Читать интересную книгу На своей земле - Шломо Вульф

Оба вершителя чужой судьбы тут же дружно помрачнели.

"Не надо ссориться, - коснулась моей руки Ингрид. - Я тут, чтобы мои телезрители знали правду. И что же я вижу отсюда без бинокля? Вон там, рядом, как сказала Танья, Египет. А вон - Газа. И тут, посредине естественной арабской непрерывности, это поселение. Зачем вам этот раздражитель?"

До сих пор это был убийственный аргумент. Везде, но не на этом неестественном своей пустынностью благоустроенном пляже. У Ингрид появилось ощущение сюр-реальности ситуации. Как во сне, когда уже ясно, что это сон, пора проснуться, а пробуждения все нет. Она уже со страхом ждала очередного прозрения от этой странной оппонентки, которая присела на корточки, победно улыбаясь снизу вверх.

"Я вам, - стала она рисовать пальцем на песке, - приведу сходный пример. Вот вам тот же Египет, за ним - родная вам до самолетной боли Ливия, а вот тут нечело-вечески близкий вам Ирак. Еще помните, что там делали ваши летчики? Ага. И в этакой мирной и естественной арабской непрерывности торчит, как прыщ на ислам-ской заднице, наш Израиль. Вот недоумки в ваших странах и вопят - нафиг нам всем этот вечный раздражитель? Давайте начнем с поселений, а потом и всю эту жи-довскую страну сковырнем с карты мира, так?"

А ведь это действительно так, подумали одновременно русский и англичанка. У нас общество ждет конца Израиля не со страхом, а с любопытством и нетерпением...

"Мира и спокойствия это вам не принесет," - начал я, но меня перебил Амирам Эйдель: - "Мы бы давно исчезли, если бы слушали ваших советов. А потому держите их при себе, господа. Особенно вы, русские, - навис он над щуплым Сырых. - Уж вы-то все возможное и невозможное сделали, чтобы нас тут не было. А мы вот есть. И лучших из вас, связавших свою судьбу с евреями, он кивнул на Таню, - приняли тут как родных. И поселениям быть, как бы вы ни скулили и ни рычали. А будете и дальше кусать, как сегодня, получите через своих палестинцев наш ответ. За Вику мы сто бандитов уложим. Но моей землей им не владеть."

"Напрасно вы так, - сделал вид, что обиделся Вова. - Мы сегодня вовсе не Советский Союз. У меня в Израиле десятки друзей, еще по Москве. И убита сегодня, между прочим, наша бывшая соотечественница. Ваша боль - наша боль. И наш президент сказал..." "...а сам, - перебил я, - атомные бомбы и ракеты Ирану и Ираку помогает делать. Сирию с Ливией перевооружает. А те ведь не только не скрывают намерения нас уничтожить - афишируют! А ну-ка продай мы Чечне пару боеголовок и пришли специалистов по их доставке на Васильевский спуск? Поверили бы русские и ваш президент в наши дружеские чувства?"

За спором мы не заметили, что ушли вдоль пляжа далеко за блок-пост и очнулись только тогда, когда со склона ссыпались шестеро драных арабских подростков с об-резками стальных труб в руках. Они пошли на нас, всем своим видом выражая угрозу. "Кто вы? - на иврите спросил один из них. Поселенцы?" "Что вы! - сев-шим голосом ответил перепуганный насмерть Сырых. - Мы иностранные коррес-поденты. Из России и Англии. Мы ваши друзья." "Он тоже? - ткнул герой палес-тинского споротивления трубой в живот Амирама Эйделя. - Ну-ка, аба (отец), скажи мне что-нибудь по-русски или по-английски." "Я тебе, подонок, скажу по-арабски," - добавил что-то старик и тотчас свалился от удара трубой по голове. Таня проводила какие-то приемы самбо с напавшим на нее подростком, я врезал кулаком в удиви-тельно холодную наощупь рожу, Ингрид и Владимир судорожно вцепились в свою аппаратуру, которую у них вырывали. Но тщетно. На Сырых дико заорали, и он покорно выпустил из рук свое имущество. Ингрид рыдала, сидя на песке, тоже ограбленная, а на меня замахнулся трубой тот же главарь, что оглушил или убил ста-рика-поселенца. Я подставил голую руку, понимая, что это меня не спасет, когда ос-каленное лицо моего торжествующего врага вытянулось, а в белых от злости глазах замерцал ужас. Он медленно присел и нежно положил свою трубу на песок. Его друзья так же робко опустили рядом видеокамеры, с заискивающей улыбкой глядя на что-то за моей спиной.

Я оглянулся. К нам не спеша шли двое магавников (бойцов пограничной охраны). Ни слова не говоря, светлоглазый сержант сделал неуловимое движение автоматом, и главарь с воем завертелся в песке. Остальные бросились бежать, но запрыгали и по-падали от беспощадной очереди из автомата по ногам. Сержант что-то говорил в мобильник. На пляже появился джип, а за ним военная санитарная машина. До меня не сразу дошло, что спрашивает сержант: "Она с вами или с ними?"

Оказалось, что речь идет о Тане, стоявшей с трубой в руке. "Да я просто у него отняла оружие, - сказала она, и все заулыбались вслед за ней. - А теперь вот руки не разжимаются. Можно мне этого гада хоть разок по башке огреть? - шагнула она к главарю, судорожно разевающему рот на песке. - Это же он ударил Амирама." "Нельзя, - по-русски сказал ей сержант. - Я его уже наказал. Драться он долго не сможет. Теперь их надо отправить в наш госпиталь."

"Как вас зовут?" - Ингрид Бернс лихорадочно снимала грозных израильтян, благо-дарно им улыбаясь. "Я Дим Шустер, - сказал сержант. - А он Фарид Ферро." "Фа-рид? - удивился Владимир. - Он араб?" "Он друз, - сказал Дима. Но и арабы быва-ют на нашей стороне." "Я от вас в восторге! - спешила Ингрид. - Вы - герои."

"Представляю, как она будет все это комментировать, - сказал Амирам Эйдель с уже перевязанной головой. - Они все тут нам сюсюкают, а включишь телевизор - все наоборот тому, что на самом деле было." "Как вы себя чувствуете? - заботливо заглядывала ему в глаза Таня. - Я решила, что вас вообще убили." "Я с ними прожил всю жизнь, - ответил он. - Когда отбиться невозможно, надо тут же притвориться единственно хорошим для них - мертвым евреем. А ты просто чудо, Танья! Как ты двоих сбила с ног и одного разоружила..."

Подростки, стеная и обливаясь слезами, ковыляли в санитарный фургон. Главарю надели наручники, остальных даже не связывали. Мы залезли в джип и покатили к поселению. Я решил, что мне показалось, когда над моей головой пропела пуля. Но с вышки блок-поста в сторону арабской деревни простучала пулеметная очередь...

Под самыми окнами моего коттеджа джип высадил нас и умчался. Навстречу бежали перепуганные Феликс и Изабелла. Моих сыновей-близнецов Ромы и Семы нигде не было видно. Из поселения слышался плач. Там шли похороны, и мы заспешили к лестнице, когда с той стороны пляжа, где только что был наш бой, появилась вих-ляющая в песке легковая машина. "Зямочка, - первой заметила опасность моя жена, бросившись мне на шею, словно стремясь заслонить. - Нас убивают!.."

У развернувшейся на полном ходу "зубару" распахнулась дверь. Араб стоял на коле-нях на заднем сидении и целился в нас из гранатомета. Черная труба окуталась дым-ком, и на нас полетело нечто стремительно раздувающееся в воздухе, мгновенно зас-лоняя своим вибрирующим корпусом весь белый свет...

Глава вторая. Эрец-Исраэль

1.

"Ничего не понимаю, - услышал я дрожащий голос Тани. - Промазал он, или граната была неисправная?" "И неисправная меня бы кокнула, - поднимался с песка Феликс. - Летела прямо мне в лоб!" "И мне, - уже смеялся я. - Однако где они? Сквозь песок провалились?" "Мне не так интересно, где они, - встала с песка моя жена, отряхивая джинсы, - как где мы?"

Только теперь я осознал невероятное - коттедж над нами был не мой. Вообще не коттедж, а роскошная вилла с теннисным кортом и буйной растительностью вокруг строения. За ней угадывались такие же виллы, а на западе, вроде бы за египетской границей, серо-голубыми облаками громоздились небоскребы, каким позавидовал бы и Тель-Авив. В Газе за эти мгновения кто-то тоже выстроил роскошный белый город. Только море и пляж были точно те же - с серыми пятнами огромных медуз в песке и ленивыми волнами, неизменно катящимися здесь только с севера.

Британский и русский журналисты лихорадочно снимали все вокруг на видеокамеру, опасаясь, что сейчас все вернется, и в эти миражи никто не поверит. Амирам Эйдель воздевал руки к небу, повторяя: "Нес, нес (чудо)!"

Моя "Арабелла"! - пронзила меня первая мысль. И вторая - где же теперь Рома и Сема? И - где же Израиль? Или это и есть Израиль, но на том свете?

***

"Не бывает такого взрыва, - обескураженно оглядывал между тем сержант Дима место нашего исчезновения, - что не оставил бы никаких следов человека, а тут было семе-ро! Должно быть как минимум то же, что осталось от террористов после моего вы-стрела! Ничего не понимаю, хаверим." "Хуже другое, - мрачно сказал Фарид, моргая круглыми восточными глазами. - Нам никто не поверит, что тут вообще были люди, что они подверглись нападению из вон той машины, что у палестинцев в ней был гранатомет. Те тут же завопят, что заблудилась мирная семья с грудным младенцем, которую сожгли кровожадные магавники."

Машина чадила на песке, изредка вспыхивая взрывами боеприпасов. Бензобак вы-горел в первые же секунды. Выяснить, кто в ней был, предстояло экспертам.

В вернувшемся санитарном фургончике рыдали подростки. От своих ран они до того только поскуливали. Было ясно, что догорали в том костре вовсе не чужие им люди. И почему, с тоской подумал Дима, лучшая часть моей единственной жизни проходит неизменно под чад таких костров? И что меня бы ждало, останься мы в России? Те же костры, но из чеченцев и моих товарищей, только что вместо Фарида был бы какой-нибудь Саид из Казани...