной.
ГЕРА (со смехом). Вот, дни идут, а маятник стоит.
АФИНА. Да как стоит? Висит.
ГЕРМЕС. Да, ближе ты к сюжету.
АФРОДИТА. Вы обе много знаете о том, что видят целибатная мегера и венчанная сотнями рогов…
ГЕРА, АФИНА и ГЕРМЕС смеются над АФРОДИТОЙ.
ГЕРМЕС. Теперь твои эпитеты ясны. Которые Мелайна и Генителида.
АФИНА. Скорей уж Перибазия и Диварисатрикс.
ПАРИС. Я никаких не понял умных слов, но зад у вас, вот от души — шикарный.
ГЕРА. Так титул её главный — Каллипига! Ах, надо ж, как эпично удалась скучнейшая обычно анасирма!
ПАРИС (потупив глаза). К такому я покуда не готов, оценивать сие мне не по силам.
АФРОДИТА одевается и садится на место, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ опускают ткань.
ГЕРА (Афине). Теперь ты.
АФИНА. Только после вас, царица неба и земли…и прочего достойного всего.
ГЕРА. И то верно.
ГЕРА становится на место АФРОДИТЫ, АФИНА помогает ей раздеться, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ натягивают ткань. ГЕРМЕС закрывает лицо ладонями.
ГЕРМЕС. А то еще в корову превратит, коль что не так.
ГЕРА степенно показывает себя со всех сторон.
АФРОДИТА. Ну наклонись еще как старая гетера.
АФИНА. В гетерах ты сильна, Гетерия — Дарцетос.
АФРОДИТА. Ой, молчи уже, Промахос, ешь свои оливки.
ПАРИС. Мой маятник гудит, о, госпожа, и юному ягнёнку вы подобны в лучах рассвета первых, а кожа — кожа цвета майской ночи…
ГЕРА (с улыбкой). Не за что, смертный.
АФИНА помогает одеться, ГЕРА садится на место. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ опускают ткань. АФИНА начинает снимать снаряжение — поножи, наплечники, птериги, наручи, нагрудную чешую, бросая всё под ноги. Все томятся в ожидании, ГЕРМЕС вытряхивает из банки оливки, ест их и косточками, подпрыгивая на месте, плюет в кроны дерева. Оттуда прилетает стрела, но мимо. ГЕРМЕС грозит керикионом.
ГЕРМЕС. Да чтоб тебя в харибду! Ну, тихо, фаллоптерикс, не то выпорю!
Слышится детский плач.
АФРОДИТА. Не трогай не зачатого тобою! (Ласково, глядя вверх.) Эросик, не рыдай, мы дяде отомстим чуть-чуточку попозже.
ГЕРМЕС (снисходительно). Гляди, как я б тебе не отомстил.
АФРОДИТА. Ой, было бы там чем.
ГЕРМЕС подходит к ПАРИСУ и бьет его керикеоном по ягодице.
ПАРИС (Афине, волнуясь). Простите…Извините. Я уже увидел.