и брюк. И нестерпимо хочется кричать! Кричать во всеуслышание, громко и надрывно о том, как же мне больно. Очень больно.
Собрав со щек слезы, я плетусь в ванную. Голубая зубная щетка, шампунь с запахом ментола, бритва, лосьон для бритья и мочалка степенно опускаются в пакет.
Трель звонка и сразу же нетерпеливый стук в металлическую дверь отвлекают меня от сбора косметики.
– Аля!
Я не верю своим ушам и смотрю в глазок.
– Аля открывай! У нас ЧП, собаку укачало.
Я точно не ослышалась: сестры Комаровы на моей площадке.
– Да у меня и не закрыто, – произношу вместо приветствия, распахивая входную дверь и пропуская девушек внутрь.
– А я ей говорила: «дерни ручку». – Аня заталкивает сестру-близняшку. – Да проходите уже. Это животное всю машину уделало, – щелкает собаку по блестящему носу.
– Аль, ты прости, что мы так долго, – оправдывается Саша. – Я увидела Булочку и пропала. Ты посмотри на эту мордочку.
Булочка подняла на меня выпученные глаза, тявкнула, демонстрируя выпирающую нижнюю челюсть и кривые зубы, и активно завиляла хвостом-метелкой.
– Завтра вечером ее бы усыпили. Кто-то принес милашку на лечение и не забрал, – уточнила Саша.
– Да-да. – Аня закатила глаза, и пока сестра в ванной отмывала собаке морду и лапы, доверительно зашептала: – А еще она отдала тридцатку долга в ветеринарке. Совсем свихнулась, как Кроша сбила машина. На прошлой неделе притащила домой дворнягу прямо с улицы. Благо я успела ее выпустить, пока эта больная ходила на маникюр. А Сане сказала, что собака убежала. Я хреновая сестра, да? Кстати, ужасно выглядишь. – От Комаровой пахнет алкоголем и яркими фруктовым ароматом. Обтягивающею платье до середины колена демонстрирует плавные изгибы фигуры; глубокий вырез подчеркивает грудь третьего размера; прямые волосы, собранные в хвост, открывают шею, и десятисантиметровые каблуки лаковых туфелек удлиняют стройные ноги – словно с нее Балабаев всегда рисовал свой идеал.
– Ты не первая, кто мне сегодня это говорит. – Я поправляю полы блузы.
– Идем на кухню. – Аня тащит меня, усаживает на стул и снимает кожаный рюкзачок. – Рассказывай. – Извлекает бутылку ликера и коробку ассорти шоколадных конфет. – Ликер не предлагаю, знаю, что не будешь, а конфеты держи. За ликером, кстати, пришлось заезжать домой. После двадцати трех ноль-ноль алкогольная продукция не реализуется, – Комарова явно старалась передразнить кого-то из работников магазина.
– Ну что, она рассказала? – Саша входит в кухню, держа в руках собаку, закутанную в полотенце. – Ничего, что я взяла? – изображает извиняющуюся улыбку.
– Ничего, это Вити, – ответила я.
– Еще ничего не рассказала, – произносит Аня, по-хозяйски распахивает створки кухонных шкафчиков в поисках фужеров.
– Справа, – я направляю ее, не зная, как начать. А рассказывать придется, эти занозы точно не отстанут.
Повествование выходит эмоциональным, слезы не переставая льются по моим щекам, девочки не перебивая слушают, потягивая ликер и подкармливая высохшую Булочку шоколадными конфетами.
– Это на эти трусики у него не встает? – интересуется Аня, под нетрезвое подхихикивание сестры. – Ну, тогда у него проблемы с потенцией.
– Да нет, – оправдываю я Балабаева, оттягивая полы блузы и прикрывая бедра, – все нормально.
– Да ничего не нормально, Сорокина! Он высмеял твои планы на жизнь, признал их глупыми, не предложил помощи, оставил тебя одну, а сам сейчас трахает какую-то…
– Не матерись, – обрывает ее Саша, – ты обещала.
– Да тут по-другому нельзя, ты что не видишь? Он же обесценил все, что она любит, – продолжает Комарова-старшая.
– Я же сама виновата, – я пытаюсь возразить.
– Ты дура, Сорокина! Сама она виновата, ну-ну. Хорошо же он тебя обработал. Нашел дурочку! Меньше слушай, это они глазами пожирают яркие фантики, а возвращаются к таким, как ты.
– Каким?! – интересуюсь я воинственно.
– Спокойно! – отрезает Аня. – Мужики быстро устают ярких и непредсказуемых, и вот тогда приходит твое время, Сорокина. Красивая девочка, умная, тактичная, ориентированная на семью.
– Ну-ну. – Я закидываю в рот очередную конфету и маниакально разглаживаю фольгу, чтобы не осталось ни залома, ни складочки. – И возвращается после того, как с кем-то отдохнул? Так не нужен мне такой мужчина.
– Это клиника, – сокрушается Комарова-старшая. – Называй все своими именами. Отдохнул – трахнул. Так жизнь намного проще.
А дальше мне участвовать в разговоре и не пришлось, девочки сделали выводы, признав Балабаева первостепенным козлом, и совет сестер Комаровых постановил:
– Так! Уже четыре. – Затуманенным взглядом Аня поглядывает на экран смартфона. – Саня стелет нам постель. Сейчас ложимся спать, а утром едем выветривать из твоей головы все херню, что этот недомужик запрограммировал за шесть лет. Поняла?
Да разве можно сейчас спорить? Я согласно кивнула, собирая шуршащие обертки от конфет.
– Аля, ты извини, но там Булочка… – Саша переминается с ноги на ногу, стоя в дверях кухни. – В общем, кажется, я ее перекормила сладким, и ей опять стало плохо. Я все уберу! – пообещала она.
– Надеюсь, не на ковер? – уточнила я.
– Нет-нет! – заверила младшая Комарова. – На вещи Балабаева. Это же его чемодан стоит в комнате?
– Беру свои слова обратно, Сань. Твоя новая псина не так и бесполезна.
Мы окружаем распахнутый чемодан, Булочка старательно изображает чувство вины, уткнувшись мордой в мои ноги.
– Лучше бы на ковер, теперь придется все перестирывать, – делаю вывод, глядя на коричневую массу, стекающую по белоснежным офисным рубашкам.
– Еще чего! – Аня с хлопком закрывает крышку чемодана. – Перетопчется.
Глава 3
Алина
* * *
– Сань, успокой свою собаку! – недовольно шепчет Комарова-старшая.
– Фу, Булочка! Фу, – Саша одергивает собаку.
– Иди отсюда. – Аня сталкивает Булочку с постели и грозно шикает. – Замолчи, исчадие ада!
С площадки доносятся шаги, громкие голоса, собака не унимается, а одергивание ее лишь подзадоривает. Она бежит к входной двери и продолжает звонко тявкать, подпрыгивая и скребя когтями.
– Вот и выспались, – заключает недовольно Аня, приподнимаясь в постели. – Только половина десятого! Помолчи, – призывает Булочку к совести и кричит в сторону коридора: – Саня! А ты не забыла, что собак нужно выгуливать? Вставай, чудище оставила очередной