«Позднее, – говорит Шевалье, рассказав эту таинственную историю, – я не мог вспомнить этого приключения без некоторых упреков совести. Когда незнакомец высказал мне сожаление о том, что он не имеет средств для покупки хорошего аппарата, я должен был облегчить ему это приобретение в интересах науки; но, не отрицая моей несомненной вины, я могу привести в свое оправдание, что тогда я еще не имел права распоряжаться имуществом магазина».
Что стало с этим неизвестным изобретателем? Бернар Палисси говорил: «Бедность умерщвляет гений». Погиб ли он на койке больницы, окончил ли дни свои в Бисетре (дом умалишенных в Париже) или, махнув рукою на мечты, сделался почтенным буржуа-лавочником? Неизвестно, какой из этих, равно обидных для гения, исходов стал участью таинственного первого изобретателя фотографии.
Кроме всех этих неясных намеков на то, что светопись могла быть, по крайней мере отчасти, известна до Дагера и Ньепса, мы знаем, что некоторые ученые конца XVIII и начала XIX веков очень близко подходили к ее открытию и получали световые изображения на светочувствительных поверхностях, но ни одному не удалось получить позитивное изображение и закрепить его.
В 1770 году шведский химик Шееле открыл, что если на бумагу, смоченную хлористым серебром, положить гравюру и выставить все это на солнечный свет, то на бумаге получается точная копия гравюры с той особенностью, что светлые места на серебре выходят черными, а темные – белыми. Но если бумага после этого остается на свету, то она чернеет вся сплошь и рисунок исчезает.
В 1780 году довольно известный французский физик Шарль, славившийся доходчивым и красноречивым преподаванием и любивший удивлять свою многочисленную аудиторию, воссоздавал при помощи света силуэты своих слушателей на бумаге и на папке; при дальнейшем действии света эти силуэты сливались с потемневшим фоном.
Шарль умер, не открыв своего секрета и оставив в воспоминание науке, кроме лекторского красноречия, свое воздушное путешествие на первом водородном аэростате и несколько силуэтов, в которых, заметив фиолетовую окраску, некоторые ученые готовы были подозревать присутствие йода – предположение невероятное, так как дело происходило ранее 1812 года, т. е. до открытия этого металлоида заводчиком Куртуа.
В 1802 году английский ученый Виджворт получил результаты, подобные тем, которых добился химик Шееле, но уже не с хлористым, а с азотнокислым серебром. Знаменитый сэр Хэмфри Дэви описал открытие Виджворта в бюллетенях британского Королевского общества:
«Белая бумага и белая кожа, смоченные раствором азотнокислого серебра, не изменяют своего цвета, будучи сохраняемы в темноте; но выставленные на дневной свет, они быстро делаются сперва серыми, затем бурыми и наконец совсем черными. Это явление привело к возможности легко снимать копии с рисунков на стекле, а также получать силуэты и профили теней. Если белую поверхность, смоченную раствором азотнокислого серебра, поместить позади разрисованного стекла и выставить на свет, то лучи его производят на белой поверхности темные очертания, которые темнее всего там, где свет действовал сильнее, и почти незаметны на местах, бывших слабо или вовсе не освещенными. Когда на экран, смоченный раствором ляписа, бросают тень какой-нибудь фигуры, тень остается белою, а все подвергшееся действию света быстро темнеет. Получив таким путем рисунок, необходимо держать его в темноте, ибо достаточно нескольких минут действия света, чтоб вместо рисунка получилось сплошное темное пятно, занимающее всю поверхность взятого для опыта куска бумаги или кожи.
Тщетно старались воспрепятствовать этому. Покрывание поверхности лаком не препятствует серебряной соли темнеть под влиянием световых лучей, а повторные, весьма обильные промывания куска бумаги или кожи не могут удалить из вещества всего количества впитавшейся в него соли, и потому поверхность неизбежно темнеет.
Способ этот может найти довольно интересное практическое применение: можно им воспользоваться для снимков с таких предметов, которые частью прозрачны, а частью – нет. Так получаются чрезвычайно отчетливые и точные снимки с высушенных тонких листьев растений и крыльев насекомых. Пробовали также, но без успеха, снимать пейзажи, даваемые камерой-обскурой: здесь свет оказался слишком слабым для воздействия на раствор азотнокислого серебра. Мистер Виджворт продолжает свои исследования этого интересного явления».
Мы изложили таким образом, быть может, даже с подробностью, которую читатель признает излишнею и утомительною, все, что предшествовало открытию Дагера и Ньепса.
Нет сомнения, что были люди, очень и очень близко подходившие к изобретению светописи, но никому из них не удалось, так сказать, схватить самое существенное, а именно фиксировать (укрепить) даваемые светом мимолетные изображения. Кроме того, никто из тех изыскателей не оставил подробного описания своего открытия.
Поэтому предшественники Дагера и Ньепса не могут изменить ни славы этих истинных изобретателей светописи, ни их права на признательность потомства, ежедневно убеждающегося в огромном значении их великого открытия для цивилизации.
Глава II
Дагер. – Его жизнь и история открытия дагеротипииЧастная, личная жизнь большей части великих и замечательных людей является почти всегда хорошо разработанною их усердными биографами. Обыкновенно биографы разыскивают самые незначительные письма, записки и заметки биографируемых ими лиц, стараются получить сведения от современников или добыть какие-нибудь ценные указания о тех или других сторонах жизни великих изобретателей на их родине, или там, где развивалась их деятельность. Каждый год их жизни бывает прослежен во всех малейших подробностях, нередко совершенно излишних, а подчас даже бросающих нежелательные тени на нравственный облик и память выдающегося человека.
К сожалению, сведения о частной жизни обоих изобретателей светописи, Дагера и Ньепса, наоборот, до того отрывочны, разбросаны и вообще скудны, что совершенно невозможно составить их сколько-нибудь полное личное жизнеописание.
С другой стороны, оба творца фотографии как изыскатели, с увлечением и уверенностью шедшие к одному и тому же великому открытию, до того тесно связаны между собою, что, говоря о Дагере, неизбежно приходится очень часто упоминать имя Ньепса, и наоборот – в жизнеописании последнего нельзя избежать возвращения к Дагеру.
Итак, Луи-Мандэ Дагер родился 18 ноября 1787 года в деревне Кормейль (Cormeilles en Parisis), близ Аржантейля, в департаменте Сены и Уазы, в живописной местности, где Сена извивается между довольно высокими холмами и, по выражению поэта,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});