Читать интересную книгу Ветер в лицо - Николай Руденко

Лида скрепила нитью вчерашние анализы, подняла голову и тихо сказала:

— Но не тогда, когда выходит замуж вдова фронтовика.

— Ты не уверена в Иване Николаевиче?

Валентине всегда был к лицу белый халат. В нем она казалась помолодевшей. Когда Валентина подняла голову от чертежей, Лида заметила на ее щеках румянец, что в последнее время не часто украшал ее округлое лицо.

— Солод — хороший человек. В нем я уверена. Но скажи, Валя... Вот у тебя вроде все в порядке. А ты разве забыла Виктора?

Румянец на щеках Валентины начал заметно увеличиваться и вскоре разлился по всему лицу. Теперь она скорее напоминала студентку-практикантку, чем инженера-исследователя с большим стажем. Но вот тень упала ей на глаза.

— Нет, не забыла... И невозможно забыть. Так же, как фронтовики не забывают о своих ранах. Вот вроде и переболело, а только набежит тучка на солнце — и снова заноет... И наши мужья не имеют права жаловаться на это. — Она помолчала, словно собиралась с силами. — Ну, хватит. Садись к стилоскопу. Наш рабочий день начался...

Тем временем Солод, выйдя из лаборатории, вынужден был задержаться в мартеновском цехе. Случилось это совершенно неожиданно.

В мартен, у которого сейчас работал Коля Круглов, как раз загружали лом. Коле повезло больше, чем Кузьмичу: в мульдах лежали обломки орудийных стволов, танковые траки, ржавые пулеметные стволы. Ему прислали лом той партии, что недавно прибыла баржей из-под Канева, где в свое время шли большие бои. Хоть и немало прошло времени, как отгремели бои, хоть и казалось иногда, что уже весь военный лом переплавлен на сталь, однако иногда еще приходили баржи и составы с остатками фашистской военной техники. А сталевару хлеба не давай — дай только хорошего лома.

Произошла какая-то заминка. Пока поступила новая партия, значительная часть лома уже была расплавлена.

Коля стоял у печи и сквозь синие очки, прикрепленные к фуражке, наблюдал за работой завалочной машины.

— Разравнивай мульдой! — Кричал он машинисту. — Посмотри, какая гора образовалась в ванне. Кто тебя учил так заваливать?.. Это тебе не сено в копны складывать.

Когда железный хобот завалочной машины подал в печь последнюю мульду с ломом, в ванне мартена что-то взорвалось. Взрыв потряс весь корпус мартеновской печи, из ее дверей брызнуло растопленным металлом на пустые мульды, стоящие на платформах, ударило железными обломками, выброшенными из ванны, по завалочной машине. Коля Круглов упал. Взрывом сбило пороги, и шлак белыми струями полился из печи. Огненный ручей уже подкрадывался к взъерошенной голове Круглова, лежащего неподвижно у печи. Еще несколько секунд — и его голова оказалась бы в этом потоке, температура которого достигала далеко за тысячу градусов.

Иван Николаевич бросился к печи. Пробираясь между платформами и завалочной машиной, он за что-то зацепился полой пиджака. Рванул ее с такой силой, что разорвал надвое, подбежал к Круглову, подхватил его на руки. То место, где лежал Коля, за несколько секунд было залито шлаком.

— Подсыпайте пороги... Слышите? — Крикнул он подручным. — Уберите отсюда платформы!..

Они действительно не давали возможности подручным повернуться с лопатами. Завалочная машина задела их хоботом и погнала в другой конец цеха. Площадка перед мартеном освободилась, и теперь двое подручных и еще двое рабочих, прибежавших от соседней печи, орудовали лопатами, чтобы остановить поток шлака. Вскоре пороги были восстановлены, и огненный поток прекратился.

Иван Николаевич отнес Колю в небольшую комнату, где были установлены приборы, автоматически записывающие малейшие колебания в работе мартена. Солод положил его на деревянную скамью, в конце которой стоял белый оцинкованный бачок с водой. Волосы Круглова слиплись от крови. Видно, осколком лома, выброшенного из печи, его ранило в голову.

Коля открыл глаза и попытался встать. Он провел рукой по влажным волосам, затем посмотрел на окровавленную ладонь.

— Вы зря встаете, — сказал Солод. — Сейчас придет врач.

Спустя минуту в комнату вошел сухонький старичок в белом халате. Он спокойно осмотрел рану на голове Круглова, остриг вокруг нее волосы, смазал йодом и сказал:

— Ничего страшного. До свадьбы заживет. Но вам придется немного полежать.

— Перевязывайте. Полежу, — сказал Коля.

А когда его голова была щедро обмотана белым бинтом, он с силой натянул фуражку с очками и вышел из комнаты.

— Куда же вы? — Растерянно спросил врач.

— Полежу, полежу, — улыбнулся Коля. — Закончу плавку — и полежу.

Он подошел к мартену, заглянул внутрь, где в белом пламени темнели едва заметные тени, напоминающие пятна на солнце. Это были тени от обломков еще не до конца растопленного лома. А вверху, на своде, виднелась другая тень — кривая линия, тоненькая, как паутина.

— Треснул свод, — сказал Коля, повернувшись к Ивану Николаевичу, который стоял рядом. — Выдержит до конца плавки?..

— Этого я не знаю, товарищ Круглов. Позвонили главному инженеру. Сейчас прибудет. Я вам советую не подходить к печи. Высокая температура вызовет приток крови к голове.

— Это ничего, Иван Николаевич. Я буду больше стоять на пульте. А чего это у вас пиджак разодран?.. Такой замечательный костюм, и испортили.

— Эх, Коля! — Сказал подручный. — Быть бы тебе без головы, если бы не Иван Николаевич. Ты лежал, а шлак подползал к тебе... Мы далеко стояли. Не успели бы тебя выхватить...

— Вот как! — Тихо сказал Круглов, пожимая руку Солоду. — Спасибо.

— Не стоит благодарить. Кто бы этого не сделал? — Сдержанно ответил Солод.

— Но что же произошло, Иван Николаевич?.. Откуда этот взрыв? — Тревожно оглядывался Коля.

Главный инженер завода Федор Голубенко, что как раз подходил к мартену, объяснил причину взрыва — шихтовики упустили. Они там иногда вынимают снаряды из орудийных стволов. Не заглянули в ствол, бросили в мульду...

— Это упущение граничит с вредительством, — строго заметил Солод.

— Хорошо, хоть снаряд небольшой. Свод все-таки треснул. Надо проучить шихтовикив. А если бы снаряд был от корпусной?.. Зеваки! — Гневно восклицал Круглов, поправляя очки, которые никак не приходились против глаз, потому что нельзя было ниже надвинуть кепку.

— Да уж кому-то не поздоровится, — сказал Федор. — Надо только разобраться, кто виноват.

— Нечего разбираться, — высунулся вперед из группы молодой рабочий в брезентовой робе. — Я так и знал, что сегодняшний день добром не закончится. Еще когда кепку с меня ветром сорвало, я подумал — плохой признак... Так и есть.

— Какая кепка?.. При чем тут кепка? — Нетерпеливо спросил его Федор.

— Кепка здесь ни при чем, а примета плохая, — продолжал рабочий. Что ж, судите. Моя вина.

Все, кто стоял у мартена, молча переглянулись. Никто не ожидал такой развязки. Коля Круглов подошел к рабочему, который был почти его ровесником, и уже без гнева в голосе, но строго заговорил:

— Как же ты мог упустить, голова твоя садовая?.. Ты из шихтового?

— Значит, прозевал. Моя вина — мне и отвечать. Можешь подать на меня в суд.

— Комсомолец? — Спросил Коля, который был членом заводского комитета комсомола.

— Да, — ответил рабочий, отведя глаза от строгого взгляда Круглова.

— Вот мы на комитете и разберемся, что с тобой делать. А теперь некогда с тобой возиться. Как твоя фамилия?..

— Владимир Сокол.

— Подожди... Это не ты ли в прошлом году грамоту ЦК получил?

— Я, — ответил Сокол.

— Эх, ты!.. — Коля подумал, потом, нажимая на каждое слово, сказал: — Вон отсюда! Не мешай работать!

Сердито сведя брови, вернулся к печи, а Владимир Сокол, сгорбившись и опустив голову, ушел из цеха.

Пока Круглов говорил с Соколом, Федор успел осмотреть свод.

— Ничего. Я думаю, что выдержит до конца плавки. Не рухнет. А после этого придется ставить печь на холодный ремонт.

— Убытки немалые. Парня придется судить. А, откровенно говоря, жалко, — грустно сказал Солод. — Ну, до свидания, Федор. Поеду переоденусь — и на поезд. Мне остается полчаса.

— Не забудь в министерстве поругаться насчет лома. Они без ножа нас режут. Никакого запаса. Прямо из вагонов в мульды бросаем. А что будет зимой, когда дороги снегом заметет и Днепр замерзнет?

— Не забуду, — ответил Иван Николаевич, поддерживая рукой разорванную полу пиджака.

4

Прошла неделя.

Когда Федор Голубенко, проведя почти весь день в прокатном, подходил к заводоуправлению, было уже шесть часов дня.

В глубине его мозга шевельнулась смутная мысль, что он сегодня чего-то еще не успел сделать. Но чего именно?.. Он даже остановился, чтобы сосредоточиться, подумать, вспомнить. Но вспомнить ничего не мог и с неприятным ощущением чего-то несделанного поднялся к себе в кабинет.

— Федор Павлович, — обратилась к нему секретарша. — Вам уже трижды звонила Валентина Георгиевна. Она просит немедленно ехать домой. Поздравляю от себя. Искренне поздравляю.