Как ни странно, но я не испытала в те мгновения ничего кроме удивления и любопытства. Уж очень хотелось потрогать его искрящиеся в темноте волосы.
Глупое желание. И о чем я только думала тогда, зависнув над землей, удерживаемая огромной лапищей существа, которого я придумала сама?
(А, ничего так, добавить несколько шрамов и вполне себе), — примерно об этом.
Странная аура окружала это создание. Находившись к нему так близко, я не ощущала его присутствия. Будто передо мной никого и не было. Ну, и оно нормально, наверное, все же это мой глюк. Да?
Но глюк отпускать меня не хотел, а я медленно стала понимать, что, кажется, все, что происходит сейчас — реально.
В одно из тягучих мгновений сознание мое стало предельно ясным, такого со мной раньше никогда не было. Я вдруг с крайней педантичностью начала отмечать мельчайшие детали происходящего. Словно мир вдруг замедлился, а я наоборот ускорилась по максимуму. На его бледной коже я разглядела тонкий ветвящийся узор, похожий на древние руны или что-то типа того. Узор мерцал едва различимым красным светом.
(Я такого не рисовала.)
Рука, которой он держал меня, была изуродована, она выглядела так, словно вовсе не принадлежала ему. Кожа на ней была покрыта какими-то странными пластинами.
(И это тоже придумала не я.)
Когда я это заметила, почему-то вспомнились мифы о драконах. Мне показалось, что у драконов должна была быть именно такая кожа. Суставы были крупными и узловатыми. И, хоть я и не могла разглядеть, но по неизвестной причине знала, что пальцы на этой руке должны заканчиваться твердыми острыми когтями.
Пушистые снежинки опускались на его руку и лицо и тут же таяли, испаряясь без следа, даже капель не оставалось от них.
Я подняла лицо и встретилась с его глазами.
(И откуда же ты прилетел?)
В сознании всплыли картинки пейзажей, отличающихся от земных. Мне стало неуютно. Я поежилась.
И тут в очередной раз что-то неуловимо изменилось. В глазах, глядящих на меня с безразличием, мелькнуло что-то наподобие замешательства, но это длилось всего краткое мгновение, а затем они налились яростью, дикой всепоглощающей.
Его губы исказились подобием звериного оскала. На мгновение мне удалось рассмотреть острые клыки.
(А вот я до этого почему-то не додумалась…), — еще успела огорчиться.
А в следующую секунду он швырнул меня куда-то в сторону. Прочь из уютного пространства, освещенного светом фонаря.
Я увидела чернильное небо перед глазами и спускающиеся с него снежинки. Затем раздался оглушительный визг тормозящих по асфальту шин автомобиля. Дернулся ослепляющий свет фар. И стало нестерпимо больно. Боль затопила все, словно море, унося прочь воспоминания. Унося прочь всю мою жизнь. Наверное, так бывает, когда умираешь…
Глава 2
Я запомнила белый потолок и ломаную линию на нем, видимо, это была трещина в штукатурке. Помнила, как лежала на жесткой абсолютно плоской поверхности, и было отчаянно больно, но я не могла кричать. Только жадно хватала губами воздух, который отказывался проникать в мои легкие, превратившись в густое тягучее пламя.
Потом перед глазами проплывали пылающие шары света, наверное, лампочки на потолке в больничном коридоре. Сквозь отчаяние и панику до меня дошло, что везут в операционную. Подняли с носилок, переложили на операционный стол.
— Вытяни руки, — послышался резкий женский голос. В лицо били яркие лампочки операционного света. Чьи-то руки мазали какой-то гадостью кожу в том месте, где холод пронзил грудь насквозь и теперь пульсировал, обещая очередной приступ. Я вновь посмотрела на металлический прут, торчащий из грудной клетки. Тут же замутило. Откинув голову, уставилась в потолок.
— Вытяни руки, кому говорю, — резкий визгливый голос пробился в сознание. Я вытянула руки по швам.
— Да куда ты вытягиваешь? Не видишь, что ли?! — кто-то схватил мои руки и развел в стороны. Их тут же привязали, лишая возможности двигаться.
Перевязав руку жгутом, натерли прохладной жидкостью и подсоединили трубку. Конечность мгновенно наполнилась приятной свинцовой тяжестью. И погружаясь в сон, я еще успела испытать облегчение и радость избавления от боли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Смутные вязкие видения наполнили мое сознание. Но странное дело, я не была этим сознанием. Я словно наблюдала со стороны. И видела свою жизнь. И меня переполняло отчаяние — было безумно страшно, что жизнь моя может оказаться лишь сном. Но страх этот не был вызван возможной потерей тех или иных событий или людей. Я боялась потерять жизнь. И я просила кого-то, чтобы он дал мне возможность пожить еще немного. Жить…
Отходить от наркоза оказалось невероятно сложно. Такое чувство, словно тебя придавила огромная глыба льда, и ты не можешь пошевелиться. Даже открыть глаза невообразимо сложно. Сознание уплывает от тебя, как бы ты его не ловила, оно ускользает.
Потом я поняла, что действительно ужасно замерзла. Как оказалось, впоследствии — это мне на грудь положили грелку с ледяной водой — чтобы предотвратить возможное кровотечение.
Затем мне стало очень тепло и уютно — грелку убрали.
И, наконец, сознание полностью вернулось. Но действие обезболивающих еще не прошло, поэтому первые часы в сознании были достаточно легкими. Вспомнив о том, что я до сих пор не сообщила Виктору о своем состоянии, дотянулась до телефона. Полежав несколько секунд не двигаясь, тупо разглядывая ничем не примечательный потолок, наконец, вздохнула и нажала на кнопку вызова.
— Привет. Да, все хорошо. Нет, чувствую себя нормально. Нет, ничего не нужно. Пока есть ничего нельзя. Можно только воду. Да, говорят операция прошла успешно. Сказали, что я настоящий везунчик. Прут пробил грудную клетку, легкое, но не задел сердце. Теперь меня понаблюдают несколько дней, и, если не будет осложнений, а врач почти уверен, что их не будет, меня выпишут домой. Да, здорово. Что? А, пока не чувствую. Видимо, действие наркоза еще не прошло. Пока ничего не болит. Ну, да. Спасибо, да, буду отдыхать. Спокойной.
Я вздохнула. За окном сгущались сумерки. Это я заметила только сейчас.
Снова вечер. Это произошло вчера вечером. Примерно в полночь.
Я посмотрела на экран телефона — девять часов тридцать минут. Еще два с половиной часа.
Я вновь уставилась в потолок. Странно. Почему у меня не было состояния шока. Или что там бывает с людьми в таких ситуациях. Все, что я почувствовала — это удивление.
И еще мне было неудобно звать на помощь. Ну, что я за человек такой? Если бы не сознательность водителя, на чей автомобиль я налетела, то лежала бы я вот так тихотихо и истекала кровью. И, наверное, точно так же бы тихо-тихо умерла.
Я зажмурилась. И еще, что это было? А точнее сказать, кто? И он что, правда хотел убить меня?
Я вспомнила бледное ошеломленное лицо водителя, бегающего вокруг меня, в ожидании машины скорой помощи. Он попеременно хватался за голову то левой, то правой рукой, качался и все спрашивал ни то у меня, ни то у столба, стоящего рядом:
— Вы откуда свалились? Вы же вылетели на меня? Я прав? Как такое возможно? Вы же вылетели с обочины? Вы не бежали. Я это точно помню. Вы словно безумная птица, врезались мне в лобовое стекло! Как такое возможно?
— Как такое возможно? — я повторила его слова.
Перед глазами вновь возникло бледное лицо с сияющими в темноте глазами. Они были так близко.
А до того, как он поднял меня, как пушинку за воротник моей куртки, до того он спустился с неба…
Мои размышления были прерваны стремительным вторжением в палату медсестры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И так, птичка вы наша, как самочувствие? — женщина средних лет в халате и со стетоскопом, болтающимся на шее, уже присела на край кровати и, распахнув ворот моей больничной рубашки, убрала повязку и теперь рассматривала совсем свежие швы на моей груди. Она будто и не ждала ответа. Действия её были доведены до автоматизма. Да и общалась она как бы сама собой.