Местные жители Хвойной Бухты избегали посещать подобные заведения общественного питания с двуличием индусского скотовода: прибыль получать хотелось, но продукта своего они не пробовали. Коренное население столовалось в нескольких труднодоступных кафе, владельцы которых были вполне довольны своей нишей на рынке родного городка, выдолбленной хорошей едой и обслуживанием. Всяко лучше, чем выковыривать глаза из распухшего черепа туризма вздутыми ценами на вычурные заклинания.
Лавки вдоль Кипарисовой улицы оправдывали себя, только если им удавалось перемещать деньги из карманов туристов в местный бюджет. С точки зрения обитателей, ни в одной из магазинов не продавалось ничего путного. Туристу же, охмуренному необходимостью отпускных трат, Кипарисовая улица предлагала золотые россыпи диковинных сувениров – будет чем доказать соседям, что кое-где побывал. Там он начисто забывал о том, что рано или поздно придется возвращаться к своим закладным, счетам от стоматолога и “Америкэн Экспрессу”, который в конце месяца обрушится на него, как финансовый ангел смерти.
И туристы тратили. Покупали китов и морских выдр, вырезанных из дерева, отлитых из пластмассы, латуни или олова, выгравированных на брелоках, отпечатанных на открытках, плакатах, книжных обложках и презервативах. Покупали всякую белиберду, если на ней значилось: “Хвойная Бухта – ворота в Биг-Сур”, – от книжных закладок до туалетного мыла.
Много лет назад лавочники Хвойной Бухты приняли вызов – придумать самый безвкусный сувенир, который будет невозможно продать. Владелец магазина всякой всячины Август Рассол на заседании Торговой палаты предложил местным коммерсантам, не поступаясь своими высокими принципами, закатывать в стеклянные банки коровий навоз, клеить на них красивые этикетки “Хвойная Бухта – ворота в Биг-Сур” и продавать как подлинные экскременты морских млекопитающих. Как часто случается в денежных вопросах, вся ирония Рассола потерялась, предложение приняли, разработали бизнес-план, и если бы не критическая нехватка добровольцев, согласных непосредственно расфасовывать продукт, все полки вдоль Кипарисовой улицы были бы заставлены пронумерованными коллекционными партиями банок с “Настоящими китовыми какашками”.
Обитатели Хвойной Бухты доили туристов с неторопливой, методичной отрешенностью, требовавшей скорее терпения, нежели энергичности. Жизнь в Хвойной Бухте вообще нетороплива. Даже вечерний ветерок с Тихого океана медленно подкрадывается меж деревьев, давая каждому жителю достаточно времени, чтобы сходить за дровами и раскочегарить печку до наступления промозглой ночи. По утрам в лавках вдоль Кипарисовой улицы таблички “Открыто” меланхолично трепыхаются на дверях, в безразличии постукивая по истинным часам работы, обозначенным на стеклах. Некоторые лавки открываются раньше, некоторые – позже, некоторые не открываются вообще, особенно, если день пригож, и лучше погулять по берегу. Такое ощущение, что обитатели, обретя свой кусочек мира и спокойствия, просто ждут, чтобы что-то произошло.
И оно произошло.
***
Около полуночи – в ту самую ночь, когда пропал Сквозняк, – в Хвойной Бухте разом вдруг залаяли все собаки. Следующую четверть часа по всему городку летали башмаки, раздавались угрозы и проклятья, снова и снова звонили шерифу. Весь городок бил жен и заряжал пистолеты, а тридцать две кошечки миссис Фельдстин одновременно срыгнули комками шерсти на пол веранды. Взлетало кровяное давление, откупоривались пузырьки с аспирином. Майло Тобин, зловещий застройщик Хвойной Бухты, выглянул в окно и увидел юную соседку Розу Круз – та в чем мама родила гонялась по всему двору за своими шпицами-двойняшками. Потрясение оказалось слишком велико для сердца заядлого курильщика: Майло Тобин хлопнулся об пол и издох, точно рыба, выброшенная на берег.
На другом холме у подрезчика деревьев Вэна Уильямса истощилось все терпение. Были какие-то сверхъестественные провокации или не было, но у его соседей, собаководов-перерожденцев, шесть ньюфаундлендов гавкали всю ночь. И своей бензопилой профессионального образца Вэн Уильямс уронил стофутовую монтерейскую сосну прямо на новенький соседский фургон “додж-евангелина”.
Спустя несколько минут на семейство енотов, что обычно бродило по улицам Хвойной Бухты и мародерствовало в мусорных баках, неожиданно снизошла некая мудрость. Они пренебрегли обычными еженощными трудами, и сперли из раскуроченного микроавтобуса стереосистему, а затем установили технику в своем жилище – дупле трухлявого дерева.
Ровно через час после того, как началась какофония, все стихло. Собаки сказали свое слово, и, как обычно бывает с собачьими предсказаниями землетрясений, торнадо или извержений вулкана, смысл их послания был понят совершенно превратно. Поэтому на следующее утро невыспавшийся и злой городок оказался завален судебными исками и страховыми требованиями, но никто из жителей даже не догадывался, что же на них надвигается.
***
В шесть часов утра весь кадровый состав городского старичья собрался у входа в магазин всякой всячины обсудить события минувшей ночи. Неведение по поводу этих самых событий нисколько не мешало им трепаться почем зря.
На маленькую стоянку въехал новый пикап-вседорожник. Позвякивая огромной связкой ключей, точно символом власти, спущенным с небес божеством сторожей и дворников, из машины выбрался Август Рассол. Хозяин магазина всякой всячины был мужчиной представительным: лет шестидесяти, седой, бородатый, с плечами, как у горной гориллы. Его поочередно сравнивали то с Санта-Клаусом, то с богом древних скандинавов Одином.
– Утро, ребятки, – пробурчал Рассол старикам, столпившимся за его спиной, пока он отпирал дверь в темное нутро “Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин”. Он зажигал свет, заваривал два первых кофейника своей особой секретной смеси темной обжарки, а старичье атаковало его залпом вопросов:
– Гас, ты ночью собак слышал?
– Мы слыхали, у тебя на горке дерево упало. Знаешь чего-нибудь?
– А без кофеина заваришь? Мне доктор сказал – поменьше кофеину.
– Билл думает, что гавкать они начали, потому что у ведьмы течка, но они ж по всему городу с ума посходили.
– Ты хоть выспался? А я все никак уснуть не мог.
Рассол поднял ручищу, давая понять, что сейчас говорить будет он, и старичье мигом притихло. Так происходило каждое утро: хозяин магазина прибывал посреди какой-нибудь оживленной дискуссии, и его немедля избирали экспертом, посредником и председательствующим.
– Джентльмены. Кофе готов. Что же касается событий сегодняшней ночи, я должен признаться в собственном неведении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});