На зарубежные шахматные турниры я начал выезжать с тринадцати лет. Перед каждой поездкой основательно готовился к встрече с незнакомой страной, жадно впитывал все сведения о ней, обсуждал их со школьными учителями.
Возвращался настолько переполненный впечатлениями, что поначалу не мог спать. И только выплеснув эмоции, поделившись всем увиденным с одноклассниками, успокаивался. Помню, на меня огромное впечатление произвел тот факт, что в Париже можно сидеть в парках на траве.
С детской любознательностью и шахматной обстоятельностью я сравнивал увиденное с нашей повседневной жизнью. Случались из-за этого у меня и неприятности. Некоторые взрослые выговаривали мне, что нехорошо критиковать свою страну. Но уже тогда я знал, что к любой проблеме нужно подходить объективно и при этом не бояться говорить прямо, что думаешь. Мой отец был человеком твердых принципов, бескомпромиссный. И я рад, что унаследовал эти его черты.
Фотография отца всегда со мной. Я замечаю, что и внешне все больше становлюсь на него похож. Говорят, когда я разговариваю по телефону, то жестикулирую в точности, как отец. Кстати, как и он, я легко завожусь, но так же быстро отхожу…
В школе мне довольно легко давалась математика, особенно алгебра. Я наслаждался, решая сложные задачи. Учитель даже настаивал, чтобы я посещал факультатив с целью развития математических способностей, но мама этому воспротивилась. Она считала, что сочетание математики и шахмат вряд ли приведет к гармоничному развитию личности, и хотела, чтобы я изучал литературу. Жизнь показала, что она была права.
В душе я романтик, человек чувства — во всяком случае, таковым ощущаю себя. Это может удивить, но только того, кто думает, что шахматы — это главным образом наука и что ими занимаются бесстрастные люди-компьютеры. Я убежден в принадлежности шахмат к искусству, поэтому среди прочих качеств шахматисту необходимы развитое воображение и богатая фантазия.
В отличие от шахматных способностей, литературные редко проявляются в детстве. Написание книг требует знания мира и жизненного опыта (хотя дети иногда проявляют поэтический дар). В силу своего абстрактного характера музыка, математика и шахматы не требуют такого опыта. Поэтому Решевский в пять лет уже давал сеансы одновременной игры взрослым, Моцарт четырех лет от роду сочинял музыку, а мальчик по имени Ким Юн Ен из Южной Кореи в том же возрасте решал интегральные уравнения.
Американский философ-лингвист Джордж Стайнер выдвинул теорию о том, что шахматные, музыкальные и математические способности связаны с мощной, но узкоспециализированной зоной нашего мозга. Эта зона может каким-то образом приводиться в действие в раннем детстве и развиваться независимо от психики в целом. Что ж, вполне возможно. Во всяком случае, его теория объясняет появление музыкальных и шахматных вундеркиндов.
Закончив школу, я поступил в Азербайджанский институт иностранных языков. Учителя наперебой советовали маме избрать для дальнейшего обучения именно их предмет, особенно настойчиво— преподаватели математики и литературы. Но мы решили, что знание иностранных языков будет наиболее полезным для моего шахматного будущего.
Многие задаются вопросом, почему я поменял фамилию Вайнштейн на Каспаров. Когда отец скончался, я стал жить в семье маминых родителей. Носить фамилию Каспаров казалось естественным, тем более что у них было три дочери, но ни одного сына (у моей мамы две сестры: Нелли — врач и Жанна — педагог).
Любопытно происхождение моего имени. Это одно из тех волевых решений отца, которые во многом определили мой характер за те семь коротких лет, что были дарованы нам судьбой прожить вместе. «Мое имя Ким — короткое, в общем-то глухое, — сказал отец, — а у мальчика имя должно быть звонкое. Пусть он произносит его твердо, пусть звучит буква «р». Назовем сына Гарри!»
Тот Гарик Вайнштейн, что когда-то писал сочинения в бакинской школе, и тот Гарри Каспаров, который сегодня отстаивает справедливость в шахматном мире, — это один и тот же человек. Ценности, которые я исповедую, — те же. Они не изменились с годами и не изменятся в будущем, независимо от того, успех или поражение ждет меня впереди.
Школа
В пять лет я познакомился с шахматами, серьезно начал играть в семь, в десять уже занимался в школе Ботвинника, а к четырнадцати годам понял, что шахматам суждено стать главным делом моей жизни.
Поездки на турниры и шахматные занятия отнимали много времени, на общение со сверстниками его оставалось все меньше и меньше. Таков был мой удел — раннее общение с людьми старше себя. Может, это было и неплохо. Взрослые мужчины как бы заменяли мне рано ушедшего отца, привнося в мое воспитание мужское начало и тем самым уравновешивая сильное влияние материнской любви. Но все же я жил несколько неестественной для своего возраста жизнью, уже тогда ощущая себя в какой-то мере лишенным детства. Иногда мне ужасно хотелось быть обычным мальчишкой, таким, как все.
Увы, сверстников, с которыми я мог найти общий язык, было мало. Переполненный нездешними событиями, недетскими проблемами, я был для ребят немного инопланетянином. Возможно, у кого-то мои рассказы вызывали раздражение или даже зависть. Хотя все, что я делал и говорил, было естественным желанием разделить с кем-то свои заботы и радости…
Когда я впервые увидел Бакинский дворец пионеров имени Гагарина — двухэтажное белое здание с видом на Каспий, — он показался мне каким-то сказочным шахматным замком. Привел меня туда Ростик Корсунский — он был старше меня и жил по соседству. В детстве моей любимой фигурой был слон. И однажды мы с Ростиком сыграли уникальный в своем роде матч: в начальной позиции у меня из фигур были только слоны, а у него — только кони… Позднее Корсунский стал мастером. Кстати, за три десятилетия шахматный кружок Дворца пионеров воспитал свыше 300 перворазрядников, 25 кандидатов в мастера, добрый десяток мастеров, а также первого бакинского гроссмейстера Владимира Багирова и претендентку на звание чемпионки мира Татьяну Затуловскую.
Моим первым тренером был Олег Приворотский. Он сразу отметил мою шахматную память и способность отключаться во время игры от внешнего мира. «Не знаю, есть ли такие новички в других городах, но в Баку второго такого нет», — с удивлением отметил он после первых занятий.
В девять лет я вышел в финал городского чемпионата по блицу, и мое имя впервые было упомянуто в прессе: «Ученик третьего класса Гарик Вайнштейн, играющий стоя (сидя он не достает до всех фигур!), добился на первом этапе абсолютно лучшего результата — 9 очков из 9»; «Среди четырнадцати победителей второго этапа — 13 кандидатов в мастера и… второразрядник». После удачного выступления в первенстве города среди юношей (3-е место) меня включили в состав молодежной сборной республики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});