меня.
Я знала, что мне придется подчиниться. Контракт на съемку был подписан почти год назад, но тогда проект заморозили, и я успела о нем забыть. Поэтому когда Брок позвонил и сообщил, что студия возобновляет съемки, я неприятно удивилась.
Я не хотела возвращаться, но иначе меня ждет крупная неустойка. А я, которая решила отойти от мира кино, и соответственно миллионные гонорары мне больше не получать, не могла себе этого позволить.
– Когда я должна быть на месте? – спросила я, принимая свое поражение.
– В конце июля. Они изменили сценарий – Аннабель вышлет тебе новую версию. У тебя будет время, чтобы подготовиться. Все будет хорошо, детка.
Я услышала знакомое удовлетворение в голосе Брока и представила, как он улыбается своей хищной улыбкой. Я ненавидела, когда он называл меня так, но никогда не просила не делать этого.
– Хорошо.
Мы с Броком еще минут десять обговаривали детали, после чего я повесила трубку с ощущением, будто меня использовали.
И как я переживу два месяца съемок, когда до отвращения не хочу этого?
Все, что мне нужно было сейчас – это быть здесь, дома, занимаясь делами гостиницы. Лишь это казалось мне стабильным, оплотом моего спокойствия.
Я должна была отпустить своего сына – отпустить по-настоящему. А также Олли – его я тоже должна отпустить.
С тех пор, как я рассказала ему о Заке, мы с ним больше не виделись. И я испытывала от этого облегчение, потому что я не знала, как мне вести себя, если встречу его.
Я очень подвела Олли, когда утаила от него ребенка. Но я не жалела, что родила Зака – он был замечательным мальчиком, пусть я и не смогу быть его мамой так, как хочу того.
Я жалела лишь о том, что отдала его.
Когда мама вернулась от Пет два дня спустя после нашего разговора с Олли, я все рассказала ей. Мама как раз заваривала чай на кухне, когда я вошла и с ходу сказала:
– Оливер все знает. Я рассказала ему.
Маме не надо было уточнять, о чем именно идет речь. Она отставила чайник в сторону, долго смотрела на меня, прежде чем спросить:
– И что он?
– Разозлился. Был в шоке.
Я присела на стул, глядя на маму с виной во взгляде. Я всегда чувствовала свою провинность перед ней – она ведь меня предупреждала. Просила передумать, убеждая, что придет время, и я стану жалеть, только будет поздно.
Мама оказалась права во всем.
– Еще бы. – Она кивнула, пытаясь скрыть осуждение, но я знала ее слишком хорошо.
– Думаешь, если бы я тогда созналась ему, он бы… простил меня?
Я боялась услышать ответ, потому что он не принесет облегчения, а лишь разбередит и без того вскрытые раны. Но я все равно спросила.
Мама подошла к столу и присела возле меня.
– Я в этом уверена, Чарли.
Она никогда не была намеренно жестокой, но и правды не боялась – говорила все как есть. Она и тогда говорила, что я должна сказать правду Оливеру – он простит меня. Простит, потому что любит, потому что это Олли, и он не сможет без меня, поэтому примет несмотря ни на что.
Но разве это было бы честно по отношению к нему? Я не думала так тогда, не думаю и сейчас.
– Мне следовало рассказать все твоему отцу, – горько вздохнула мама. – Уж он смог бы остановить тебя.
– Ты не сделала этого, потому что я умоляла тебя об этом. Тебе себя винить не в чем.
Мне было больно от того, что мама могла считать, будто виновата в чем-то.
– Это не так. Ты мой ребенок, я в ответе за тебя. – Она упрямо поджала губы, но предательский блеск глаз выдал ее. – Ты была юной и напуганной, мне необходимо было лучше позаботиться о тебе.
– Мам, перестань, – сдавленно попросила я. – Не надо. – Я протянула руку, сжав ее ладонь. – Не обвиняй себя в моих ошибках.
Я вынула фотографию Зака из кармана, приготовившись рассказать маме, что следила за его жизнью в течение долгого времени.
– Что это? – слегка нахмурилась она, когда я передала снимок ей. – Это…
– Да. – Я кивнула – мама, не отрываясь, смотрела на фото. – Это мой сын. Его зовут Зак.
Мама приложила ладонь к губам – пальцы ее дрожали, она была взволнованна и сбита с толку.
– Давно он у тебя? – Ее растерянный взгляд обратился ко мне.
– У меня много его снимков. Несколько лет назад я наняла частного детектива, и он отыскал семью, которая усыновила Зака. До недавнего времени он периодически сообщал мне сведения о нем.
Я не призналась маме, что и сама провела не один час в засаде, издалека наблюдая за мальчиком.
– Шарлотта! – ахнула мама, глядя на меня со смесью жалости и неодобрения.
– Ты была права, когда говорила, что я стану жалеть. – Я смахнула скатившуюся по щеке слезу. – Жаль, что я тебя тогда слушать не стала. Это случилось раньше, чем я ожидала, но недостаточно, чтобы можно было что-то изменить. Я знала, что это семья из Лос-Анджелеса, и я… просто собрала свои вещи однажды и купила билет на поезд.
Мама внимательно слушала меня, а я говорила и говорила, потому что мне давно уже надо было выговориться. Мне нужно было, чтобы меня выслушали.
– Он очень красивый, – улыбнулась мама, когда я замолчала. – Похож на тебя.
В Заке и правда было многое от меня, но и от отца также. Мама никогда не видела Шона, поэтому я не стала указывать на это.
Шон МакФерсон имел самое малое отношение к Заку. Я не хотела вспоминать этого ужасного человека. Он воспользовался мной, а когда я обратилась к нему за помощью, цинично ответил, чтобы я не наговаривала на него. Он уважаемый человек, верный муж и хороший отец. Мне следует провериться у психиатра, если я считаю, что у нас была связь, в результате которой я забеременела.
Между нами действительно не было связи. Единственный раз в его кабинете, который я помнила смутно, что только во благо. Но этого хватило, чтобы моя жизнь пошла крахом.
– Но так нельзя, Чарли.
– Я знаю. – Прежде чем продолжить, я сглотнула ком, вставший в горле. – И я больше не делаю этого – детектив перестал собирать информацию о Норрисах, когда месяц назад они переехали в Кливленд. Наконец-то я положила этому конец. Я знаю, что мой сын счастлив и любим, – улыбнувшись сквозь слезы, я посмотрела на изображение Зака, – и мне этого достаточно, чтобы