Реликвиии храма и усадьбы Кунов – не единственное напоминание о жизни Конфуция в Цюйфу. В окрестностях города местные крестьяне охотно покажут вам невысокую, с отлогими склонами гору, скорее даже холм, где родился мудрец Кун. На горе стоит храм, построенный еще восемь веков тому назад, но главная тамошняя достопримечательность – это пещера, где, по преданию, Конфуций появился на свет. Когда-то там для пущей наглядности тоже стояла его статуя. Теперь статуи нет, пещера же сохранилась в целости и привлекает множество посетителей.
До сих пор мы знакомились лишь со следами жизни Учителя десяти тысяч поколений. Но мудрец завещает людям не только свою жизнь, но и свою смерть, и она-то часто оказывается даже важнее его жизни.
У восточной стены усадьбы Кунов начинается дорога к могиле Конфуция. Необычайно широкая и ровная, с вымощенным камнем центральным трактом для царственных и сановных гостей, она ведет прямо на север через северные ворота крепостной стены Цюйфу, городские посады и поля примыкающих к городу деревень. Очень скоро она упирается в высокие ворота, охраняемые парой свирепого вида каменных львов. Это вход в так называемый Лес Кунов – семейное кладбище потомков Конфуция. Здесь же могила Учителя Куна.
Лес Кунов – это действительно целый лес разных благородных деревьев и притом, наверное, единственный крупный оазис растительности в этом давно уже безлесном краю. Здесь жители окрестной равнины имеют редкую возможность слушать шорох ветра в соснах и шум дождя в густой листве, любоваться зеленой травой и осенним листопадом. По странной игре судьбы, последний приют человека, завещавшего превыше всего ценить культуру, стал для его потомков одним из немногих мест, где человек имеет возможность прикоснуться к жизни природы…
Дорога к могиле Конфуция представляет собой гениальный пространственный образ приближения к святыне. Мы входим в сокровенный, внутренний и, следовательно, интимно-священный мир (этот лес-кладбище опоясан глухой стеной), который выявляется, вырастает непосредственно из движения в пространстве. Тонкий вкус китайцев исключил присутствие в мемориале Конфуция даже малейшего налета помпезности, немедленно умертвившей бы саму идею смыкания культуры и природы, должного и естественного. Вместо вульгарной декларативности геометрически-строгих форм и монументальных пропорций нам открывается умелое сочетание порядка и отклонения от нормы, единства и разнообразия, оповещения и умолчания.
Миновав Смотровую башню, с вершины которой открывается вид почти на весь Кунский лес, мы идем по аллее, сбегающей к небольшому ручью. Среди деревьев повсюду виднеются холмики и надгробные плиты над могилами потомков Учителя Куна. Но, чтобы попасть к могиле Первого Предка, нужно свернуть на скромную боковую дорожку и перейти через ручей по узкому мостику. За ручьем новая аллея ведет вверх к храму, где раньше совершали жертвоприношения Конфуцию. Аллея обсажена могучими кипарисами, по обе стороны выстроились каменные изваяния фантастических зверей и прислуживающих чиновников. Перед павильоном стоит огромный чан для возжигания благовоний.
За этим памятным залом – огражденный кирпичной стеной двор, в глубине которого и находится могила Конфуция. Ее нельзя увидеть издалека, и к ней нельзя пройти напрямик. Посетители заходят в калитку с восточной стороны ограды, идут по обычной земляной дорожке на север мимо могилы внука Конфуция и, лишь пройдя несколько десятков метров и завернув налево, оказываются перед главным погребением в Лесу Кунов. Их взору открывается округлый холм в форме «конского крупа», приличествующий, как считали в Китае, захоронению особо заслуженного человека.
Перед холмом высится каменная плита с надписью, выведенной древней вязью: «Могила явившего Великое Свершение Высочайшего мудреца, Властителя Просвещения». Надпись появилась в XV веке, а стоит плита на каменном постаменте, заложенном еще два тысячелетия тому назад и не раз перестраивавшемся: время накладывает свою печать даже на священные могилы. Единственный знак почтения живых к тому, кто здесь погребен, – каменная курильница в виде тыквы-горлянки, которую китайцы издревле считали божественным плодом, символом мироздания. Поодаль виднеется еще один интересный памятник конфуцианской театрализации истории: домик, в котором уже известный нам ученик Конфуция Цзы-Гун, единственный среди своих товарищей по школе, прожил целых шесть лет (вдвое больше, чем требовал обычай), соблюдая траур по любимому Учителю.
Стоя перед могилой великого учителя Китая, невольно задумываешься о том, какой путь ты проделал, чтобы прийти сюда. Этот путь не назовешь ни легкой прогулкой, ни утомительным путешествием, которое могло бы служить подобием ритуального испытания. В нем ощутима скорее имитация паломничества с его блужданиями, опасными переправами и грозными знамениями, но тяготы опасного странствия здесь лишь символически намечены, только угадываются в воображении. Этот путь наполняет нас ожиданием встречи с возвышенным, но возвышенное всякий раз является в неожиданно скромном, как бы приниженном образе. Так откровения священного Леса поддерживают в нас веру в высокие истины культуры, но и освобождают от привязанности к прописным истинам. Снова и снова возвращают они к вечному и, следовательно, вечно новому, вечно обновляемому и вечно чистому в человеческой душе. Не об этой ли свежей жизни, прорастающей из глубин незапамятно-древнего быта, говорится в стихах средневекового поэта Ли Дуньяна, описавшего свои чувства в Лесу Кунов в следующих словах:
Древним могилам памятны тысячи лет.В чаще глубокой холоден майский день.Дождик весенний падает с хмурых небес,Одежд не меняю – страшусь нарушать ритуал.В башне высокой путник отыщет приют,В гнездах над крышей птицам неведом покой.В роще безлюдной не видно старинных могил,Коли сбился с пути – можно тропу поискать!
В конце концов, встреча с Конфуцием – это только обещание нового, еще непрощенного пути.
Размышления после пролога
На своей родине Конфуций все еще напоминает о себе почти физически осязаемой памятью сердца. Он все еще живет в бесчисленных гранях беспредельного кристалла жизни – в едва уловимом аромате хвои, в узоре света и тени на дорожках и стенах домов, в безмолвии морщинистого камня, в сумраке прохладных залов и в полустертых письменах на забытых плитах… Как распутать, расколдовать эти следы непостижимо-древней и все же такой близкой и внятной жизни? Слишком они разрозненны и запутанны. Слишком легко уводят к произвольным домыслам. Слишком они непритязательны. Слишком порой откровенны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});