Масарик информирован руководителями французской, английской и американской миссий в России о том, что «хорошо дисциплинированной дивизией можно отвоевать всю железную дорогу до Омска»[6]. А тут целый корпус…
Да что дорогу?! Власть в придорожных городах можно отвоевать!
В мае корпус двинулся. А его командующий, уехавший раньше, через Сибирь и Владивосток держал путь в США. Но наказ его о том, что можно отвоевать территорию до Омска, помнили крепко. Чехословаки искали повод начать – он нашелся в спорах об оставленном в корпусе оружии. Где-то в районе Самары им предложили сдать его. Вот он, формальный повод – сдавать не будем, а попытаетесь разоружить силой, так мы вас сами разоружим. Так и получилось. Ну что могла какая-то красноармейская рота сделать с полком, не желающим отдавать винтовки?
Вот так вспыхнул мятеж чехословаков. По всей линии их движения очищались от советской власти города в Среднем Поволжье и Сибири. Буквально за месяц на огромной территории эта власть пала. Формировалась новая власть – власть Учредительного собрания, социалистов-революционеров, белогвардейцев. Такая разношерстная, но везде антисоветская.
Французский посол в России Д. Нуланс 18 мая 1918 года шлет телеграмму французскому военному представителю при Чехословацком корпусе майору А. Гинэ, в которой сообщает, что майор «может от имени всех союзников поблагодарить чехословаков за их действия». Далее из телеграммы следует, что союзники рассматривают «чешскую армию вместе с прикомандированной к ней французской миссией в качестве авангарда союзной армии»[7].
В июле, уже из США, Масарик шлет телеграмму корпусу: «Сердечные поздравления вам всем, дорогие парни. Я очень удовлетворен вашим поведением… Будем, однако, лояльны и не будем без надобности вмешиваться во внутренние вопросы…»[8]
Дело действительно было сделано. В России благодаря чехословакам и их политическому командующему занялась Гражданская война. Трудно спорить по этому поводу с думающими людьми, к которым, несомненно, принадлежат верховный правитель России адмирал Колчак, командующий Добровольческой армией генерал Деникин или бывший министр Самарского правительства Комитета Учредительного собрания и член ЦК партии меньшевиков Майский.
А. Деникин: «Главный толчок к ней (Гражданской войне. – Авт.) дало выступление чехословаков… Их выступление сыграло чрезвычайно важную роль в истории развития противобольшевистского движения»[9].
И. Майский: «Вмешательство чехов в российскую революцию навсегда останется тяжелым воспоминанием для трудящихся масс Советской республики. Вольно или невольно чешские войска сделали этот шаг, но последствия его оказались для русских рабочих и крестьян поистине роковыми. Не вмешайся Чехословакия в нашу борьбу, не возник бы Комитет членов Учредительного собрания, и на плечах последнего не пришел бы к власти адмирал Колчак. Ибо силы самой русской контрреволюции были совершенно ничтожны. А не укрепись Колчак, не могли бы так широко развернуть свои операции ни Деникин, ни Юденич, ни Миллер. Гражданская война никогда не приняла бы таких ожесточенных форм и таких грандиозных размеров, какими они ознаменовались; возможно даже, что не было бы и Гражданской войны в подлинном смысле этого слова. Весьма вероятно, что дело ограничилось бы лишь небольшими местными восстаниями контрреволюционного характера, с которыми Советская власть справилась бы без большого труда. Словом, весь ход событий изменился бы. Вот почему, оценивая историческое значение вмешательства чехословаков в судьбы российской революции, трудно найти достаточно резкие слова для характеристики той черной и предательской роли, которую они сыграли»[10].
Наконец, свидетельство адмирала Колчака, которого мятеж чехословаков вознес на самую вершину власти:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«1-я и 2-я чехословацкие дивизии своими исключительными подвигами и трудами в Поволжье, на Урале и в Сибири положили основание для национального возрождения востока России, проложили нам путь к Великому океану, откуда мы получаем теперь помощь наших союзников, дали нам время для организации русской вооруженной силы»[11].
Ну и о нашем герое – профессоре тоже было сказано. Колчаковский генерал Сахаров, битый красными, в своих берлинских мемуарах 1939 года выразился весьма ядовито: Масарик – «одна из самых знаменитых фигур современности – по своей изворотливости и по умению делать самые грязные дела с благочестивым видом»[12].
Почти полтора года продержался режим Колчака. Все это время рядом с колчаковцами были чехословацкие дивизии. Вместе воевали, отходили, снова наступали. В конце концов красные их дожали. Да и тыл оказался непрочен, отметился стычками и восстаниями. Крестьянство не приняло политику колчаковских эмиссаров. Военная сила истощилась. И Колчак в своем литерном поезде под охраной все тех же чехословаков двигался к границе с Маньчжурией, а далее в Харбин. Не доехал. В Иркутске власть уже была не колчаковская, а революционного комитета. Был торг, и чехословаки отдали Колчака большевикам в обмен на возможность двигаться дальше, к Тихому океану, во Владивосток. Там они благополучно погрузились на американские и японские суда и отбыли в Европу, чтобы влиться в войска Антанты. При сем следует сказать, что отбыли они не с пустыми руками.
Газета «Дело России», издававшаяся в Японии с 20 марта по 10 июля 1920 года и которую цитирует Иван Бунин в своем памфлете «Чехи и эсеры»[13], пишет:
«Металлы, разного рода сырье, ценные машины, породистые лошади объявлялись чехами тоже военной добычей. Одних медикаментов ими было забрано на сумму свыше трех миллионов рублей.
Чехи не постеснялись объявить своим призом даже библиотеку и лаборатории Пермского университета. По самым скромным подсчетам, эта своеобразная контрибуция обошлась русскому народу во многие сотни миллионов золотых рублей…
Часть этой добычи стала предметом открытой продажи, часть была погружена в вагоны к отправке в Чехию. …Чехи грабили и спешили домой».
К этой газетной информации следует добавить и «золотые» дела. Чехи прибрали часть драгоценных металлов (серебряных и золотых монет, платины) из золотого запаса Российской империи, большая часть которого советским правительством была размещена в Казани, а в августе 1918 года изъята колчаковцами. В конце концов чехословацкие легионеры доставили эти приобретения в Прагу. Там они составили основной денежный фонд «Легиобанка», поддерживающего чехов, прошедших Россию.
А что же Масарик? Смеем предположить, что за операцию в Поволжье и Сибири, по сути, за организацию Гражданской войны в России он получил от Антанты одобрение на суверенную Чехословакию. В октябре 1918 года Национальный комитет провозгласил независимость Чехословакии. Прошли выборы, и Масарик стал первым президентом нового государства.
Была у него любимая жена – Шарлотта Гарриг, чью фамилию он взял как второе имя. Она была дочерью достаточно заметного американского бизнесмена. Училась в Вене, там он ее и встретил. Любовь с первого взгляда и до последних дней. В острые минуты жизни любовь эта вдохновляла и умиротворяла его. Но в 1918 году профессор и политик обрел и свою вторую любовь – целую страну, названную Чехословакией. Было ему тогда 48 лет.
Геополитик, опередивший время
Интересно проследить стиль и трансформацию философско-политической мысли Масарика. Этот стиль определяла идея создания национального государства чехов и словаков, которой он был одержим. Эту идею он вынашивал с конца XIX века, когда уже был профессором философии в Пражском университете и процветал на публицистической стезе. Эта же идея вдохновляла его, когда он стал депутатом имперского, австро-венгерского парламента.